По прочтении сжечь
Шрифт:
Послы прибыли в государственный департамент в начале третьего. Их заставили ждать 20 минут. За это время государственный секретарь закончил чтение последней сводки с полным текстом документа, который ему должны были вручить японские послы.
Войдя в кабинет Хэлла, послы молча поклонились и подошли к столу. Хэлл молча показал им на кресла, и они сели. Номура открыл портфель, извлек папку и протянул ее Хэллу. Тот раскрыл папку, сделал вид, что читает текст, небрежно перелистал страницы меморандума и, захлопнув папку, слегка дрожащим голосом произнес:
– За полвека моей государственной деятельности я не видел еще подобного документа, наполненного таким количеством...
– он вдохнул воздух и посмотрел в упор на адмирала, - гнусной лжи и грубых искажений.
Хэлл слегка привстал и дернул подбородком. Послы поднялись, оправили фалды сзади, молча поклонились и пошли к дверям. Выйдя в коридор, они увидели, что их ждет лифт - старичок лифтер держал дверцу открытой. Он, очевидно, знал, что на этот раз послы не задержатся.
Номура и Курусу спустились вниз, в холл, и взяли у гардеробщика пальто. Никто из чиновников азиатского отдела не провожал их.
Вернувшись в посольство, послы поднялись по главной лестнице и прошли в гостиную. Номура швырнул пальто на рояль, а Курусу прямо в пальто плюхнулся в кресло, засунул руку в карман и нашел там платок.
В гостиную вошел морской атташе и оставил дверь открытой. В соседней комнате гремел радиоприемник: передавали сообщение о налете японских бомбардировщиков на базу тихоокеанского флота США.
Жена советника с поклоном вошла в комнату, поставила на столик чайник и чашечки и, поклонившись, вышла. Номура налил чай себе и Курусу. Оба стали пить с громким прихлебыванием, послав к черту западный этикет.
Со стороны коридора доносилось гудение электрической бумагорезки. В ней перемалывались шифранты и дешифранты. Номура посмотрел на портрет императора над роялем, встал и поправил сзади фалды. Курусу снял пальто и тоже встал навытяжку. Оба посла одновременно отвесили поясной поклон изображению императора в парадном мундире и в каскетке с белым султаном.
2
Донахью посмотрел на часы.
– Сейчас без четверти два. По гавайскому времени - восемь пятнадцать утра.
Уайт с нетерпением ждал. Сержант-телефонист отнял трубку от уха и доложил:
– Готово. У аппарата капитан-лейтенант Шривер. Слышимость неважная.
Донахью взял трубку:
– Это вы, Шривер? Говорит Донахью. Слышите меня? Передаю трубку Уайту, он сходит с ума.
Уайт схватил трубку, взглянув с благодарностью на своего друга. Тот сделал для Уайта все - добился в конце концов разрешения у контр-адмирала Нойза использовать его личный телефон особого назначения.
– Энди, доброе утро! Это я, Уайт. Как дела насчет... Алло, алло!
Уайт подул в трубку, но ничего не было слышно. Затем раздался какой-то свист, потом треск, опять свист и наконец сквозь шум донесся голос Шривера:
– Алло, это Ник? Разговор прекращаю, у нас ад...
– Что?
– Ад, ад! Японские самолеты... минут десять тому назад начали. Все горит, все к черту!
Снова затрещало в трубке - все громче и громче. Уайт повернулся к Донахью и крикнул:
– Японцы бомбят Пёрл-Харбор! Недавно начали.
– Бомбят?
– Донахью приоткрыл рот и поднес руку ко лбу. Потом потряс головой.
– Н-не понимаю... Ведь был же сигнал... тот самый. Мы не могли спутать.
– Нет, спутали!
– заорал Уайт.- Спутали!
– Надо сообщить, - пробормотал Донахью.
– Идем.
Донахью побежал к Уилкинсону, а Уайт - в бюро. Дверь бюро была закрыта на ключ, все куда-то ушли. Вероятно, уже узнали обо всем и помчались в управление связи или в адъютантскую Хозяина.
Уайт направился в дешифровочный сектор. У лестницы его окликнул Донахью:
– Никки, мне приказано лететь на Гавайи. У Уолша гнойный аппендицит, его отвезли в госпиталь. Я сказал насчет тебя. Будешь допрашивать пленных японцев.
– А ты?
– У меня будет другое дело.
– Какое?
– После скажу.
– Когда летим?
– Через несколько часов. Приказано взять еще одного знающего японский. Кого возьмем?
– Пейджа.
– Великолепно. Разыщи его и лети ко мне.
Уайт протянул ему руку.
– Уолт, спасибо тебе за все, ты настоящий друг.
Донахью скорчил гримасу:
– Соберись поскорей.
3
Уже светало, когда они прилетели на аэродром в юго-западной части острова Оаху. Этот маленький учебный аэродром пострадал не так сильно, как другие. Их встретил Шривер. Он был без фуражки, в рубашке морского пехотинца и в брюках, изодранных и испачканных кровью и копотью. У остальных чинов флотской контрразведки был такой же вид.
– Ранены?
– вскрикнул Донахью, спрыгнув с трапа на траву.
Шривер устало улыбнулся:
– Нет, помогал перетаскивать убитых и раненых.
– Арестовали того корейца?
– Какого?
– Как какого? Главаря красной агентуры.
Шривер дернул плечом:
– Ах вы вот о чем. Это дело ведет Эф-Би-Ай. Не знаю.
Донахью хлопнул себя по бокам:
– Как не знаете? Это же очень важное дело!
– Сейчас надо заниматься не этим.
– Везите меня прямо в Эф-Би-Ай.
Шривер показал на машину:
– Хорошо. Мы поедем не в Пёрл-Харбор, там сейчас орудуют санитары, саперы и пожарники, а в Гонолулу. Моя оперативная группа обосновалась в здании японской школы. Я держу связь с армейской контрразведкой и местным отделом Эф-Би-Ай.
По дороге в Гонолулу Шривер рассказал о том, как все произошло вчера, седьмого декабря.
Утро выдалось замечательное - ни одного облачка, никакого ветра. Гавань напоминала озеро в парке. Как положено в воскресенье, сигнал побудки на кораблях дали позже - в семь. После утренней поверки большинство офицеров и матросов собирались сойти на берег. На набережной и на всех улицах, ведущих к причалам, столпились легковые машины, автобусы и грузовики. Во многих машинах сидели женщины и дети. Они приехали встречать мужей и отцов.