По прочтении сжечь
Шрифт:
– Кто этот посланец? Абэ?
– Нет, молодой японец. Сделал все три парольных жеста.
Кита вытер руки о штаны и передал Моримуре связку ключей:
– Возьмите из стенного сейфа в моем кабинете маленькую зеленую папку, там шифрованная записка на имя Идэ, которую привез позавчера связной. Дайте посланцу, пусть немедленно вручит Идэ.
– Что еще сказать Идэ?
– Пусть уничтожит все записи и бумаги. За каждый клочок, который попадется в руки врага, он отвечает головой.
7 декабря
Уайт заснул только под утро, но вскоре его разбудил Пейдж. Он звонил из бюро:
– Я не хотел тебя будить и поехал сначала на работу. Пришло окончание вчерашнего. Я уже вызвал всех, кроме Гейши - он не ночевал дома и оставил телефон своей бабушки. Заеду за тобой через полчаса.
Уайт принял холодный душ и, наскоро позавтракав, вышел на улицу. Его ждал Пейдж в машине.
Они поехали по совершенно пустынным улицам. У кафетерия около католической церкви выстроилась очередь желающих получить бесплатный воскресный завтрак. На лужайке сквера Лафайета резвились коричневые белки. Негры-расклейщики, вооруженные щетками на длинных шестах, мазали клеем стены домов и вывешивали новые объявления.
На столе Уайта лежали две переведенные телеграммы. Обе из Токио.
Первая - окончание меморандума, 14-я часть. В ней говорилось, что императорское правительство, убедившись в том, что дальнейшие переговоры бесполезны из-за позиции, занятой Америкой, прекращает таковые, о чем с сожалением извещает правительство Америки.
Вторая телеграмма гласила:
"Послу в Вашингтоне
№907
Чрезвычайно важная директива. Обоим послам надлежит передать наш ответ американскому правительству (желательно государственному секретарю) седьмого декабря в час дня по вашингтонскому времени."
Все столпились вокруг Уайта. Вошел Гейша с заспанным лицом и длинными узкими полосками пластыря на щеке. Уайт проверил переведенные телеграммы и поставил на них свой гриф.
– В час дня будет объявлена война, - хриплым от волнения голосом произнес Пейдж и вытер платком голову.
– Они вручат Хэллу длиннущий меморандум и скажут: почитайте, сэр, эту писанину на досуге, и разрешите объявить вам войну.
Камберленд покачал головой и хотел что-то сказать, но Гейша опередил его:
– Позвольте, в этой директиве сказано только: передать в час дня меморандум. А насчет объявления войны ничего нет. Пейдж явно фантазирует.
– Точное указание часа вручения меморандума, - заговорил Камберленд, означает... знаете что? Что в этот момент японцы начнут военные действия.
– Войны всегда начинаются в воскресные утра, - торжественно проговорил Пейдж.
– Как же они начнут военные действия здесь?
– развел руками Гейша. Адмирал Номура и его подчиненные выедут на лодках в Тайдл-бассейн и, гаркнув "банзай", дадут залп по Белому дому? Так?
Уайт хлопнул ладонью по телеграммам:
– Все ясно. В тот момент, когда в Вашингтоне будет ровно час дня, они нападут где-нибудь. Но где?
Пейдж открыл атлас и нашел карту поясного времени.
– Линия перемены дат... а это линия Гринвича...
– Нападение будет совершено там, - сказал Камберленд, - где в момент вручения меморандума в Вашингтоне будет раннее утро.
– Где будет уже достаточно светло, - заметил Пейдж, - чтобы было удобнее провести бомбежку.
– Когда у нас час дня, на Филиппинах час ночи, - сказал Камберленд. Значит, не подходит. На Уэйке и Мидуэе тоже слишком рано, еще темно.
Уайт ткнул пальцем в карту:
– Вот тут будет семь тридцать утра - на Гавайях. Как раз подходит.
Пейдж кивнул:
– Правильно! В момент вручения меморандума они трахнут по Пёрл-Харбору.
– Если японцы и начнут военные действия против нас, - сказал Гейша, то сперва разорвут дипломатические отношения и лишь после этого объявят войну.
Пейдж показал на Гейшу:
– На него будут падать бомбы, а он будет твердить: не беспокойтесь, нам никто еще не объявлял войну.
Уайт взял обе "магии" и пошел к Донахью, но тот еще не явился на работу. Макколла был у себя - он не уезжал домой, ночевал в кабинете.
Прочитав обе телеграммы, Макколла сдавленным голосом произнес:
– Все ясно: война.
Уайт посмотрел на стенные часы:
– В час дня по местному времени, а в Пёрл-Харборе будет семь тридцать.
– Я тоже об этом подумал, - сказал Макколла и стал тереть виски.
Потом медленно встал, положил обе телеграммы в папку и взял под руку Уайта:
– Пойду искать кого-нибудь из командования. Надо скорей дать знать на Гавайи.
Уайт вернулся в бюро. Спустя некоторое время Гейша сходил к адъютантам Старка и сообщил, что никого из начальства еще нет. Уилкинсон и Ингерсол поехали в Маунт-Вернон играть в гольф, Тернер в церкви, а Хозяин ответил Макколла, что приедет в 9.30, после прогулки. Он, оказывается, еще совсем не читал вчерашние сводки и не знал ничего о меморандуме. Макколла побежал к армейцам. Там застал такую же картину - Майлс, Джероу и Банди в церкви, оттуда все поедут на стадион "Грифис", где будет интересный футбольный матч. А генерал Маршалл поехал кататься на лошади. Приедет на работу не раньше одиннадцати. Он тоже не читал вчерашних телеграмм.
– Как будто сговорились, - простонал Пейдж.
– Через несколько часов начнется война, а начальство прохлаждается. Чудовищно!
– Их интересует одно: подтверждение той самой сводки погоды, - сказал Уайт.
– Массовое помешательство.
Из дешифровального сектора поступили еще три новые "магии". Уайт спросил:
– Насчет часа вручения меморандума была девятьсот седьмая?
– Да, - ответил Пейдж.
– Есть продолжение?
– Девятьсот восьмая, девятая и десятая.
– Может быть, новые директивы?
Гейша вскочил и всплеснул руками:
– А вдруг насчет...
– Наверное, японцы захватили с воздуха Омск, - громко сказал Камберленд.
Все засмеялись. Телеграммы были короткие: их перевели быстро.
В телеграммах № 908 и № 909 министр иностранных дел Того благодарил послов Номура и Курусу и всех чинов посольства за их усердную и самоотверженную работу.
А в телеграмме № 910 говорилось:
"После дешифровки наших телеграмм № 902, часть 14-я, 907, 908 909 и № 910 немедленно уничтожьте остающуюся у вас шифровальную машинку и все шифры. Ликвидируйте также все без исключения секретные документы."