По следам знакомых героев
Шрифт:
— А вас это удивляет?
— Конечно, удивляет! — вмешался Уотсон. — Вы ведь не простой плут, — решил он польстить Остапу. — Вы великий комбинатор. Неужели и вам тоже Хлестаков кажется таким уж ловкачом?
— Сэр, вы мне льстите, — парировал Остап. — Но я не падок на лесть. Надеюсь, вы помните мою скромную аферу в Васюках? — обратился он к аудитории. — Ну да, когда я выдал себя за гроссмейстера. Жалкая выдумка, по правде говоря. Во всяком случае, в сравнении с блистательной аферой мсье Хлестакова. Что ни говори,
— Но ведь Хлестаков, — снова не выдержал Уотсон, — вовсе не выдавал себя за ревизора. Они сами…
— Пардон! — оборвал его Остап. — Не будем отвлекаться, известно ли вам какую прибыль я извлек из своей шахматной аферы?
— Ну, я не помню, — растерялся Уотсон. — Если не ошибаюсь, что-то около тридцати…
— Тридцать семь рублей с копейками, — уточнил Остап. — Шестнадцать за билеты и двадцать один рубль из кассы шахматного клуба. А Хлестаков…
— Так ведь он, — попытался снова вмешаться Уотсон.
Не такой человек был Остап Бендер, чтобы можно было так просто прервать его речь.
— Пардон! — снова остановил он Уотсона. — Я не кончил, господа присяжные заседатели! Надеюсь, вы не забыли, как мы с Кисой Воробьяниновым удирали из Васюков. Сперва я мчался по пыльным улочкам этого жалкого поселка городского типа, как принято называть нынче такие захолустные населенные пункты, а за мною неслась орава шахматных любителей, грозя меня растерзать. А потом мы с Кисой чуть не утонули, и только счастливая случайность…
— Напоминаю вам, — счел нужным вмешаться Шерлок Холмс, — что все эти подробности хорошо известны читателям Ильфа и Петрова…
— Еще пардон! — снова не дал себя прервать Остап. — А теперь вспомните, как комфортабельно покидал уездный город Н. мой подзащитный мсье Хлестаков. На тройке! С бубенцами! Одураченный городничий ему еще ковер персидский в коляску подстелил!
— Ну вам тоже особенно прибедняться не стоит, — улыбнулся Холмс. — Бывали ведь и у вас такие удачи. Вспомните Кислярского, у которого вы в Тифлисе так талантливо выманили…
— Какие-то жалкие триста рублей! — на лету подхватил мяч Остап. — А мой подзащитный у одного только почтмейстера схватил триста! Да триста у смотрителя народных училищ! А у Земляники — целых четыреста. Про шестьдесят пять рублей, взятых у Добчинского и Бобчинского, я уж и не говорю… Да, пардон!.. Я совсем забыл про Ляпкина-Тяпкина! Видите? Это уже за тысячу перевалило. Нет, дорогой мистер Холмс, вы должны признать, что по сравнению с деяниями моего подзащитного, мои скромные подвиги, даже те из них, которые предусмотрены Уголовным кодексом, имеют невинный вид детской игры в крысу.
Холмс только усмехнулся в ответ: его искренне забавляла своеобразная манера великого комбинатора выражать свои мысли. Он
— Как вы полагаете, дорогой Остап, — начал он.
Но тут его внезапно прервал Уотсон.
— Я просто перестаю вас понимать, Холмс! — взорвался он. — Объясните наконец этому господину, что Хлестаков никаких денег ни у кого не выманивал! Они сами совали ему эти деньги. А он, может быть, даже и не догадывался, что его принимают за ревизора.
— Так я в это и поверю, — пожал плечами Остап. — Как говорила в таких случаях моя приятельница Эллочка Щукина, шутите, парниша!
— Не стоит спорить, друзья, — мягко прервал эти препирательства Холмс. — У меня есть предложение. Давайте пригласим сюда Хлестакова, и пусть он сам честно и правдиво расскажет нам, как было дело.
Предложение Холмса было встречено с энтузиазмом.
— Прекрасно!.. Отличная мысль!.. А вот и он… Нет, господа, вы только поглядите на его лицо! Ну прямо ангел небесный!.. Невинный ягненок… Даже я не мог бы притворяться с таким искусством…
Холмсу пришлось на этот раз довольно долго действовать своим председательским колокольчиком, чтобы утихомирить этот взрыв чувств, вызванных появлением Хлестакова.
— Иван Александрович, — обратился он к вновь прибывшему, когда страсти улеглись, — я прошу вас честно и откровенно ответить почтенному собранию на несколько вопросов.
Хлестаков не без изящества поклонился.
— Извольте, господа! Я готов!
— Ваши рекомендатели изобразили здесь дело таким образом, что вы якобы с умыслом выдали себя за ревизора…
— Само собой, с умыслом, — легко согласился Хлестаков. — Ведь на то и живешь, чтобы срывать цветы удовольствия.
Признание это вызвало новую бурю восторга. Вдохновленный успехом, который имели его слова, Хлестаков продолжал все с большим воодушевлением:
— Слава богу, мне не впервой выдавать себя за высокопоставленных особ. Однажды я даже выдал себя за главнокомандующего. Солдаты выскочили из гауптвахты и сделали мне ружьем. А один офицер, который мне очень знаком, после мне говорит: «Ну, братец, ну и ловок же ты! Представь, даже я и то совершенно принял тебя за главнокомандующего…»
— И после этого вы станете меня уверять, что этот человек не выдающийся мошенник? — подал реплику Джефф Питерс.
— Натурально, выдающийся, — мгновенно обернулся к нему Хлестаков. — Со многими знаменитыми жуликами знаком. С Лжедмитрием на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Лжедмитрий?» — «Да так, брат», — отвечает. Большой оригинал. «Полно уж тебе, говорит, на мелочи размениваться, за всякую мелкую сошку себя выдавать. Учись, говорит, у меня! Пора уж тебе начать выдавать себя за государя императора!» Ну, я тотчас взял да и выдал себя за государя. Всех изумил.