По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

Незнакомец повернулся на голос, и Кербеч увидел, что у него «попорчено» левое ухо. «Ладно, пахан»,— сказал че­ловек, которого назвали «Тау», и, швырнув на землю ружье, отобранное у Кербеча, скрылся в кустах.

Шукаев достал карту района.

— Вот здесь, отец,— сказал он.— Здесь сторожка... Это — Насипхабль. В каком, примерно, направлении нужно идти, чтобы попасть на то место, где вас обыскал Тау?..

Лесник покачал головой.

— Убери бумажку, начальник. Я провожу, если надо. А по бумажке не понимаю.

— Я эти места

тоже немного знаю,— вставил Махмуд.— Да и Аскер...

— Тогда — завтракаем — и в путь...

Вчерашней непогоды как не бывало. Словно зиме взду­малось проникнуть сюда, в эти леса, на разведку, нашуметь и внезапно исчезнуть. Сквозь разлапые ветви коренастых вязов и стройные стволы молодых дубков пробивалось жел­тое солнце, растапливая на лесных прогалинах, на пятачках старых пней, неплотный слой смерзшегося за ночь снега.

Было еще прохладно, может, даже и ниже нуля, но день обещал быть ясным и теплым. Можно было надеяться разыс­кать следы обоза Асфара Унарокова. А в том, что Тау сопро­вождал именно ротмистра и других членов шайки, перебирав­шихся на другое место, у Жунида не было сомнений.

Балку, на краю которой Тау остановил Кербеча, они пе­ресекли верхами. Дорога, тянувшаяся за ореховым кустарни­ком, почти оттаяла, и на ней хорошо были видны отпечатки колес и копыт.

Дараев и Коблев спешились, осмотрели их. Чич тоже слез с лошади.

— Наша бричка,— заключил он, разглядывая колею.

— Ну что ж, спасибо, Кербеч,— сказал Жунид, протяги­вая леснику руку.— Возвращайтесь. Дальше мы поедем одни. И не говорите никому, что видели нас.

Кербеч кивнул и, попрощавшись со всеми, повернул коня. Сидел он в седле твердо и прямо.

— Что может означать это слово? — задумчиво прого­ворил Жунид, когда они отъехали: — Буй.

— Какой Буй? — удивился Дараев.

— Газиз Дзыбов не договорил... помнишь, я спрашивал, кто его ранил? Он ответил: «Они не поверили мне., это Буй...» И все.

— Я как-то не обратил внимания,— смутился Вадим.— А может, кто-нибудь из них знает? Аскер! Махмуд!..

Но ни тот, ни другой не могли вспомнить человека, чье имя или фамилия начинались бы со слога «Буй»...

Жунид опять замолчал. Ушел в себя. Дараев не мешал. Он уже знал это обыкновение своего друга. Бывало так, что какая-то назойливая подспудная мысль не давала покоя Шукаеву. В такие дни или часы он ходил, говорил, делал все, что полагалось, но мозг его напряженно работал, решая за-дачу, занозой сидевшую в голове. Иногда размышления его вдруг прорывались наружу неожиданным для окружающих действием или вопросом, никак, казалось, не связанным с тем, что происходит сейчас.

Волновало его и другое в словах Дзыбова. Что это за адиюхцы, угнавшие лошадей? Значит, помимо Асфара, Тау и, возможно, самого Газиза, на конеферме в Чохраке побы­вал в ту ночь еще кто-то?.

Дорога вывела к реке. Лаба в этом месте была широ­кой и мелкой. На берегу уныло торчали над водой кривые голые грабы и несколько диких груш.

— Смотрите, смотрите! — вскрикнул Коблев, показывая на противоположный берег.

На небольшой открытой поляне с той стороны реки сто­яла двуколка. Лошадь темной масти пожевывала корм из мешка, привязанного к ее морде. Вожжи лежали на передке, а возница деловито занимался странным делом: из ящика, привязанного к повозке сзади, вытаскивал птиц — уток или гусей — и, методически сворачивая им шеи, бросал опять в ящик.

От того места, где они остановились, до одинокого воз­ницы было не более трехсот метров, так что удрать он не мог при всем желании — разве что бросил бы бричку. Подъехать к нему скрытно — невозможно. Жунид скомандовал:

— Вперед! Рысью!

Кавалькада всадников помчалась по мелкой воде. Дно Лабы здесь было сравнительно ровным, и лошади шли кра­сивым аллюром, слегка приподнимая морды от разлетавших­ся веером брызг

Неизвестный сидел спиной к реке и обернулся как раз в тот момент, когда лошадь Дараева (он скакал первым) вы­бралась на берег Бросив очередную утку в ящик и захлоп­нув крышку, ездовой схватил кнут и хлестнул коня. Бричка дернулась и затарахтела по лесной дороге. От сильного тол­чка привязанный к задку деревянный ящик оторвался и шлеп­нулся на камень, развалившись надвое.

— Махмуд, займитесь птицами! — крикнул Шукаев, до­гоняя Вадима.

Проселок повернул влево

— Не уйдешь! — пробормотал Вадим, хлестнув коня на­гайкой.

— Стой! Буду стрелять! — крикнул Шукаев, доставая пистолет.

Бричка ткнулась передним колесом в дерево, росшее у края дороги, и остановилась.

— Кто вы? И откуда у вас птица? — строго спросил Дараев.

— Хохлов Агап Кондратьевич,— забормотал задержан­ный. Длинный, нескладный, он стоял перед следователями и нервно теребил вожжи.

— Где работаете?

— Почтальон я... Подъехал Аскер Чич

— Товарищ начальник,— изумленно сказал он, оглядывая двуколку.— Так это же наша! С конефермы!.. Вот, на правом колесе обод сшит... И мерин наш, кривой...

— Вы не ошибаетесь, Аскер? — спросил Жунид.— По­смотрите внимательнее.

— Зачем внимательней! Я знаю свой лошадь! Глаз пло­хой? Плохой! Шерсть черный? Черный! Чего еще! — по-рус­ски сказал Чич.

В этот момент табунщик обратил внимание на Агапа Хохлова, который упорно старался повернуться к нему спи­ной.

— Э! Э! Постой! Зачем лицо прячешь, Агап? Зачем наша подвода забирал?

— Вы знаете его, Аскер? — вмешался Шукаев.

— А как же? Кто не знает Агап? Он почту носит, пись­мо, газеты...

— Ну, вот что, Вадим,— искоса глянув на побледнев­шего Хохлова, сказал Шукаев,— вези его в Краснодар. Пря­мо в угро.

— Нет, пожалуйста... не надо, гражданин начальник,— умоляющим тоном забормотал почтальон.— Все скажу..

— Веди протокол, Вадим,— сказал Жунид.— Допросим его на месте. Возвращаться в Насипхабль некогда...