По образу и подобию
Шрифт:
— Возражения есть? Правильно, нет. Вернуться в строй.
Возражения у Каспарова были, и он их выразил яростными жестами, но жесты, ясное дело, ему не засчитали. Алёна молча злорадствовала, пока не услышала:
— Рядовая Флаконникова.
— Я, — шагнула она вперёд.
— За позорную утрату самообладания — десять суток хозяйственных работ. В подчинённые возьмёшь рядового Каспарова. Работать вместе дружно, весело и с огоньком. Тронешь его хотя бы пальцем, отправишься на «Ковчег» вместе с ним.
— Но…
— Возражения не принимаются. Приступить к исполнению своих обязанностей.
— Есть…
Алёна
— Пошли, сволочь.
И поплелась к начальнику по хозяйственной части, не оглядываясь на поганого Генку.
День прошёл в уборке и чистке, в чистке и уборке. Генка работал со злобным остервенением. Молча. Алёна поначалу думала оторваться на нём как следует, с огромным удовольствием собрала себе на язык килограмм обидных фразовых сочетаний. Но когда дошло до дела, вслух так ничего и не сказала. Расхотелось внезапно потому что.
При ментальном подавлении паранорма психокинетического спектра блокируется полностью. Вместе с даром речи Генка утратил контроль над своим огнём. И толку пинать такого? Он тебе ни в ответ что-нибудь вякнуть не может, ни в морду по всем правилам засветить. Никакого же удовольствия совершенно.
Солнце свалилось в закат, расплескав на половину неба ало-оранжевую зарю. Полосы пылевого кольца вспыхнули ярче, а у горизонта зажглась яркая черта зависшего на стационарной орбите «Ковчега». Алёна с Генкой грузили на платформу полные мусорные баки. Вообще-то, баки полагалось грузить манипулятором, но наказанным выдали машину с отключенной механизацией. «Ручками, милые мои, ручками!»- ехидно посоветовал завхоз, не иначе, вступивший в преступный сговор с комадаром Скобелевым. И вот берёшь этот бак за одну ручку, а твой напарник берётся за другую. И на платформу его. А пахнет данный предмет как… как мусорный бак! И ручки у него в чём-то отменно липком, будто специально намазанном. Блин!
В такой вот неприглядный момент к ним подошёл Тим. Возник буквально ниоткуда, подошёл — руки в карманах, — спросил:
— Опять?
Генка мрачно промолчал, Алёна тихо вздохнула.
— Эх, вы, — укоризненно выдал Тим.
Посмотрел на небо, снова на них. Потом вдруг выдал:
— Говори, Каспаров.
Генка кашлянул, потёр горло. Просипел охрипшим голосом:
— Проклятые телепатишки… Ненавижу!
— Тим! — ахнула Алёна. — Как же так?! Телепатия же несовместима с психокинезом!
— Ограниченно совместима, — возразил Тим, — например, у целителей. Целители же есть не что иное, как частный случай неограниченного психокинеза, Аля. Каспаров, ты дурака только не валяй. Скобелев просечёт и снова блок наложит, а меня рядом не будет, так-то.
— Почему? — спросил Генка. — Какого чёрта ты вмешался, Флаконников? Кто тебя просил?!
— Тебе нужны твоя паранорма и твой голос, — объяснил Тим со вздохом. — Ты нужен. Ты нужен «Ковчегу», Каспаров. Несмотря ни на что и вопреки всему.
— Тьфу, — плюнул Генка. — Ты можешь выражаться яснее, парень?
Тим качнул головой.
— Перестань огорчать мою жену, Гена.
— А то что? — задиристо спросил Каспаров, сжимая кулаки.
Он хочет драться, поняла Алёна. Он давно уже хочет подраться с Тимом, считает себя сильным и крепким, и думает, что может начистить Тиму морду. Идиот! У него же нет никаких шансов совершенно, он что, не понимает?! Тима Алёна увидела, когда Огнев уговорил его на тренировочный спарринг. Тим долго отнекивался, а потом всё- таки пошёл. Но, как говорится, кина не вышло: мордобой на поражение и все средства хороши. Огнев долго потом ходил задумчивый и спаррингов больше не предлагал…
— Тим! — встревожено воскликнула Алёна.
Тим поднял ладонь.
— Ничего, Гена, — тихо сказал он. — Но ей очень плохо от твоих слов. Пожалуйста, перестань.
Каспаров ошарашено молчал. Он ожидал, кроме шуток, наезда, обычного в подобных случаях. Но вместо угроз услышал тихую, исполненную печали, просьбу. И это сбило всю злость в ноль. А нападать без злости Генка ещё не умел…
— Пойдём, Аля, — Тим взял Алёну под локоть. — Пойдём…
— Эй! — очнулся Генка, — а баки я один таскать буду, что ли?!
Тим не обернулся, но все стоявшие на земле баки взмыли в воздух и аккуратно выстроились на платформе. Генка присвистнул с уважением. Полезная в хозяйстве штука, неограниченный психокинез! Самому Каспарову такой фокус никогда не удастся. Спалить — это пожалуйста. Но поднять, не прикасаясь руками, — никогда…
Поздним вечером на верхней террасе собирались полуночники — те, кто был свободен от вечернего и ночного дежурства, кому не надо было заступать на дежурство прямо с утра. Болтали, смеялись, парочки целовались по углам, кто-то принёс гитару, инструмент переходил из рук в руки, — всё, в общем, как всегда.
Алёна смотрела со стороны. В такие вечера приятно гулять об руку со своей половинкой или флиртовать с другими, если не занята. Но Тим бродил по своему обыкновению невесть где, а флиртовать с другими Алёна не собиралась. Даже не в статусе замужней было дело, а просто… просто… предательством казалось просто.
Как будто в беззащитную спину нож втыкаешь. Да и… кому там глазки строить? Каспарову?
Но сидеть в комнате не хотелось, спать — тем более. Алёна встала у перил, спиной к веселью. Смотрела в бескрайнюю каменистую степь, на восходящую реку Млечного Пути, накосо перечёркнутую полосами пылевого кольца, вдыхала горький полынный вечерний ветер, и было ей почти хорошо.
— Привет.
Алексей Белоглазов. Алёна помнила его по Отрадному, по тренировочному полигону «Поймай кота», — как давно это было, вечность целую назад. Алексей, несмотря на возраст, был уже в чине комадара, и Алёна жалела, что при распределении оказалась в отряде не у него. У Алексея, во-первых, не было Каспарова. Во-вторых, Алексей не был таким непрошибаемым пнём как Скобелев. Скобелеву частенько хотелось скорчить в спину рожу и высунуть язык, до того он был весь из себя такой правильный. Зубы сводило от его правильности. Удерживал от необдуманного поступка телепатический ранг начальства. Ведь почувствует! И мало не покажется. Мусор что, мусор — ерунда. А вот упасть отжаться триста раз? Или столько же раз присесть? Или на перекладину… А то и все вместе сразу. После чего небо кажется с копеечку, и о зубной щётке, коей доводилось иной раз натирать плац для пущей стерильности, мечтаешь как о громадной награде…