По понятиям Лютого
Шрифт:
Но перстень еще меньше. По сравнению с масштабами типового городского жилища он как иголка в стоге сена. Песчинка. Тысяча мест, где его можно укрыть. Спустя час думаешь – нет, миллион.
Сервант, шкаф, комод, тахта, стол. И везде есть свои закоулки, щелочки, дырочки, складки, пыльные и не очень углы. Взять вот этот книжный шкаф. Сколько здесь книг? Сотня, не меньше. Каждую надо раскрыть и пролистать, потому что тайник может находиться внутри, под корешком, в вырезанном бритвой углублении среди страниц. Так в детективных романах прячут пистолеты. Но тяжесть
Лобов пришел к выводу, что он смог бы обустроить вполне надежный тайник. У него бы получилось. Способности есть. И мысли текут в правильном направлении. Но искать тайники – таких способностей у него нет, это увольте. Может, способностей, а может, терпения. Нет у него терпения.
– Сашок, со шкафом все? Так чего застыл? Не стой, не мылься. Иди к Пономаренко, он на кухне. Там работы до дядиной макушки!
Горбань тоже на кухне. Сидит, руки на груди, смотрит в окно, молчит, покачивает ногой. На вошедшего Лобова не обернулся.
– Бери посудный шкаф и стол. И холодильник, – тихо командует Пономаренко.
Засучив рукава, лейтенант сноровисто разбирает газовую плиту. Время от времени он вытирает руки газетой, берет электрический фонарик, светит внутрь, смотрит. Разбирает дальше. Гремит противнями. Приподнимает выпотрошенную плиту, встряхивает, прислушивается. Потом начинает собирать.
Лобов быстро заканчивает с посудным шкафом, становится на табуретку, осматривает верх. Даже отодвигает его от стенки.
– А что, холодильник тоже надо разбирать?
Пономаренко смотрит на него, кривится, молча машет рукой. Непонятно, то ли «давай, разбирай», то ли «ну его на фиг». Лобов выставил продукты на стол, выгрузил из морозилки какие-то свертки.
– А что с этим? – Он показал на смерзшиеся брикеты мясного фарша. – Там ведь внутри вполне можно спрятать…
Горбань оглянулся, усмехнулся.
– Что, будете котлеты сейчас жарить?
– У них, в Ленинграде, могут, – усмехнулся Пономаренко и опять махнул рукой.
А Студента аж холодный пот прошиб! Вот оно что! Это не просто пробный «наезд»! Они по следу из Эрмитажа пришли, по кровавому следу от трех трупов! И тут же из холода бросило в жар: главная-то улика – перстень, у него на пальце!
Секунду подумав, Лобов убрал свертки в сторону. Сметана. Банка с томатным соусом. Там можно хоть десять перстней упрятать. Покосился на Пономаренко, с фонариком ползающего на коленях у радиатора отопления. Наверное, это все-таки лишнее. Нелогичное место для тайника. Так упрячешь перстень в соус, а потом забудешь и слопаешь его вместе с борщом… А вдруг, подумал Лобов, преступник рассчитывает именно на такой ход его мыслей?
Канюкин что-то крикнул из гостиной. Точнее, вскрикнул. Хлопнула входная дверь.
Пономаренко
– Что там?
– Не знаю. Сейчас посмотрю.
Дверь в квартиру распахнута. Старушки-понятые, оторвавшись от пуфов, с остолбенелым видом выглядывают на лестничную площадку.
– Он там… – шепчет одна.
И показывает пальцем.
Канюкин стоит на площадке, согнувшись, уперев руки в колени, и как-то странно встряхивает головой, будто в ухо ему попала вода. Глаза выпучены.
Из спальни показался Хромов, выглянул за дверь.
– Что у тебя такое?
Канюкин резко обернулся, едва не врезавшись в дверной косяк.
– А? Все нормально… Просто это… Голова вдруг разболелась чего-то. – Он выпрямился, выдавил жалкую улыбку. – Ни с того ни с сего, прямо как ударило вдруг.
Хромов внимательно осмотрел подчиненного, втянул носом воздух.
– Ты не пил?
– Нет-нет, ни капли. Я сейчас. – Руки у него тряслись.
– Гляди у меня, Канюкин…
Хромов вошел в гостиную, осмотрелся, но не увидел ничего подозрительного. Только фарфоровый китаец-болванчик на серванте с тихим звоном качал головой влево-вправо. Движение постепенно затухало, и под взглядом Хромова голова замерла на месте.
– Трогал? – бросил он Канюкину.
– Нет-нет, просто переставил немного… – заюлил вдруг тот. – Хотел вазу вон ту осмотреть, а он рядом стоял… Боялся, как бы не смахнуть случайно.
Хромов строго посмотрел на капитана, потом на понятых.
– Без необходимости ничего тут не лапать, понятно? – Слова были обращены скорее к понятым, чем к Канюкину. – Надо уважать неприкосновенность жилища граждан!
«Вот сука! – зло подумал Студент. – Пришел без ордера, всё перевернул и еще про уважение базарит…»
Но вслух ничего не сказал: он действительно был «ученым».
В зеленом «газике» тесно и накурено. Хромов как старший сидит впереди, четверо мужиков спрессовались сзади. Двигатель работает на холостых оборотах, трещит, шипит рация. Гудит на полную печка, только толку от нее мало. Пономаренко, сидящий за рулем, шмыгает носом и подставляет ладони к воздуховодам.
– А ведь я вам говорил, что без толку это. Нет, заладили: Студент, Студент! Вот вам и Студент… – Хромов обернувшись, окинул группу выразительным взглядом. – А если он жалобу нафигачит? Обыск без ордера и тэ дэ… Кто отвечать будет? Ты, Канюкин?
Канюкин услышал не сразу. Сидел, зажатый в угол, втянул голову в плечи, смотрел в пол и думал о своем. Поднял голову, огляделся.
– А?
– Банан на, – сказал Хромов. – До хрена ведь ценностей нашли? И денег награбленных?
В общем, начальника УР можно было понять. Сберкнижка на двести рублей, сотня наличными, серебряная цепочка – вот и все ценности. За такие мелочи свою задницу подставлять кому охота?
– Не будет он жалобу фигачить, – сказал Мазур. – Нашелся нищий Студент, мать его! Квартирка как у профессора, не то что моя коммуналка! И картин сколько висит!