По следам рыжей обезьяны
Шрифт:
Возле главной группы пещер я установил лестницу и деревянный помост, чтобы сверху наблюдать за всем, что творилось внизу. Когда в эти места забрело стадо из шести слонов, я провел на этом дереве два с половиной дня. Каждый раз, спеша подойти к пещерам, я спугивал пировавших там гигантов, и они поспешно удалялись. Целый день было слышно, как они слонялись вокруг, с треском круша мелкий подрост, но ни один не решался приблизиться, пока в воздухе стоял незнакомый запах человека. Я видел оленя и стадо кабанов, но царей джунглей мне так и не удалось заснять, как я об этом ни мечтал.
В других местах слоны были нисколько не менее бдительны и, почуяв меня, всегда уходили. В моем районе было восемь слонов, и они добирались в своих
Я предпринял восхождение на Гунунг-Уманг и увидел там, как мне показалось, кормящегося орангутана. Несколько минут я просидел, глядя на невысокое дерево, которое раскачивалось от движений кормящегося животного. Мне была видна длинная волосатая рука, срывавшая листья, но, когда животное вышло из-под прикрытия листвы, я сообразил, что видел хоботок маленького слоненка, за которым следовала колоссальных размеров мамаша. Слонихи с такими крохотными слонятами легко приходят в ярость, и я поспешил убраться подобру-поздорову, чтобы их не потревожить.
Суеверные жители кампонга были глубоко уверены в том, что я обладаю сверхъестественной властью над лесными животными, но я несколько растерялся, когда ко мне прибыл чиновник из управления лесного хозяйства с просьбой отозвать слонов, которые учиняли разгром на рисовых нолях возле Лау-Джохара. Я попытался объяснить ему, что я здесь так же бессилен, как и любой другой, и даже рассказал ему случай, когда мы с Парбой отправились на тот берег реки посмотреть на орангов, но из-за криков слонов не смогли уснуть всю ночь.
Нами переправил нас через реку в моей маленькой лодке. Парба, совершенно не умевший плавать, одеревенел от страха и едва не перевернул лодку своими конвульсивными движениями. Благополучно высадившись на противоположный берег, мы пошли по утоптанной тропе среди холмов. Там было несколько гнезд орангов, но все давнишние, и мы пошли по кругу обратно на место высадки. Тут мы услышали громкий треск расщепляемого бамбука — знак, что поблизости кормится слон. Парба в жизни не видел слона, и мы стали потихоньку подкрадываться поближе. До животного оставалось всего несколько метров, а мы его все еще не видели; я показал на невысокое дерево, с которого свисала удобная лиана, и мы начали на него влезать. Внезапно бамбуковые заросли расступились, словно взорвавшаяся коробка со спичками, и прямо на нас, громоподобно топая, вылетел слон с колоссальными бивнями. Мы мигом взлетели на дерево.
Парба причитал самым жалостным образом, цепляясь рядом со мной за хрупкие, подламывающиеся сучья, а чудовище бесновалось внизу, сверля нас злобными глазками и замахиваясь на нас длинным хоботом. С гневными воплями он бурей унесся в лес, трубя на бегу. Мы шлепнулись на землю, как два комка студня, и заторопились к берегу с максимальной скоростью, на которую были способны наши трясущиеся ноги. Парба без промедления свалился в утлую лодчонку, которая раньше наводила на него такой страх. Несколько недель он рассказывал эту историю с большим удовольствием, но заманить его за реку больше ни разу не удалось.
В этой местности водились и тигры, но их было так мало, что они не представляли реальной опасности для работающих в лесу. Тем не менее одно сознание, что они здесь есть, сильно влияло на мое чувство собственной безопасности. На Суматре я никогда не ночевал в лесу в полном одиночестве и даже в компании поддерживал огонь всю ночь — предосторожность, которая мне и в голову не пришла бы на Калимантане. Однажды я услышал рев тигра в широкой долине на западной окраине моего участка; это был диковинный звук, отдаленно напоминающий звук мотоцикла, который не желает заводиться. Я пошел разведать, что там такое, и мне ударил в нос запах напуганной змеи — позже Турут нашел там недоеденную кобру. На этой неделе я видел свежие кости убитого кабана, но виновника мы так и не нашли. Может быть, это был тот самый тигр, что убил корову у Лау-Джохара, но он, как видно, пробыл в наших местах очень недолго, потому что больше мы не замечали никаких признаков его присутствия.
Более мелкие кошки встречались чаще, и порой мне попадались их следы на песчаных отмелях у реки. Как-то ночью мы услышали, что какое-то животное скребется за нашим домом, и я направил луч своего фонарика в чернильную тьму. Передо мной сверкнули два горящих глаза, а потом животное бросилось наутек. Я не знал, пантера это или более мелкая золотистая кошка, но у меня не было сомнений, что незваную гостью привлек сюда запах наших кур и поросят.
В своих скитаниях я набрел на открытое пространство, образованное оползнем, который смел всю растительность. Примерно в миле оттуда из густого леса круто поднималась отвесная скала, и ее голая вершина резко и зловеще выделялась на фоне грозового неба. Меня заинтересовала эта необычайная и поразительная формация, и я спустился вниз по склону, перешел бурлящий ручей и направился к каменному обрыву, следуя указаниям своего бесценного компаса. Пришлось карабкаться по крутому склону, усеянному угловатыми обломками твердого известняка, но я хватался за колючие кусты, которые каким-то чудом держались на крутизне. Поднявшись на несколько сот футов над рекой, где колючий кустарник расступился, я оказался у подножия скалы. По ней косо вверх шла узкая трещина, в которой угнездились цепкие папоротники и орхидеи; скала показалась мне достаточно прочной, чтобы сделать попытку взобраться по ней.
Известняк выветрился причудливыми ямками, окруженными острыми, как ножи, закраинами, которые грозили разрезать тонкие подошвы моих тапочек. Стоит мне оступиться и упасть, как меня буквально разрежет на кусочки. Эта перспектива приводила меня в ужас, но спускаться было еще опаснее, чем продолжать подъем, и мне ничего не оставалось, как лезть выше. Я с превеликой осторожностью продвигался сантиметр за сантиметром по узкому карнизу, а когда он постепенно сошел на нет, выбрался на следующий ненадежный уступ. С неимоверным облегчением я взобрался наконец на верхушку своего смехотворного Эвереста. На остром изрезанном гребне было негде даже присесть, но зато с этой высокой наблюдательной вышки открывался чудесный вид на весь район моих работ. Внизу подо мной дремала долина Лианг-Джеринга, на западе я видел холмы за рекой Алас, на севере громоздились горы резерватов Лангкат и Лёсер, а за спиной вздымалась закругленная вершина горы Гунунгуманг.
На обнаженной почве сумели удержаться только лишайники да горсточка очаровательных орхидей. Меня поразила их цепкость. Их корни пробрались в мельчайшие трещины и, разбухая, раздвинули камень, создавая опору для новых корней. Я очень обрадовался, обнаружив, что по другому склону идет гораздо более легкая тропка, так что в следующий раз мне удастся взобраться на Известняковую Вышку без особых усилий и риска. В вытоптанной пещерке был старый помет — как видно, здесь часто укрывались горные козлы. Я спустился, скользя среди выступающих плит, заработал единственную за всю эту эскападу царапину и снова вошел под прохладные своды леса.