По следам дикого зубра
Шрифт:
Ютнер поздравлял нас с успехом. Оказывается, он уже связывался по телеграфу с егермейстером Андриевским. Распоряжение гласило: доставить зубренка в Гатчинскую царскую Охоту, быть с ним там до особого распоряжения, следить за питанием и здоровьем, а посему выехать немедленно трем егерям во главе с Андреем Зарецким для сопровождения зубренка и с запасом корма на станцию Армавирскую, где будет указание о вагоне и всем прочем.
О долгожданная поездка!..
Алексей Власович сказал, что возьмет с собой племянника, хлопца лет семнадцати, который уже сегодня
Я верхом помчался в Лабинск, откуда дал депешу в Армавирскую, предупредив, что через семь дней прибудет особый груз для Петербурга.
Закончив дела, я пошел из станичного правления к нашим знакомым, где остановился, и тут увидел на другой стороне улицы группу лиц казенного лесничего и двух братьев Чебурновых. Они горячо о чем-то разговаривали. Вот кого я меньше всего хотел видеть!
Три шага в сторону, и куст сирени укрыл меня.
Выглянув, я заметил нахмуренное, даже гневное лицо есаула. Он говорил Чебурновым не слишком добрые слова. Ванятка опустил голову, а Семен прижал руки к груди, словно оправдывался. Улагай с сердцем рубанул воздух рукой и отвернулся. Тогда заговорил Семен, о чем-то упрашивал лесничего. Есаул не сразу, но кивнул. Согласился. Не простившись с братьями, он вошел в дом, около которого стоял, а Чебурновы поклонились ему вслед и зашагали по улице, к счастью, не в мою сторону.
О чем они могли говорить? Что связывало их? Встреча запомнилась, на сердце шевельнулось чувство полузабытой опасности. А, без того дел хватает! Теперь как можно скорее в Псебай, куда Телеусов должен был доставить зубренка. И — в поездку!
Тем временем наш маленький Кавказ пешим ходом спокойно шел по лесной дороге к Псебаю, пощипывая на ходу травку и получая привычное молоко и соленый хлеб. За ним две пары волов тянули подводу с клеткой и приличный возок горного сена. Прибыв на место, зубренок получил двухдневный отдых, после чего оказался в клетке, а клетка — на рессорной тачанке. Рано утром обоз из трех подвод пошел на север.
Алексей Власович не спешил, не утомлял зубренка. Мы останавливались под вечер на каком-нибудь заранее облюбованном лужке, Кавказ спускался из клетки и, пошатываясь, делал несколько неуверенных шагов, после чего ложился. Отдохнув, он принимался за траву, потом за молоко и хлеб. Это почти стоверстное путешествие проходило для него не очень обременительно. Так мы заявились в Армавирскую.
В тупике нас уже поджидал чистенький товарный вагон. Начальник станции позвонил при нас станичному атаману, и тот прибыл лично, чтобы взглянуть на зубренка и удостовериться в полном его порядке. Видимо, он получил предписание оказывать содействие.
Ночью вагон с клеткой, кормами и сопровождающими подцепили к поезду.
Погода стояла хорошая, зубренок пообвык в шатающемся домике; мы выпустили его из клетки, отгородив зверю половину вагона. Ел он хорошо, правда больше лежал, а мы, отодвинув дверь, сидели, свесив ноги, и любовались пробегающими мимо станциями и степями.
В Ростове нас прицепили к пассажирскому поезду, а где-то под Москвой — даже к курьерскому. На восьмой день клетку выгружали в Гатчине. Дюжие казаки из дворцовой охраны на руках перенесли необычную ношу к тележке, а затем мы все оказались в лесу, окруженном высокой жердевой оградой, где, как сказывали, бродило на полувольном содержании полтора десятка беловежских зубров.
В этой лесной даче росло больше всего липы и дуба, но без подлеска. Какая-то прозрачная роща, чисто парковый лес, совсем не похожий на родной кавказский. Да и погода стояла другая: солнце не показывалось, подувал холодный ветер. Может, потому наш питомец заскучал, сгорбился и все искал местечка, где потеплей. Мы устроили ему уютный сарайчик. И стали ждать.
Приехал Андриевский, егермейстер двора, в красивом мундире полковника, величественный и строгий. Совсем другой, чем когда мы знакомились в театре. Меня он, естественно, не узнал, выслушал рапорт, переспросил фамилию и минут пять задумчиво смотрел на заспанного Кавказа.
— Что тут показывать? — спросил самого себя, пожал плечами и уехал.
Говорили, что прибудут великий князь и Шильдер. Но дни шли, никто не приезжал. Правда, прибыли ученые-зоологи, и среди них моложавый и веселый Филатов, грустно-флегматичный Сатунин и молчаливый Северцов. Они проявили живейший интерес к зубренку, к положению в Охоте. Я рассказал все, что знал.
— Охоты фактически уже нет, — грустно произнес Сатунин.
— Она есть, пока существует охрана, — возразил я.
— M-м… Возможно, это так. Но охрана существует, пока егерям платят?
Я ответил не сразу. Может быть. Но что касается Телеусова или меня, то это не так.
— У Кавказа должен быть хозяин. Непременно, — сказал я вместо прямого ответа.
Филатов выразительно посмотрел на своих спутников:
— Что я говорил вам, господа? Еще одно подтверждение с места действия. Хозяин нужен! — И, обратившись уже ко мне, продолжал: — Хозяин будет, Зарецкий. Могу сообщить вам, что Императорская Академия наук уже заслушала письмо Шапошникова из Майкопа и сообщение академика Насонова о зубрах на Кавказе. Принято решение обратиться к правительственным учреждениям с предложением организовать специально охраняемый заповедник.
— Вы все еще верите в это? — недоверчиво спросил его Северцов.
— Хочется верить…
Потом поговорили о нашем зубренке и задумались.
— Не место ему здесь, — сказал Филатов. — Это же охотничье хозяйство императорской фамилии.
— А где ему место? — Сатунин поднял брови.
— Будь моя воля, отправил бы его в Беловежскую пущу. По крайней мере, он там выживет. Опытные зуброводы, настоящий лес. И, возможно, даст потомство. А это значит, что у нас будет еще один очаг кавказского подвида.
— Помеси. С местным зубром. А то и с бизоном.
— Пусть помеси, но кровь горного зубра… — Это уже сказал Сатунин.
Прошло еще три дня. Никого.
Я отправился в Петербург. Не мог больше ждать. Это такая мука — быть рядом с Данутой и не видеться!
В гулких коридорах Высших женских курсов я жался к стене, чувствуя себя не совсем уютно среди множества молодых девушек.
Дануту я увидел в нише большого окна. Она стояла, задумчиво рассматривая зеленый сквер за окном.