По следам чудовища. Часть 2
Шрифт:
Хмурый торжествующе улыбнулся. Выдержав театральную паузу, он сотворил на своём лице картинно-будничное безразличие и изрёк:
– Что-что! В жертву тебя принесём! Приходилось когда-нибудь быть жертвой? Хотя что это я… Наверняка это твой первый опыт подобного рода… Можешь меня поблагодарить: когда ещё такое испытаешь?! Пожалуй, тебя, мы будем резать особенно медленно!
ГЛАВА 22
После своей весьма эффектной речи, Хмурый куда-то ушёл, оставив Миху в одиночестве лежать на каменном полу. Поступил он так совсем
Парень напрягал все мышцы и катался по полу, но так и не сумел освободиться. Все узлы на его путах были взаимосвязаны. Стоило пошевелить рукой или попытаться разогнуться в одном месте, как узел в другом затягивался ещё сильнее, выкручивая руки или стягивая удавку на шее. Пробарахтавшись таким образом несколько минут, Миха совсем выбился из сил. Он обессилено распластался на холодном полу и тут же услышал приближающиеся шаги. Его похититель снова возвращался, а он так и не сумел воспользоваться своим шансом на побег!
– Где я нахожусь? Зачем ему всё это нужно? Что теперь делать? – нестройный хоровод мыслей бесновался в его голове, не находя ответов.
Хмурый не спеша подошёл к своей жертве. Его ботинки оказались прямо возле Михиного лица – старые, грязные, словно гниющие. Они были испачканы и ещё чем-то, кроме грязи…
– О! Я вижу ты пытался сбежать! Я очень рад, что ты цепляешься за жизнь. Гораздо больнее терять то, что уже пытался защитить, – он наклонился над Михой и, схватив его за путы на ногах, потащил свою отчаянно извивающуюся ношу по коридору, от чего узлы, скрученные по всему телу связанного, больно врезались в суставы и придушили горло.
Лицо поехало прямо по полу, загребая пыль и обдирая кожу об шершавый камень. Кое-где из потолочных плит сочилась вода, и на полу скапливались лужи. Побывав в нескольких из них, Михины волосы намокли и превратились в подобие грязной швабры. Временами в стенах коридора попадались уходящие вбок чёрные провалы ответвлений, но они продвигались только вперёд, никуда не сворачивая: шаг за шагом, всё ближе и ближе к пугающей неизвестности.
– Тварь! Отпусти меня! Отпусти немедленно! – отчаянно орал Миха, но Хмурый не обращал на его потуги ровным счётом никакого внимания. Кажется, даже что-то тихонько напевал себе под нос.
– Только что, я помогал переносить первую жертву – того, кого мы поймали до тебя. Мастеру не терпится приступить. К сожалению, ты остался у нас на потом, но я не дам тебе пропустить подробности. Хочется, чтобы ты понаблюдал за тем, что тебя ждёт, – сказал Михе Хмурый. Его голос был ровным и спокойным, словно речь шла о самых обычных вещах.
– Да ты – псих! Сумасшедший! Вы все тут ненормальные: и ты, и твой Мастер! – заорал парень, с трудом повернув голову в сторону своего конвоира.
Хмурый остановился. В воздухе повисло напряжение, словно прямо сейчас произойдёт что-то ужасное и непоправимое. Бросив Михины ноги, он развернулся. Присев рядом со своей жертвой, он секунду помедлил, а потом со всей силы ударил своего пленника по зубам, от чего голова связанного резко дёрнулась назад и звонко стукнулась затылком о находившуюся рядом стену.
Мир вокруг Михи задрожал и начал расплываться. Из глаз брызнули слёзы, а затылок отозвался взрывом непероносимой боли. Изо рта потекла кровь. Пошерудив там языком, Миха с ужасом понял, что лишился парочки зубов. Разбитые губы стремительно опухали.
– Замолчал? Вот так-то лучше. Не смей упоминать имя Мастера в подобном тоне, иначе я тебе уши отрежу! Я бы вырвал тебе язык, но хочется, чтобы перед смертью ты как следует повопил.
Михины глаза расширились от ужаса. Он совершенно точно понял, что перед ним больной на всю голову, который не перед чем не остановится. Хмурый и раньше, и теперь был абсолютно серьёзен. Когда он говорил, что отрежет Михе уши – он не шутил, когда он говорил, что не вырвал жертве язык, лишь по стечению обстоятельств – он просто констатировал факт! И про жертвоприношение, стало быть, тоже не просто так сказал. Он ничего не будет слушать, а просто, когда придёт время, прирежет его – Миху, без всяких колебаний!
– Я рад, что ты стал относиться к своей ситуации немного серьёзнее, – губы Хмурого расплылись в мерзкой ухмылке. Кажется, он получал удовольствие от чужого замешательства. – Потому что всё и правда очень серьёзно! Серьёзнее некуда! Мастер намотает твои кишки на нож и вырежет тебе мозг через глазницы!!! – внезапно перешёл на крик он.
Против своей воли Миха вздрогнул. Можно было храбриться сколько угодно, но это его не спасёт! Его ничто уже не спасёт! Парень отчётливо понял, что где-то стоит человек с ножом, что он уже приготовился, а возможно уже кромсает кого-то. И что следующий, кого будут кромсать – это он!
Внезапно, под своды каменного тоннеля проник чей-то крик. Кто-то не просто кричал – он орал не своим голосом, разрывая себе связки. Миха сжался. Ему показалось, что этот крик проникает внутрь его тела, передавая чужую боль, что это его связки сейчас хрипят от напряжения и ужаса.
– Что с ним делают? Сдирают кожу? Отрубают пальцы? – думал он в смятении.
Последние следы показной храбрости слетели, словно сухие листья с древесных ветвей. Когда Хмурый опять потащил его вперёд, парень отчаянно закричал. Его мышцы раздувались, пытаясь порвать три слоя крепкой верёвки. Та врезалась в горло и душила его. Лицо обдиралось о пол, но Миха не обращал на это внимания. Разум захлестывала паника.
Впереди замаячил проём открытой двери, ведущей в какое-то слабоосвещённое помещение, а через пару метров, Михина щека поехала по чему-то скользкому и густому. Только теперь он понял, что в воздухе висит сладковато-тяжёлый запах. Раньше он его не замечал, но со временем, запах стал явным. А потом, парень осознал, что его тащат по узкой дорожке из крови, и эта дорожка вела прямиком именно в то жуткое помещение, а запах и крики доносятся именно оттуда.
Тем временем эти крики стали ещё громче и ужаснее. В них слышалось отчаяние и мольба о смерти. Михе казалось, что весь этот кошмар, происходит замедленно, словно бы во время казни на эшафоте, вот только сейчас парень скорее действительно предпочёл бы эшафот, нежели оказаться в руках людей, которые заставляют кого-то так вопить.