По следам большой смерти
Шрифт:
А потом две милые головки, воркуя и смеясь, прижимались щеками к его паху, к тому месту, которое так долго не находило себе занятия и так истосковалось. Две головки, черная и золотистая, сдвинулись вместе, ловя ртами то, что так долго просилось из него наружу…
Он очнулся, когда его вымыли в третий раз и внезапно окатили холодной водой. Очнулся и понял, что сонливость исчезла, а вместо нее накатило щемящее чувство утраты. Президент снова помнил, кто он такой и как много еще предстоит впереди. Он снова был в состоянии пройти подземелье и подраться с великанами
Несколько мгновений он водил глазами, ничего вокруг себя не видя. На губах до сих пор оставался слабый привкус мускуса, вокруг распаренного тела словно витала паутина из женских запахов. Артур еле сдерживался, чтобы не завыть, не забиться от ярости, как ребенок, которому показали чудесную игрушку и тут же с хохотом отняли навсегда. Но никто над ним не смеялся, никто не обещал ему любви, юных банщиц и след простыл. Они покинули его так же внезапно и тихо, как появились.
Вместо них на краю мраморной скамьи, болтая ногами, сидел проводник, чистил мандарин и постукивал ботинком по запотевшему кувшину с червяками.
– Симпатию Мо завоевать непросто, - сказал Вао.
– Бот Бай, та попроще и поласковей, она может уступить, если парень приглянулся.
Артуру внезапно стало холодно в раскаленной парилке. Стуча зубами, он сел и уставился на Ивана.
– Боже мой! Так они - вроде тебя? Я трахался с призраками?
– А что такое призраки, мирный человек?
– въедливо усмехнулся гном.
– То, что не дается в руки? Или то, что вечно нас обманывает? Или призрак - это то, что никогда не станет твоим?
– Не знаю… - понурился Артур.
– Наверное, ты прав в каждом случае.
– Если я прав, значит, большинство женщин призрачно, и нет никакой разницы, о ком тосковать.
Иван кинул в собеседника мандарином.
– Я не собирался тосковать… - Голый президент стал рассеянно счищать кожуру с фрукта.
– Но… я смогу их еще раз… повидать?
– Ты сможешь не расставаться с ними и получить еще сотню других, не менее искусных. Ты можешь сохранить мужскую силу до глубокой старости. Любая женщина в Поднебесной будет рада отдаться тебе.
– Ты знаешь… - Ковалю подумалось, что с Настоятелем можно быть откровенным.
– Я люблю только свою жену, но от такого подарка не отказался бы. Но ты ведь, как пить дать, попросишь что-то взамен…
– Попрошу.
– Ну вот, получится не подарок, а очередная головная боль. Лучше не надо, Настоятель. Женщины всегда что-то клянчили у меня либо…
– Либо вели себя как охотницы?
– подсказал гном и извлек из воздуха еще два мандарина.
– А здесь ты впервые встретил женщин, полюбивших твое тело бескорыстно?
– Я уже не так молод, Настоятель…
– И вдруг почувствовал себя юношей в самом соку, так? И теперь, всякий раз глядя на женщину, ты будешь переживать, что не загоришься, как сегодня? Так и будет, поверь мне. Ты никогда их не забудешь, и все оставшиеся тебе дни будешь гадать, призраки тебя ублажали или земные женщины.
– Чего ты добиваешься?
– простонал Артур.
– Ты отказался от счастливого прошлого, и я показал тебе одно из колец счастливого будущего.
– Гном держал кувшин так, словно собирался улизнуть вместе с ним.
– Будущего?!
– Да, всего лишь один из тысяч вариантов. Ты мог бы остаться в Храме, надеть синюю рясу и честно служить добру. Собирать Звенящие узлы, чистить поля от грязи, помогать крестьянам. Надеюсь, ты веришь, что мы заняты полезными делами. Ты прилежный ученик и мог бы когда-нибудь получить зеленую одежду. Честно говоря, у меня даже нет желания тебя уговаривать, как в прошлый раз, - поделился Вао.
– Но так гласит Устав Ордена. Всякий, желающий стать послушником, имеет право на выбор. Если уж ты не вернулся к молодой жене, то на наших девушек я сильно и не рассчитывал.
– Спасибо, почтенный Настоятель… Но вряд ли из меня получится монах.
Коваль наконец обнаружил свой плащ. Осторожно встал и убедился, что может держаться на ногах. Окружающие предметы уже не плавали перед глазами, и нахлынувшая было тоска уступила место легкой грусти.
Как будто силился вспомнить что-то светлое и никак не мог…
– В том-то и закавыка, - кисло пробурчал гном, - что нехорошо соблазнять послушника земными благами. Тем более - русского. С вами вечно не так, как с нормальными людьми. Приходите нечасто, но заморочек с вами больше в десять раз. Я предупреждал братьев, что лучше тебе отказать. Говорил им, что раз уж человек, да не пастух какой, а при власти, столько верст отмахал, стало быть, не возьмешь его на жемчуга да на передок…
– Я не могу понять, почтенный Настоятель, стал ли я послушником?
– А что тебе нужно для понимания?
– Ну… должен же быть какой-то ритуал, обряд.
– Обряд… - брезгливо поморщился гном.
– Я малость старше тебя и расскажу кое-что про обряды…
Его манера разговора в очередной раз круто изменилась: на сей раз в речи Вао-Ивана пробились менторские монотонные нотки.
– Великий Кун-цзы так говорил своим ученикам: "Благородный человек думает о долге, низкий человек думает о выгоде". Великий Кун-цзы говорил, что благородный правитель, истинный цзюнь-цзы, должен обладать гуманностью и чувством долга. Он должен быть бескорыстен, скромен и справедлив. Для цзюнь-цзы превыше всего интересы народа. Он безразличен к еде, богатству, излишествам и материальной выгоде… Учитель мечтал, чтобы было так на земле, чтобы государством управляли люди долга…
Коваль ждал, не вполне понимая, куда клонит собеседник. В игрушечных ручках гнома бронзовый сосуд с дракончиками казался огромным.
– …Учитель считал, что разумное общество должно непременно состоять из тех, кто создан думать и управлять, и тех, кто создан работать и повиноваться. Великий Кун-цзы ожидал от учеников, что они выберут для управления страной самых добродетельных и ученых. Объясни мне, мирный человек, в чем ошибался учитель?
– К власти, как всегда, пришли самые наглые и богатые?
– предположил Артур.