По шумама и горама (1942)
Шрифт:
Сосед тем временем вылез из-под лавки, тщательно отряхнулся и поправлял измятую одежду, но ровно до того момента, как к нам заглянул ствол пистолета. За ним возвышался по-кавалерийски кривоногий офицер в той самой странной форме, сочетавшей погоны подполковника и нашивки унтера. Внимательно оглядев нас колючими глазами, он ткнул дулом в козырек фуражки, отчего она малость съехала на затылок и обнажила короткий седой ежик.
— Здесь чисто! — крикнул он, обернувшись.
Я уговаривал себя, что пронесет, что не нужно начинать пальбу, но перепуганный организм
— Господине официре, — внезапно вопросил сосед, удивленный странным внешним видом нашего спасителя, — а что это за часть?
— Взвод шестого эскадрона 3-го железнодорожного царя Бориса Болгарского полка, — жизнерадостно осклабился вояка.
— Вы не похожи на болгар, — даже перевозбужденным сознанием я отметил, что толстячок разбирается в форме.
— Русская Охранная Группа, 3-й полк. Мы почти все прибыли из Болгарии, — словоохотливо развеял его недоумение унтер-подполковник, запихивая пистолет в кобуру, — и охраняем железные дороги.
— То есть это неофициальное наименование?
— Разумеется.
— Оригинально! — восхитился попутчик и тут же перешел к насущному. — А скоро ли мы отправимся?
— Полагаю, минут через двадцать. Бандиты завалили пути, сейчас завал растащат и можете ехать. Если у вас больше нет вопросов, — пресек он дальнейшие поползновения толстячка, — то честь имею.
Он откозырял и ушел по коридору, позвякивая шпорами.
— Хвала Богу! — попутчик вытащил платочек и утер лоб и шею.
Затем покопался в объемистом портфеле и протянул мне обтянутую кожей фляжку:
— Не желаете?
Желаю, еще как желаю. Два глотка упали обжигающим комком в желудок, во рту растекся сладкий вкус.
— Вишневача! Кузен сам делает, волшебный напиток! Да вы пейте, пейте, у меня еще есть! — тараторил он, тоже избавляясь от стресса.
Если я выгляжу так же, с бледностью и расширенными зрачками, то зря я беспокоился насчет узнавания. Хлебнул еще разок и с благодарностью вернул фляжку.
Под окном заскрипел гравий и послышались голоса:
— Записывайте. Поезд из Чачака в Пожегу, остановлен между Банья Овчар и Тучково партией четников силой до роты. Конвой стражи сопротивления не оказал. Взвод обратил в бегство и рассеял четников, причем было убито пятеро…
— Шестеро, господин полковник! Тяжелораненый отошел!
— … убито шестеро и захвачено три раненых и два здоровых четника. Взвод потерь? — голос оборвал фразу на вопросе.
Через несколько секунд, не дождавшись ответа, продолжил:
— … не понес. Завал разобрали?
— Пять минут, господин полковник!
— Прикажите машинисту сразу же отправляться. И постройте людей.
После всех треволнений паспортный контроль усташей ничего, кроме усмешки не вызвал — при одном виде немецкого паспорта пограничники почтительно поклонились. Что уж там предъявил сосед, я не заметил, но и он хорватскую проверку прошел без вопросов.
Еще десяток проверок в Вышеграде, где я сошел через час — патрули и комендатуры на каждом шагу, городок
Ну а дальше дело техники — нанять лодку до Стари Брода, найти нужный дом, провериться, провериться еще раз, назвать пароль и через два дня осознать, что все страхи позади.
— Н-да, воняешь ты знатно, — не удержался Леко, когда я размотал бинты и выдал ему изрядно пропотевшие бумаги.
— Подписи не расплылись? — я с наслаждением почесался, впервые за столько дней.
Он посмотрел их на просвет:
— Нет, четкие.
— Ну тогда я мыться.
Через полчаса, в штанах и чистой рубахе, босиком, я вышел во двор дома, назначенного на постой нашей группе, вытирал полотенцем еще мокрые волосы и с удовольствием наблюдал нарастающую движуху.
Вот помчался посыльный в гостиницу «Централь», где обитал Аттертон. Вот от него побежал переводчик в двухэтажное здание општины, занятое Верховным штабом. Вот оттуда рванул вдоль зеленой Дрины мотоциклист. Вот из затормозившей с визгом шин легковушки выскочил начальник шифровальщиков, и торопливо заскочил в општину. Вот порученец Тито что-то нашептал водителю, тот развернулся, принял на борт переводчика, умчался и через несколько минут они вернулись уже с Аттертоном.
Какая интересная у людей жизнь! Казалось, даже муэдзин на минарете древней мечети Аладжа с интересом разглядывал суету внизу.
Радисты могут и без сна остаться — что британский, что штабные. Во всяком случае, в Москву, в Каир, а оттуда и в Лондон депеши о неподобающем поведении генерала Михайловича точно уйдут. Ну что же, я свое дело сделал, теперь можно и отдохнуть.
В качестве отдыха засел за недописанную с прошлого раза инструкцию, но вскоре о моем возвращении прознали ребята и ввалились всем скопом. Бранко, Марко, Небош и Лука облапили и чуть не затоптали, Живка чмокнула в щеку, Аля…
Аля все-таки поцеловала. Под восторженные вопли остальных. Но тут же отстранилась — типа я рада, что ты вернулся, но на этом все. Выяснить отношения не дал Лука, сунувший мне буквально в нос две пахнущие типографской краской брошюрки. Пролистал — неплохо!
— А чего рисунки такие серьезные?
— Так серьезное дело!
— Смешные запоминаются лучше.
Лука нахмурился, а я сообразил, что со смешными рисунками в коммунистическом катехизисе я, пожалуй, опередил время. Лет так на сорок, не поймут сейчас такого.
— В инструкцию по боевой подготовке, разумеется. Ну там, винтовка — твоя подруга, ухаживай за ней и так далее.
Комиссар просветлел лицом и сел к окну думать, а за меня взялся Небош. Он с Марко многозначительно помолчал, раздразнивая мое любопытство, а потом все-таки не выдержал:
— С глушителем и тяжелой пулей пятьсот метров!
— А без глушителя обычной восемьсот!
Нифига себе!
— Но лучше, конечно, стрелять на триста и шестьсот, — несколько урезал осетра и охладил мои восторги Небош.