По следам Франкенштейна и другие ужасные истории
Шрифт:
– Вот как, – проговорил, отстраняясь старик, – что ж, я не заставлю вас краснеть, я не подам вам ни французского сантима, ни немецкого геллера, ни русской копейки, ни шотландского фарцинга. Нет, я не предлагаю вам ни золота, ни серебра, но я хочу вас сделать богаче, могущественнее, влиятельнее любого конституционного монарха.
Рафаэль, решив, что старик сошел с ума, ошеломленный, не знал, что ответить.
– Оглянитесь, – сказал старец, направляя свет лампы на стену над ящиком красного дерева. – Посмотрите на эту шагреневую кожу! Это талисман.
Молодой
Юноша с недоверием приблизился к тому, что выдавалось за талисман, способный предохранить его от всех несчастий, и рассмеялся в душе. Однако, движимый вполне законным любопытством, он наклонился чтобы рассмотреть кожу вблизи. Черная зернистая поверхность шагрени была так тщательно отполирована, что каждая выпуклость этой восточной кожи бросала пучок ярких лучей. Рафаэль, математически точно определив причины этого явления, изложил их старику, но тот вместо ответа только хитро улыбнулся. Эта улыбка превосходства навела молодого ученого на мысль, что он является жертвой шарлатанства. Он не хотел уносить с собой в могилу лишнюю загадку.
– Ага! – воскликнул он, – тут оттиск печати, которую на Востоке называют Соломоновой.
– Вам она известна? – спросил торговец и рассмеялся.
– Какой простак поверит этой химере? – воскликнул молодой человек, задетый, полным ехидства, смехом старика.
– Разве вы не знаете, что лишь суеверия Востока приписывают нечто священное знакам этой эмблемы, будто бы наделенным сказочным могуществом? Раз вы востоковед, – продолжал старик, – то, может быть, прочтете это изречение? – он поднес лампу к самому талисману, который изнанкой кверху держал молодой человек.
– Должен сознаться, – заметил юноша, – не могу объяснить, как можно было так глубоко оттиснуть эти буквы на шагреневой коже.
– Вот вам стилет, – сказал старик. – Попробуйте надрезать кожу в том месте, где начертаны буквы.
Стилет был узкий и острый, но, когда Рафаэль снял тонкий слой кожи, буквы появились вновь столь же отчетливо, как будто кожа и не была срезана.
– Ливанские мастера владеют секретами, известными только им одним, – сказал Рафаэль, взглянув на восточное изречение.
– Да, – отозвался старик, – лучше все валить на людей, чем на Бога. Это написано по-санскритски. Вы могли бы прочесть, что тут написано?
И вот что прочел Рафаэль:
Обладая мною, ты будешь обладать всем, но жизнь твоя будет принадлежать мне. Так угодно Богу. Желай – и желания твои будут исполнены.
Но, соизмеряй свои желания со своей жизнью. Она – здесь.
При каждом желании я буду убывать, как твои дни.
Хочешь владеть мною?
Да будет так!
– Вы, верно, побывали в Персии или Бенгалии? – спросил старик.
– Нет, – покачал головой молодой человек, ощупывая с любопытством эту странную кожу.
Старый антиквар смотрел на него с холодной иронией, как бы говорившей: вот, он уже не думает умирать.
– Это шутка или тайна? – спросил Рафаэль.
Старик покачал головой и с серьезным видом сказал:
– Не знаю, что вам ответить. Грозную силу, даруемую этим талисманом, я предлагал людям более смелым и энергичным, нежели вы. Но посмеявшись, никто из них не захотел рискнуть, заключить договор, столь роковым образом предлагаемый неведомой никому властью шагреневой кожи. Что ж, я с ними согласен – я тоже воздержался и…
– И даже не попробовали? – прервал его Рафаэль.
– Попробовать? – воскликнул старик. – Если бы вы стояли на Вандомской колонне, попробовали бы вы броситься вниз? Можно ли попробовать остановить течение жизни? Вы хотели покончить с собой, но эта тайна отвлекает вас от мысли о смерти. Есть два предела человеческой деятельности – это желать и мочь. «Желать» сжигает нас, а «мочь» разрушает. Но моим единственным желанием – было видеть. Видеть – не значит ли это знать. А знать, молодой человек, не значит ли это наслаждаться интуитивно, проникая в самую сущность жизни? Здесь! – громовым голосом воскликнул он, указывая на шагреневую кожу – мочь и желать соединены! Это истинная жизнь!
– Вот я и хочу жить, не зная меры! – сказал Рафаэль, хватая шагреневую кожу.
– Берегитесь, молодой человек! – с невероятной живостью проговорил старик.
– Я посвятил свою жизнь науке и мысли, но они не способны были даже прокормить меня.
Рафаэль судорожно сжал талисман в руке.
– Я хочу царственного, роскошного пира, вакханалии, достойной века. Пусть мои собутыльники будут юны, остроумны и свободны от предрассудков. Пусть меняются вина одно другого крепче, искрометнее. Пусть эта ночь будет украшена пылкими женщинами. Мне нужно заключить все наслаждения земли и неба в одно последнее объятие, затем умереть.
В ответ раздался смех старика. Он прервал Рафаэля столь властно, что тот умолк.
– Что ж, безрассудный молодой человек, вы заключили договор, и этим все сказано, – промолвил торговец. – Теперь все ваши желания будут исполняться в точности, но за счет вашей жизни. Круг ваших дней, очерченный этой кожей, будет сжиматься соответственно силе и числу ваших желаний. Ведь в конце концов вы хотели умереть? Ну что ж, ваше самоубийство только отсрочено.
Рафаэлю показалось, что старик насмехается над ним, глумится, и он воскликнул:
– Посмотрим, изменится ли моя судьба, пока я буду переходить через Мост Искусств?
Он вышел, так и не услыхав тяжкого вздоха старика. Спустился по лестнице и стремительно выбежал из дверей. Он с удивлением заметил, что шагреневая кожа стала мягкой, как перчатка, и легко поместилась в кармане его фрака. Чуть замедлив шаги, он пошел по левой стороне тускло светящейся реки.
– А вот и Мост Искусств! – Рафаэль будто бы очнулся. Вступив на мост, он столкнулся с тремя молодыми людьми, которые шли рука об руку.