По образу и подобию своему
Шрифт:
— А я — Венера Милосская, — процедил сквозь зубы папаша, но Додж его не услышал.
— …Я сделал величайшее открытие во Вселенной, рядом с которым меркнут изобретения колеса, электричества и антистазиса! И люди, заметьте, благодарные люди еще вспомнят обо мне, ибо пророк я и Создатель, не чета остальным безмозглым типам вроде вас со своими ничтожными шалостями по детскому конструированию планет…
Это уже было слишком.
— Эй, послушайте, — крикнул я, — а не сходить бы вам к психиатру?
Но наш «друг» вошел в транс — глаза остекленели, а в уголках губ появилась пена.
— Я, именно я создам телом и
Ну и галиматья! Ну, что ж, сменим тактику!
— Скажите, — снова подал голос я, — а в чем заключается ваше гениальное открытие, профессор?
— О! — глаза его засверкали, словно бенгальские огни. — Именно в нем и заключается смысл всего сущего, всего эссенциального, что может только существовать, хренов ты недоносок…
— Мамаша таскала его в себе целых десять месяцев, — возразил папаша.
— Я не просто создам новую расу по образу и подобию своему, — продолжал Додж, не обратив внимание на весьма важное замечание старины Хэнка. — Я заново отстрою руками своих потомков всю нынешнюю нашу культуру, духовную и техническую, но очищенную от этой всей грязи, лжи, лицемерия! Но повторится не все!.. Только самое достойное, лучшее! У меня не будет проблем ни с экологией, ни с бедностью или безработицей! Национальная рознь будет полностью исключена, никто никогда не услышит об атомной бомбе или «Коза Ностра». Но, с другой стороны, возникнут и Шекспир, и Спиноза, и Висячие Сады Семирамиды, и ралли «Формула I»… Более того, все это будет в точности таким же, как у нас, вплоть до мельчайших подробностей. А для вас, придурков, в моем мире местанет… Поняли ли вы это?
— Но как?! — искренне удивились мы в один голос.
— О, тупоголовые! — Взвыл Додж. — Всю информацию я специальным образом закодировал в своем генетическом материале, — он, свободной рукой покопавшись в кармане, достал небольшую скляночку с несколькими каплями розоватой жидкости. — Здесь все. Моему светлому гению, хотя и не признанному некоторыми дипломированными уродами, осуществить это не составило никакого труда. Да, я смог! Я могу творить чудеса! — он шумно засопел, дико вращая глазами. — Дело в том, что мои потомки на подсознательном уровне будут вспоминать то, что я закодировал для них. И способ приготовления английского бифштекса с кровью, и пятую симфонию Шостаковича, и законы Ньютона. Кроме этого, я запрограммировал для них Библию, так что успех моему мероприятию обеспечен. И со временем, когда подойдет срок, они, наивно предполагая, что сочиняют и изобретают, будут просто ВСПОМИНАТЬ вложенные мною сведения и воплощать их в свою предопределенную жизнь! То, что я хочу! И, в конце концов, они вспомнят меня — своего Создателя! Меня!!!
— Ну, уж это полная чепуха! — вдруг не вытерпел папаша, забыв о направленном на него бластере. — Если вы, многоуважаемый, прикидываетесь профессором, то должны знать элементарный закон Сходимостной Эквиваленции Вариаций Стокмана-Пукмана. Вспомните хотя бы основные ограничения, вытекающие при однотипности исходных параметров включенной в Мешок цивилизации. Поскольку мне теперь ясно, что вы не имели абсолютно никаких шансов закончить даже третий класс заочной школы для слабоумных, могу вам, профессор, сообщить, что если где-то на планете и появляются Висячие Сады Семирамиды, то в другом месте заданного временного континуума они будут уравновешены походами великого Чингисхана…
Но Додж его не слышал. Трясясь в религиозном экстазе, он просеменил к ДУХ'у, настроил компьютер, не забывая зловеще косясь, держать нас на мушке, и осторожно вылил свой бесценный материал в приемный раструб.
— Все! — возопил чокнутый ученый, дав неожиданно петуха. — Свершилось! Ибо нет на свете места…
И тут папаша бросился на него, в доли секунды преодолев разделяющее их расстояние, и вцепился в руку, которой Додж держал бластер. Мигом вскочив на ноги, я прыгнул на спину Доджу, обхватив его бычью шею мертвой хваткой. Толстяк удивленно хрюкнул, но на ногах удержался. Мы висели на нем, словно диковинные гроздья винограда, стараясь не думать о его пальце, лежащем на спусковом курке оружия, которое он никак не хотел бросать, несмотря на все наши старания.
И толстяк все-таки им воспользовался. Бластер низко загудел и с воем выплюнул три широких луча. Додж особо никуда не целился, и нас не задело, но один заряд попал прямо в ДУХ. Тот затрещал, задымил, и сбоку отвалилась панель, оголив его запутанные внутренности. Завелась визгливая сирена, и сверху полился дождик автоматической противопожарной системы. Поначалу мы не обратили на это внимания, потому что свалили-таки борова на пол и теперь всеми силами пытались его скрутить. Бластер благополучно отлетел в сторону, и теперь дело оставалось за малым.
Додж дрался как лев, глухо ворча и бешено вращая вытаращенными глазами. О да, бесспорно, фанатизм придает силы!
— Пустите меня, идиоты! Вы не понимаете! — извивался он, выкручивая моему папаше ухо. — Ладно, вы тоже войдете в Великую Историю, так уж и быть… А-а-а!..
— А я говорю, остынь, бычий хвост! — цедил старина Хэнк, выламывая ему правую руку; я же тем временем занимался левой.
— Питекантропы! Вы противитесь святой воле! — Додж вдруг изловчился и, освободив кисть, ткнул мне пальцем в ноздрю.
А я не люблю, когда меня трогают за нос, тем более таким беспардонным способом. Собрав все свои силы, я каблуком заехал Доджу прямо в пах. Тот охнул и обмяк, схватившись за свои драгоценности и скуля от боли. Все затихли, переводя дыхание.
— ДУХ! ДУХ! — спохватился отец.
Аппарат был в плачевном состоянии. Разряд бластера попал ему в силовой блок и задел что-то еще. Лампочки беспорядочно мигали, сбоку сыпались искры, сзади валил густой вонючий дым. На полу, благодаря отключившейся к тому времени противопожарной системе, скопилась большая лужа воды, а от верещания зуммера начала трещать голова. Экран компьютера выдавал что-то совершенно неудобоваримое, а счетчик электроэнергии, висевший рядом, скрипя от натуги, накрутил столько мегаватт, сколько мы не потребляли за год интенсивной работы.
Неожиданно, перекрывая осточертевший сигнал «аварийки», раздался тонкий свербящий звук, от которого заныли зубы.
— Ложись! — заорал папаша и прикрыл голову руками, хотя мы и так распластались, словно камбалы на пляже.
Воздух задрожал, по лаборатории пробежала неуловимая тень, и из раструба ДУХ'а начало выпучиваться какое-то образование, светящееся ярко-голубым пламенем. Оно приняло форму двухметрового пузыря, но от аппарата не оторвалось, а, переливаясь всеми оттенками небесно-синего, мирно покачивалось в нескольких дюймах от пола. Папашин окурок, лежащий рядом со мной, сам по себе подпрыгивал, словно сумасшедший мячик. Свист понизился в тоне и, слава Богу, несколько стих. Мы удивленно уставились на ЭТО.