По образу и подобию
Шрифт:
Но он был — странный, интересный, таких Алёна ещё не встречала. Улыбается, а в глазах какая-то грустная, всё понимающая, совершенно взрослая усмешка. А за руку взял — будто по коже прошёлся ветерок, тёплый, ласковый. «О-нор прайм», он сказал. Надо будет посмотреть в информе, что это за генерация такая…
Домой Алёна вернулась с тихой улыбкой на губах. Ну, и что, что там этот Огнев, подумаешь. У мамы есть Огнев, а у неё теперь будет Тим. Она представила себе, как знакомит нового парня с товарищами взрослыми, и прыснула: сценка получилась смешной до умопомрачения. Потому как если мама вдруг встаёт в позу, — а она может и ещё как, легко киваем на её собственного мужика. Мол, ты у меня не спрашивала, когда своего в дом приводила. А у меня тоже теперь Тим есть! Мысли об отмщении сладко щекотали нервы.
Дома никого не оказалось. Алёна влезла в холодильник, соорудила себе поесть, потом завалилась в свою комнату и размазала экран терминала полукругом у дивана, чтобы лишний раз не вставать.
Поиск по запросу «о-нор прайм» выдал массу интересного, кроме самого нужного.
Праймом звалась первая генерация того или иного биоинженерного проекта. Первая и вторая генерации всегда отрабатывались учёными на компьютерах. Просчитывались. Доводились до ума. Дети с новой генетической линией считались уже генерацией третьей. Редко, очень редко, когда результаты компьютерного моделирования получались неоднозначными, давалось добро на рождение человека- прайма. То есть, Тим являл собою уникальный экспериментальный образец. Однако.
В названиях генетических линий шифровались имена разработчиков, Алёна нашла линию «кон-нор» — Владислав Конев и Эдуарда Петровна Норкина. На Норкину информ выдал четыре страницы регалий, научных званий, открытий, достижений и внедрений, девочка читать запарилась. Конев был проще, но, прямо скажем, тоже монстр. Небожители. Легенды Института, отцы-основатели. В случае Норкиной — матери, надо думать. Буква «о» означала другую известную фамилию, Ольмезовских. Алёна вспомнила лектора из Экспо, Олега Ольгердовича Ольмезовского. Нашла в информе его. Тоже непростой товарищ, хотя до Норкиной с Коневым ему пока далеко.
Алёна пролистала справочник действующих паранорм от «а» до «я», нашла свою генерацию с кратким описанием и именами генетиков-авторов этого проекта, генерацию своей матери. «О-нор прайм» нигде не значился. Эдуарда Норкина работала только в паре с Коневым, а на заре своей карьеры — ещё с Андреем Смеховым, Виталием Симоновым и Линдой Айзенбах. А Олег Ольгердович Ольмезовский с Норкиной работать не мог, она умерла за год до его рождения, в возрасте — тут у Алёны глаза на лоб попросились сами — в возрасте двести сорок одного года. Люди столько не живут!
Даже генномодифицрованные.
Надо будет спросить завтра у Тима, в чём, собственно, дело.
Возня в коридоре — мама пришла. Судя по звукам, не одна.
— Элен, ты дома?
— Да…
И был ужин на троих, вежливый этикет, влюблённые взгляды упавшей за горизонт событий пары, ощущение собственной неприкаянности. Третий — лишний, третий всегда в таких делах лишний, и Алёна поспешила сбежать из гостиной при первой же возможности. Кажется, её отсутствия даже не заметили.
… Алёна долго стояла на веранде, смотрела в тёмное небо. В углу слегка светились в полумраке белые цветы карликовой магнолии; мама принесла деревце в два года назад с какой-то выставки. Оно долго болело, упорно пытаясь засохнуть, но сделать ему этого не дали, и вот теперь на тонких ветках распустились цветы.
Густой сливочный запах лимонной ванилью растекался от них по веранде.
