По следам рыжей обезьяны
Шрифт:
Внезапно самка орангутана, ее детеныш и один из самцов поспешно покинули дерево. Мы стали оглядываться вокруг, пытаясь найти причину столь неподобающей поспешности. Громадный самец оранга бурей мчался к фиговому дереву, и сучья трещали и гнулись под его весом. Он оказался значительно крупнее всех наших прежних знакомцев и был облачен в роскошную мантию из длинной и лохматой шерсти. Это был, несомненно, глава всего клана, и, хотя его щечные валики не так выдавались, как у Ко и Мо, он, без сомнения, являлся достойным их соперником. Очевидно, это был самец, голос которого часто доносился до меня с того берега реки. Колоссальная обезьяна провела на дереве всего час, и после ее ухода остальные оранги опасливо вернулись. В этот день Герман и Энс видели общим счетом тринадцать разных орангов, и это было необычайное везение для первого выхода в джунгли. И хотя я напустил
Мало-помалу посетителей на фиговом дереве становилось все меньше, и мне уже не пришлось наблюдать подобные захватывающие сцены. Однако после визита Германа обо мне пошла слава, что я могу «выставить» диких орангутанов, как по заказу, на любого, кто отважится проделать долгий путь до моего лагеря. Когда к нам прибыл мистер Бангун Мулья, глава отдела охраны природы Северной Суматры, оранги Кэт и Карл развлекли его на славу, а когда в длинный маршрут меня сопровождал американец Бен Грей, мы видели старого Мо и самку с двумя детенышами. Представителю лесничества из Сидегаланга с обезьянами не повезло, зато он был очень доволен, что в утешение ему удалось увидеть семейство слонов.
Вскоре вести о моих подвигах достигли ушей одного из местных павангов, представителя особой касты людей на Северной Суматре — местных колдунов. Они происходят из окрестностей Бланкеджерена в Ачех и получают профессиональную подготовку у знаменитых менторов, постигая искусство фольклора и магии джунглей. Эти колдуны зарабатывают себе на жизнь то служа проводниками по джунглям, то своим искусством врачевания, то иными тайными талантами. Они приписывают себе способность входить в контакт с животными на расстоянии и вызывать их к себе, когда угодно. Значительно более неприятно то, что они старательно поддерживают суеверие жителей кампонгов, и многие недурно зарабатывают, избавляя души пострадавших от «заговоров» своих коллег.
Каждый колдун специализируется на определенных животных, поэтому есть паванг-руса (олень), паванг-гаджа (слон) и даже паванг-мавас (орангутан), и совершенно бесполезно уговаривать любого из стариков павангов помочь, если ваше рисовое поле вытаптывают слоны. Следует пригласить соответствующего «специалиста». Я всегда отказывался от услуг подобных типов, шутливо замечая, что я сам паванг-куио-купо (бабочковый колдун). Теперь моя необычайная удачливость с рыжими обезьянами и то, что мне удалось вылечить несколько больных в кампонге, как видно, стали угрожать прибыльному ремеслу, поэтому местный паванг-руса под предлогом рыбной ловли нанес визит в Сампоран. У него вызвало громадный интерес индейское кольцо-головоломка на моем пальце, и он ни на минуту не сомневался, что именно оно таит в себе мою силу. Самое забавное, что, купаясь вечером, я увидел, что кольца на моем пальце нет и исчезло оно совершенно бесследно. Я поневоле задумался, не стянул ли его с меня колдун своими чарами. Но вот что самое неприятное — с тех пор мне никогда уже не удавалось так легко и просто находить своих орангов.
Глава 12
Любовь среди древесных вершин
Орангутана всегда описывали как существо неистово страстное, и я был наслышан множеством россказней об оргиях в лиственных гнездах, похищенных даякских девушках, о посягательствах на честь обслуживающего персонала в зоопарках и об орангах, которых держали ради сексуальных развлечений.
Молодые оранги в неволе действительно преждевременно развиваются и ведут себя довольно непристойно, без конца занимаясь эротическими играми и рукоблудием. А вот дикие оранги, невзирая на свою репутацию, сравнительно умеренны в своих любовных играх. По правде говоря, шимпанзе гораздо больше соответствуют нашим представлениям о животной чувственности. Как и у многих живущих на земле обезьян, у самок шимпанзе в период полового возбуждения сильно набухает розовая ткань возле хвоста, и они довольно неразборчиво спариваются с кем попало. Поэтому самцы и самки могут совокупляться много раз в день, и секс значит для них едва ли больше, чем мимолетное приветствие или сердечное рукопожатие.
