По прозвищу Китаец
Шрифт:
Он поймал такси и, доехав до ближайшего супермаркета, купил бутылку «Шато де Берн» и цветы – три красные розы. Таксист ждал его в машине. Минут через десять он уже стоял между двух аляповатых колонн с опорами в виде гигантских каменных шаров на крыльце пятиэтажного кирпичного дома. Танин набрал на щитке домофона указанный номер квартиры и снова услышал голос Натальи Станиславовны:
– Кто там?
– Ваш покорный слуга, – пошутил Китаец.
– Минутку.
Голос пропал, но вскоре дверь отворилась. Вернее, ее открыл детина в камуфляже.
– Пожалуйста, – неуклюже улыбнулся он, – лифт – налево.
Китаец поблагодарил парня и проскользнул к лифту. Холл был облицован светлым мрамором. Кругом ковры и флора. «Неплохо», – удовлетворенно подумал Китаец.
Поднявшись на третий этаж, он шагнул на темно-синий ковер мини-холла. Помещение напоминало интерьер дорогого отеля. Танин подошел к двери с латунной табличкой, на которой красовались две толстые выбитые единицы, и нажал на кнопку звонка. В ответ раздалась знаменитая мелодия из оперы Бизе. «Тореадор, смелее…» Китаец улыбнулся. За «Кармен» последовал «В траве сидел кузнечик». Дверь открылась. На пороге стояла улыбающаяся Наталья Станиславовна. Его обдало волной аромата незнакомых ему тягуче-сладких духов.
Китаец немного опешил. На Наталье Станиславовне было весьма интересное платьице, сильно открывавшее грудь возле подмышек и представлявшее собой два небольших кусочка светло-пепельной материи, соединенных друг с другом при помощи нескольких тонюсеньких лямочек и веревочек. Но откровенно обнаженные участки тела были все же стыдливо прикрыты бледно-голубыми капроновыми вставками. Наряд смотрелся крайне интригующе и эротично, так что Китаец не мог не улыбнуться желанию хозяйки соблазнить его. Украшения отсутствовали. Да и зачем они, когда у тебя такая изящная фигурка и такое откровенное платье, напоминавшее Китайцу сильно ушитый с боков школьный передник.
– Прошу, – она посторонилась, пропуская Китайца в квартиру.
Прихожей как таковой не было. Китаец очутился в просторной, облицованной квадратными белыми панелями комнате. Паркетный пол был застелен абрикосового цвета ковром, обитые серо-белым гобеленом диваны с изогнутыми спинками приглашали к неспешной беседе у камина. Обстановка поражала отменным вкусом и лоском. На стенах висели картины, причем неплохие. Это были уже не русские пейзажи, выглядевшие как лубочные картинки, а выверенные цветовые решения определенных художественных задач. Выполненные в манере импрессионистов и постимпрессионистов виды южных городов соседствовали с авангардными полотнами. На невысоких стеллажах расположились дорогие безделушки и книги, а на шикарном столе из темного дерева в бронзовых подсвечниках стояли две свечи и… ужин на двоих – вино, легкие закуски и фрукты.
Квартира была двухъярусной. Китаец поднял голову и увидел металлические перила и часть верхнего этажа.
– Там кабинет и спальня, – любезным тоном произнесла Наталья Станиславовна.
– Мило, – Китаец вручил немного смущенной Наталье Станиславовне цветы и, подойдя к сервированному столу, достал из пакета бутылку вина.
– Чудесные розы. – Наталья Станиславовна поставила цветы в изящную керамическую вазу.
После небольшой экскурсии по дому Китаец и хозяйка сели к столу.
– Я бы выпил чего-нибудь покрепче, – сказал Китаец, рассматривая этикетку на бутылке.
– Есть «Бакарди», – улыбнулась Наталья Станиславовна.
– Прекрасно.
Наталья Станиславовна поднялась с кресла и прошла на кухню. Вскоре она появилась с бутылкой «Бакарди» и вазочкой, где лежал наколотый ровными кубиками лед. Налив даме вина, а себе – рому, Китаец приподнял стакан и провозгласил тост:
– За наше совместное предприятие!
Наталья Станиславовна немного нахмурилась. Конечно, она думала, что он скажет что-то типа: «За вас!» или «За нас!». Китаец уловил перемену в ее лице и произнес с лукавой улыбкой:
– Это только первый тост.
После нескольких порций «Бакарди» и «Берна» глаза обоих потеплели. А когда Наталья Станиславовна встала, чтобы включить музыку, Китаец понял, что разговорами и танцами не обойдется. Хрупкая стройность и маленькая упругая грудь Натальи волновали его. Так же, впрочем, как и ее молочно-белая кожа, которая соблазнительно просвечивала сквозь голубой капрон. Их первый и последний «вальс» закончился смелыми объятиями с долгими глубокими поцелуями. Наконец рука Китайца скользнула вверх по Натальиному бедру и задержалась на ее ягодицах. Она не сопротивлялась. Китаец легко подхватил ее на руки и понес на второй этаж.
Глава 7
Уже лежа на широкой кровати, он предпринял разговор, из-за которого, собственно, и пришел. Но поначалу Наталья только сонливо бормотала что-то, словно бредила. Китаец пробовал ее расшевелить, но она неудержимо проваливалась в забытье. Тогда он тоже прикрыл веки. Прошел целый час, прежде чем он снова предпринял попытку вернуть Наталью к бодрому состоянию. Она зевнула, потянулась и посмотрела на него так, будто видела впервые.
– Господи, ну что ты такой неугомонный! – снисходительным тоном произнесла она и повернулась на другой бок.
Через минуту Китаец услышал ровное дыхание спящего человека. Тогда он осторожно потянул Наталью за плечо, перевернул ее на спину и немного сполз. Он принялся водить языком по ее плоскому животу, спускаясь все ниже. Сначала Наталья не подавала признаков жизни, потом издала что-то похожее на полузевок-полувздох и принялась постанывать. Китаец уткнулся лицом в ее лоно. Его ласки становились все настойчивее, смелее. Вскоре он почувствовал, как его вытянутых вдоль тела Натальи рук коснулись ее горячие пальцы. Она привстала и погрузила их в его волосы, больно дернула. Потом снова откинулась на подушки и начала извиваться. Ее тело вибрировало и напрягалось от возбуждения. Из груди вырывалось глухое клокотание. Казалось, она задыхается или смеется до колик и готова рухнуть в истерику. Стоны приобрели сладострастную протяжность.
Китаец все больше разводил ее ноги, не прекращая ласкать ее языком. Но когда Наталья уже обморочно распласталась на кровати, когда ее вздрагивающее тело, охваченное сладострастной агонией, умолкло и затаилось, как бы прислушиваясь к темной бездне, отделяющей его от острого наслаждения, Китаец поднял голову и взглянул в ее запрокинутое лицо. Неистовый порыв страсти прошел по нему как ураган. Лицо казалось опустошенным и жестоким. Оно замерло, словно посмертная маска, вобрав в себя остывшее наваждение и мучительное чувство неудовлетворенности.