По образу и подобию
Шрифт:
— Зараза, — выдохнула Алёна, яростно пытаясь стащить браслет с руки.
Браслет не поддавался. Хоть руку отгрызай!
— Бесполезно. Даже не пытайся.
Алёна вскинула голову. Чужой подпирал спиной стену, сложив на груди руки. Он переоделся в эффектный тёмно-зелёный костюм с воротничком-стойкой, из-под рукавов выглядывали белоснежные широкие манжеты. Свои длинные, в мелкое колечко, волосы уложил в высокую причёску, выпустив одну прядь у виска, отчего стал похож на персонажа старого фильма. В другой раз Алёны бы прыснула,
— А я думала, ты немой! — вырвалось у Алёны вперёд разума.
— Не немой. Выучил. Головная боль и общая слабость после ментального сканирования — это нормально. Скоро пройдёт.
Нормально, он сказал. Нормально! Знал бы он сам, что это такое, когда мозги выворачивает и колотит о стены собственной черепушки.
— Сними с меня эту пакость! — потребовала Алёна, поднимая руку с браслетом.
— Не сниму, — отказался он и пояснил: — Ты опасна.
Алёна сжала кулак, мгновенно одевшийся алым огнём.
— Боишься? — свирепо спросила она.
— Боюсь, — равнодушно ответил он.
Засветить бы ему в физиономию! Но Алёна уняла клокочущую ярость. Первая попытка спалить поганца окончилась для неё слишком плачевно, забинтованная рука тому свидетель. Испытывать по второму разу тот же самый кайф не хотелось.
— Кто надел на тебя это?
— Никто, — огрызнулась Алёна. — Я сама.
— Сама-а! — чужой изумился беспредельно, даже рот приоткрыл.
— А что? Что это такое, чёрт возьми?
— Как ты надела его?
Алёна поняла, что он не отвяжется, пока не расскажешь ему подробности.
— На одной планете по дороге сюда мы нашли вашу базу, — нехотя сказала она. — Только та база была совсем мёртвая, и меньше этой. Вот там нашла, надела, а снять не смогла. Он не мешал, в общем-то…
Не мешал, да. Пока не замахнулась на хозяина.
— Повезло, — философски отметил чужой.
— Так ты объяснишь мне наконец, что это такое? — не вытерпела Алёна.
Он совсем по-человечески пожал плечами:
— Это шоулем. Контроль агрессивности. Его надевают на животных, компаньонов и диких, а так же на всех, кто был поражён в правах, не зависимо от изначальной буйности, в качестве дополнительного обозначения их статуса…
Алёна потрясённо переварила услышанное. Ожидала чего угодно, но чтоб такое!
— Сними его с меня! — потребовала она. — Сейчас же. Я не животное!
— Не сниму, — спокойно отказался чужой.
Алёну захлестнуло эмоциями. Вот ради чего она отказалась возвращаться, оказывается. Ради статуса комнатной собачки!
— Ненавижу! — крикнула она, заливаясь слезами. — Урод, выродок, ненавижу!
Чужой молча выслушал её истерику. Потом ровно произнёс:
— Ты мне не нравишься тоже.
Отлепился от стены и вышел из комнаты. Алёна повалилась обратно на постель, долго плакала. От слёз на какое-то время даже заснула. А потом её начала кусать совесть. Она вспомнила, как этот парень, едва выбравшись из анабиоза, бросился разыскивать ушедший «Ковчег». Несколько часов поиска, перелёт туда и обратно. И как ему плохо стало в конце, а он, вместо того, чтобы завалиться отдыхать, зарядил в себя стимуляторами. От которых однозначно потом мучился. Может быть, почти так же, как она сама недавно с головной болью.
Лежать дальше и тетешкать свою обидушку стало невыносимо. Алёна слезла с постели, высоковато оказалось, однако. Как бы не свалиться, когда заснёшь… Подошла к двери. Дверь едва угадывалась на ровной стене. Если честно, не видела бы, как они открываются, так и не нашла бы. Во всяком случае, сразу.
Обдало внезапным страхом. Что если чужой запер её в комнате? Вполне мог, под его характер. Но дверь распахнулась, отреагировав на браслет…
Ограничение прав, говорите? Наверное, не всех, раз открываются двери.
В коридорах было пусто, жарко и тоскливо. Алёна заблудилась очень быстро. Но вышла в какую-то круглую комнату, оказавшуюся маленьким зимним садом. Кусочек парка, гравийные дорожки, камни, небольшой, весело журчащий, ручеёк, коротенькие толстенькие деревца с крупными листьями-сердечками. Комната для релакса? Она поддерживалась в автоматическом режиме все эти немыслимые столетия или её организовали только сейчас? Алёна протянула руку, чтобы потрогать зелёный лист, и пальцы не ощутили характерной для любого листа упругой влажности. Голограмма. Значит, второе. Может быть, со временем тут и появятся настоящие растения. Но пока комнатой владели лишь иллюзии. Благо вода была настоящей, как и камни.
Чужой внезапно обнаружился за одним из камней. Он сидел прямо на земле, свернувшись в узел, — немыслимая для человека поза! — и плакал. Тихо, отчаянно, почти беззвучно. По уму надо было бы развернуться и уйти. Алёна судила по себе: она вот совершенно точно не хотела бы никого видеть рядом с собой в момент слабости.
Наверное, связаться со своими парню не удалось. Наверное, он вообще последний из всей своей расы. Последний из могикан. Вспомнились ряды мёртвых анабиозных капсул-вродесаркофагов, с высушенными мумиями внутри. Их всех надо было похоронить, как у них принято… Положить в могилу или сжечь. И он всё это сделал сам. Один. Просто потому, что некому было больше…
Алёна вдруг подумала, что чужой ненамного её старше. А может быть, даже младше. Мальчишка совсем. Почему-то складывалось именно такое впечатление…
Надо уйти.
Надо.
Такую боль не разделишь с посторонними.
Но очень уж не хорошо тогда получится.
Не по-человечески.
Алёна вздохнула, подошла, села рядом, обхватив коленки. Тихо сказала:
— Прости…
Он кивнул. И отвернулся. Алёна тоже старательно смотрела в сторону.
— Тебя как зовут? — спросил он через время.