Может быть, оттого, что на высоких вершинах небезопасно предаваться самозабвению страсти, у обезьян, живущих под пологом леса, — гиббонов и орангутанов — сравнительно редко можно наблюдать сексуальное поведение. Мне частенько приходилось видеть, как «молодой человек» и «девушка» встречались и проходили мимо, не проявляя ни малейшего интереса.
Впервые я наблюдал любовную встречу орангов зимой 1969 года в Сабахе. Я очень плодотворно провел несколько дней, следуя за большой темной самкой Руби и ее подростком-сыном Ричардом. Неожиданно на четвертый день нашего знакомства они повернули назад, в ту сторону, откуда пришли. Я услышал впереди визгливые крики и заторопился к месту происшествия. К тому времени, когда я подоспел крики замолкли, и я так ничего и не понял. Однако я увидел что передо мной уже три оранга, и все они мирно отдыхают. Знала ли Руби, что еще один оранг — полувзрослый самец по имени Хэмфри — находится выше по склону холма, или она встретилась с ним случайно? Этого я сказать не мог, но трио оставалось вместе весь день. Пока Хэмфри держался на расстоянии, Руби вела себя вполне непринужденно, но, как только он пытался свести с ней более короткое знакомство, она тут же ускользала от него. В этот вечер Руби и Ричард устроились в гнезде на самой верхушке высокого дерева, Хэмфри ночевал гораздо ниже.
Вернувшись на следующее утро, я застал Руби с Ричардом еще «в постели», а Хэмфри нигде не было видно. День проходил. Ричард играл среди ветвей, а Руби выглянула совсем ненадолго, пожевала несколько листочков и вернулась на свое пружинистое ложе. Орангам вообще не свойственно залеживаться допоздна, и еще удивительнее было то, что они провели все утро возле своего гнезда. Я подумал было, что Руби заболела. Но в полтретьего их странное поведение объяснилось. Появился Хэмфри и полез наверх, к сонной парочке. Ричард завопил и помчался к матери. Лицо Руби исказилось от страха, когда Хэмфри схватил ее сзади и выволок из гнезда. Пылкий любовник укусил ее и дал ей затрещину, а затем, крепко обхватив ногами ее талию сзади, насильно овладел несчастной самкой. Руби отчаянно вырывалась, медленно и неуверенно спускаясь вниз. Ричард с визгом цеплялся за нее. Он молотил своим крохотным кулачком в грудь большого самца. Нимало не смущенный, разбойник Хэмфри спустился вниз, перехватываясь руками и не выпуская Руби из крепкого ножного захвата. Десять минут спустя копошащаяся группа добралась до земли и распалась. Все действующие лица принялись кормиться как ни в чем не бывало. В эту ночь они снова ночевали рядом, но наутро Хэмфри расстался с маленькой семьей и ушел странствовать в одиночку.
Я видел несколько похожих спариваний на Калимантане — короткие, но бурные нападения на сопротивлявшихся самок. Мне не верилось, что это нормальное поведение, общепринятое в жизни орангутанов. Самки явно панически боялись этих наскоков и пускались в обход, лишь бы избежать встречи с самцами. Вряд ли такое положение дел благоприятствовало размножению вида. Более того, каково же тогда назначение супружеских пар? Много раз я встречал самок и самцов, путешествующих вместе в полном мире и спокойствии. Очевидно, это и были особи, обеспечивающие прирост популяции; только их скромное поведение не позволяло мне окончательно в этом убедиться. Может быть, именно эта бездеятельность и привела к значительному падению рождаемости в районе Сегамы.
С 1968 года наблюдалось стойкое снижение количества новорожденных к северу от реки, а в 1970 году не родилось ни одного детеныша. Популяция самцов, составлявших пары, была всего вдвое меньше популяции, расположенной к югу от Сегамы, но их крики слышались почти в три раза чаще. Это снижение рождаемости и возросшая агрессивность самцов, судя по всему, были результатом перенаселения, так как эти места все время наводняли бродячие, бездомные орангутаны, бежавшие от лесоповала на севере. Судя по всему, оранги в неблагоприятное время воздерживались от размножения.
У многих других животных существуют естественные методы регулирования численности. Экспериментально доказано, что крысы и полевки в условиях перенаселенности страдают от стресса и перестают размножаться. Они становятся агрессивными и доходят даже до каннибализма, их плодовитость падает, а процент выкидышей и отход потомства растет. Однако методы, применяемые орангутанами, иные: возросшая агрессивность самцов проявляется в том, что они перекликаются с дальних расстояний и проявляют все меньше стремления к встречам с самками для спаривания. Подобная способность регулировать рождаемость путем изменений в поведении, которое влияет на образование пар, возможно, уникальна среди животных.