По острию ножа
Шрифт:
— «Всем хороша ты, Машка…» — начал Куликовский.
— Что, и со вторым вариантом не слава богу?
— Ну конечно. Сам посуди, Иван Иванович. Маленькие полководцы железнодорожных шпал и кавалеры слепой Фемиды своих привилегий без боя не отдадут.
— Значит — бой. А куда денешься?
— Я скажу тебе больше, дорогой полпред. Твой проект и в самом Минобороны встретят в штыки.
— А им-то что?
— Продолжи дальше свою логическую цепочку. Из твоей новой системы единого комплекса вооруженных сил выпадают и министр
— Говори.
— Причина здесь простая: ведь главнокомандующим-то становится президент.
— Давай вспомним российскую конституцию, — предложил Матейченков. — Мы все ее основательно подзабыли, а зря.
— Ты говоришь о роли правительства?
— Ну да, — кивнул полпред. — Конституция говорит, что правительство обязано осуществлять меры по осуществлению обороны страны. Минобороны — не что иное, как одно из структурных подразделений правительства. Ты, надеюсь, с этим согласен?
— Абсолютно.
— А с другой стороны, что означает: «обеспечение»? Это вполне конкретное понятие: сюда входит обеспечение финансовое, материально-техническое, продовольственное.
Куликовский добавил:
— Производство вооружений. Стоп!.. Это что же получается? Министр обороны должен будет переквалифицироваться в хозяйственника, финансиста, в производственника… Да в кого угодно! А как же маршальские погоны?..
— Увы, они в этом варианте утрачиваются. — Матейченков помолчал и добавил: — Но пора ведь не о погонах, а о России подумать.
Глава 4. Замысел
Гибель каждого солдата в Чечне генерал Матейченков воспринимал тяжело, болезненно, как личную свою утрату. Особенно невыносимо было видеть, как гибнут мальчишки-новобранцы, успевшие отслужить в армии без году неделю. Он пытался докопаться: чья злая воля отправила их на Северный Кавказ? Но нащупать главного виновника было нелегко. Все лица минобороновских высокопоставленных чиновников сливались в одно, серое и невыразительное.
Попробуй, разрушь эту круговую поруку! И что здесь является первопричиной? То ли огромные деньги, проще говоря — взятки, то ли чье-то осознанное желание обескровить Россию, пустить по ветру самый ценный ее человеческий материал. А может — и то и другое вместе?..
К счастью, не только из мало обученных новобранцев состояла армия. Были здесь и кадровые военные достаточно высокого уровня подготовки.
Матейченков отчетливо понимал: Чеченские войны — и первая, и вторая — не говоря уж о Кавказской кампании, которая велась в ХIХ столетии генералом Ермоловым, имеют специфическую окраску, резко отличающую их от других войн. Они проходят в основном в горной местности, и потому в той или иной степени вынужденно носят партизанский характер.
Поэтому, решил генерал Матейченков, необходимо срочно расширить и укрепить части, способные вести именно такого рода боевые действия. Один опытный диверсант способен принести урон противнику больше, чем целая рота или батальон бравых вояк, приученных к войне в равнинных условиях.
Полпред долго искал, на кого опереться, чтобы осуществить свой замысел. Наконец, выбор его остановился на полковнике Николае Константиновиче Петрашевском
Полковник некоторое время возглавлял войсковую разведку армейского корпуса, что Матейченкова устраивало. Устраивало его и то, что Николай Константинович хорошо знал местные условия, причем его богатый военный опыт отнюдь не ограничивался одной Чечней: кроме нее, Петрашевский повоевал практически во всех «горячих точках» Кавказа и Закавказья: Дагестане, Карабахе, Баку, Тбилиси, Абхазии…
В Чечне во время ожесточенного сражения полковник был тяжело контужен вражеской миной, но теперь излечение близилось к завершению.
Генерал пригласил его на беседу — дружескую, неофициальную. Они сидели в офицерской палатке, за ее брезентовыми стенками гремела недальняя канонада. Докрасна раскаленная буржуйка источала жар, на столе стоял чайник со свежезаваренным чаем, от которого в палатке пахло как-то по-домашнему…
— Какие у тебя планы на будущее, Николай Константинович? — спросил Матейченков.
— Простые: долечиться.
— А потом?
— Вернуться в строй.
— Демобилизоваться не собираешься?
— Нет.
— Между прочим, имеешь полное право.
— Я кому-то здесь мешаю, товарищ полномочный представитель? — с солдатской прямотой рубанул Петрашевский.
— Никому ты не мешаешь, успокойся, полковник, — улыбнулся в густые усы Матейченков. — Наоборот, я очень хотел бы, чтобы ты как можно сильнее мешал.
— Кому?
— Боевикам.
— Наши желания совпадают. Потому я и хочу остаться в армии.
— Коли ты так настроен, поговорим более подробно. Меня интересует твое видение нынешней войны.
— Я часто об этом думал, — оживился полковник. — Почему при таких мощных силах и технике мы то тут, то там терпим неудачу? В чем корень наших ошибок, или просчетов?
— Интересно…
— Дело в том, что мы привыкли к традиции. Возьмем тот же Кавказ — это самая близкая для меня тема. До начала девяностых Кавказ был спокоен — таким оставил его нам в наследство Советский Союз.
— Спокоен до определенной степени, — уточнил генерал.
— Вот именно! — подхватил Петрашевский. — Это было спокойствие спящего вулкана, который мог проснуться. Наше тогдашнее военное и политическое руководство обязано было этот момент предвидеть, а оно, честно говоря, его прозевало. Когда чеченский вулкан начал просыпаться, мы по старинке продолжали полеживать на боку, уповая на авось, на то, что все обойдется.
— А чеченцы?
— Вот те не дремали. У них сразу же возникли — может быть, и стихийно — мелкие диверсионные группы, которые наносили нам вред больше, чем целые организованные части.