Эх, мама. Уже не забыть её безумный, счастливый взгляд на этого Огнева. На прежних она так не смотрела! Ни на одного из них. Влюбилась. А, может, всегда любила, просто, как они оба выразились, обстоятельства развели. Алёна не умела выразить словами чувства, бушевавшие сейчас в её душе. Но эти чувства совершенно точно тоже были другими, нежели раньше, при виде любого из прежних маминых друзей сердечных.
«Тоже хочу так», — думала девочка, подставляя разгорячённое лицо холодному ночному ветерку. — «Тоже хочу любить по-настоящему… и чтобы меня любили!»
Ковш Большой Медведицы величаво плыл над головой, то ныряя в лёгкие облачка, то вновь показываясь из-за них. Со стороны Нижнего Города поднимался тонкий опрокинутый серпик Луны, следом за Луной шла сверкающая полоса строящегося на орбите «Ковчега».
Тим пропал, и найти его оказалось нереально. По одному имени, Тимофей или Тимоти или просто Тим, информ вываливал аккаунты в таком количестве, что аж зубы ныли при виде списков размером с добрую посадочную петлю. Ни один из них даже близко не походил на странного приятеля с недокументированной паранормой «о-нор прайм». А тех, в которых вместо реального портрета использовались всякие левые картинки вроде лысого черепа, медведя или кровавой розы, нашлось ещё больше, каждый просматривай теперь, что ли? Кстати говоря, ещё не факт, что у Тима вообще есть аккаунт в информе. Есть такие, упёртые. С паранойей в адрес социальных сетей.
Алёна убила весь школьный день на бесплодный поиск, схлопотала выговор от учителя физики, застукавшего её в сети, а на динамической тренировке снова свалилась в воду, получив в качестве бонуса хохот бывшей подружки. На Мальсагову и ухом не повела, та просто перестала существовать. Как отрезало. Ровная серая стена, ни одной эмоции. Пёс с нею, с Мальсаговой, сама дружбу многолетнюю предала, вот пусть и радуется жизни. Отдельно! Не за Алёнкин счёт.
Анонс «Года биоинженерии» в Экспо среди вороха пёстрой рекламы Алёна заметила не сразу. И сообразила не сразу, что там же в числе прочих стоит в расписании программа лектория «Алхимики современного мира» от профессора Ольмезовского! Вот уж кто точно всё объяснит, решила девочка.
Она еле дождалась окончания занятий. Следовало спешить, в этом сезоне лекторий закрывался как раз сегодня, попробуй потом к профессору подойти! Запрётся у себя в лаборатории, можно сказать, почти в параллельной Вселенной, и сиди у него под дверью, жди, когда снизойдёт. Если ещё до той двери допустят. Научные корпуса стояли отдельно, доступ к ним был ограничен, просто так, с улицы, даже рядом не пройдёшь…
Саму лекцию Алёна восприняла уже получше, чем в прошлый раз, хотя вникать в тонкости она не собиралась, не за тем пришла. Однако подобраться к профессору оказалось нереально из-за большого числа желающих задать вопрос, почти всегда идиотский, и получить обстоятельный, терпеливый и очень вежливый ответ. Как у Ольмезовского нервов-то хватало, интересно? Действующий биоинженер-практик, он наверняка тихо сходил с ума, общаясь с посторонними вне стен своей лаборатории.
Да… надо было позже придти, глядишь, народу было бы поменьше. Скрепя сердце, Алёна осталась на следующий цикл. Голову задёрнуло примерно на середине лекции. Во-первых, всё это девочка уже слышала, и оно совершенно свободно в одно ухо влетало, а в другое вылетало из-за низкой общей подготовки по предмету разговора. Во-вторых, вчера, мучаясь бессонницей, прогоняла всю ночь по сети в аэросладж с такими же придурками, пока суточный трафик не высвистела в ноль. Было весело, не вопрос, вот только голова, вспухшая погодными условиями на одиннадцатом уровне, на подушку упала только к половине пятого утра… А в семь — вставать, по расписанию. Иначе на занятия опоздаешь, и за опоздание нахлобучат школьный двор зубной щёткой мести, без разницы, что его до тебя такие же неудачники ещё вчера вычистили.