По следу тигра
Шрифт:
Максим старательно улыбался и даже убрал руки за спину. Потом спохватился, сделал вид, что удивлен и ошарашен одновременно и задал еще несколько наводящих вопросов. Ответы были получены исчерпывающие. Одинокие пенсионерки, оказывается, это чертовски кровожадные и любопытные существа. Кто бы мог подумать, что этот божий одуванчик способен с близкого расстояния длительное время рассматривать труп с проломленным черепом. Это патология, не иначе, нормальному человеку такое в голову не придет. Его элементарно вывернет наизнанку, и будет выворачивать потом еще очень долго при одном воспоминании об увиденном, вот и все.
— Не похоронили еще, родителей ее ждут, — на прощание сообщила бабка, захлопнула дверь и загремела цепочкой. Максим вышел из подъезда. Проломили голову, где-то он уже слышал о чем-то похожем. Подобный прием был чьей-то визитной карточкой, но чьей именно? Надо вспомнить сегодня, сейчас же, пока еще не поздно, пока… Пока приказавшая убить девушку тварь не сдохнет, Стрелков будет жить. И как долго это будет продолжаться, зависит только от Максима. Сейчас надо забыть об эмоциях и чувствах, гнать лишние мысли, оставить только те, что помогут вычислить заказчика убийства. Та тетка, Викина соседка, сказала, что сумка лежала рядом с телом девушки, телефон и кошелек оказались на месте. Следовательно, целью на падения было не ограбление. А то тогда? Кому она могла мешать, что знала, что видела? Или кого? Нет, это исключено, Вика знала Максима под ником «Анатолий Гончаров» и только. Как и квартирная хозяйка, как и врачи местной больницы. Их что, тоже скоро найдут с проломленными черепами? Нет, здесь что-то другое. Если бы неведомый заказчик ставил своей целью охоту на капитана Логинова, он бы действовал по-другому. Тут все слишком просто — удар по голове, и все. Так поступают ищущие денег на «дозу» наркоманы или обычные уголовники, да и то жертве нападения обычно удается выжить. Подобным образом действуют в тех случаях, когда жертву предупреждали, и не раз, а потом от угроз перешли к делу. От угроз. К делу. Звонки на мобильник, разбитое стекло, подожженная дверь, труп кошки на ее ручке. Что было перед этим? Правильно, люди попытались отстаивать свои права и как-то повлиять на жирную, на всю голову больную сволочь. Нет, чуть позже… Правильно, трое из пяти оказались в больнице с черепно-мозговой травмой, кажется, открытой. Но все это было до той памятной «беседы» с Букиным, он же давно мертв! «Королева Виктория, например. Сколько ты ей должен за полгода?» — Максим рывком поднялся на ноги, постоял немного, глядя в окно, и врезал кулаком по стене. Потом еще раз, и еще, пока немного не отлегло. «Башкой бейся теперь, придурок. Ты сам подставил ее, сам! Почему не проверил, не убедился, что все сделано чисто?» Да, так все и было. Сон после эпилептического припадка нельзя отличить от комы. Что такое кома? Это тяжелое патологическое состояние, оно характеризуется не только полным отсутствием сознания, но и рефлексов, угнетаются функции нервной системы, отсутствует реакция зрачков на свет. Давление резко снижается, и обычным, «полевым» способом, прощупать пульс невозможно. Букин не сдох тогда, он просто отрубился на несколько недель, и теперь пришел в себя. Не сразу, как в кино, а сначала часа на два — на три, но этого времени ему хватило, чтобы вспомнить, кто прислал к нему «наемника». Или коллектора — специалиста по истребованию долгов. Крепкой оказалась черепушка у генерального директора «Техноэкспорта», слишком крепкой. Ничего, завтра калибр 9,5 мм ошибку исправит.
«Работа над ошибками, — Максим снова плюхнулся на табурет, привалился спиной к стене, прикрыл глаза. — Завтра ты пойдешь делать работу над ошибками». Эта часть плана являлась аксиомой, осталось только выяснить маршрут. Так, еще раз, только медленно. Сколько времени прошло с того дня, когда был «отформатирован» Букин и его охрана? Месяц с небольшим. Когда убили Вику? Чуть меньше недели назад, прошло дней пять или шесть. Значит, директор «Техноэкспорта» пришел в себя не больше недели назад, и, следовательно, сейчас должен находиться в лечебном учреждении. И, скорее всего, не в простом, а в специализированном, предназначенном для раненых на голову пациентов. А куда «скорая» может доставить больного после эпилептического припадка? Сейчас узнаем.
Максим бросился в коридор, выдрал из внутреннего кармана куртки мобильник, набрал короткий номер.
— Девушка! — заорал он испуганно. — Девушка, спасите! У дедушки только что эпилептический припадок был, его «скорая» забрала! А дедушка диабетик, он помрет без инсулина! Куда нам лекарство отвезти? Дедушка одинокий, а врача спросить никто не догадался! — Максим не давал диспетчеру открыть рот, вопил, и в редких паузах, когда набирал в грудь побольше воздуха, расслышал ответ.
— Да не переживайте вы так, не дадут ему помереть, дедушке вашему! И инсулин у них найдется, и все, что надо. А отвезли, скорее всего, в областную психиатрическую больницу номер пять, знаете, где это? Так и я никогда там не была, Бог миловал. Запишите адрес и телефон. — Диспетчер любезно согласилась подождать, пока Максим найдет карандаш, продиктовала координаты местной дурки. На прощание посоветовала выпить успокоительного, похвалила за отзывчивость и положила трубку.
Вот и все, завтрашний день расписан поминутно. Утром навестить Букина, днем забрать вещи, вечером — визит к Стрелкову. И уматывать к чертовой матери, в Австралию, на Новую Землю, в космос — куда угодно, лишь бы подальше отсюда, от этого пропахшего грязью, кровью и человеческой дрянью городишки. А что дальше? Да какая разница, завтра и посмотрим, как карта ляжет.
В областную психиатрическую больницу номер пять ехать пришлось сначала на электричке, а потом идти пешком через старинный роскошный парк. Располагалась обитель скорбных на голову далеко за городом, рядом с железнодорожной станцией. Кроме Максима на остановке вышли только две пожилые, нагруженные сумками женщины и нетрезвый мужичок. Вернее, последний, не вышел, а его выкинули из вагона контролеры, и страдалец покорно подчинился превосходящей силе противника. Потоптался на перроне, глядя вслед отъезжающей электричке, и поплелся в здание вокзала, поспать в тепле. Максим миновал станционный павильон, прошел по тропе мимо указателя «МОПБ № 5–2 км» и оказался на лесной дороге. Здесь было оживленно, грузовички, «газели» и «уазики» носились в обе стороны, и Максиму приходилось часто отходить на обочину и пропускать вперед очередное транспортное средство. Скоро за деревьями показались серые плиты забора, а за ними — выкрашенные в веселенький оранжевый цвет одноэтажные строения. Въезд на территорию областной «психушки» перекрывали автоматические металлические ворота с изображенной на них эмблемой змеи, грустящей над чашей с ядом. Ну и пост, он же КПП, конечно, с парочкой охранников внутри, куда ж без них. Максим близко к проходной подходить не стал, рассмотрел все издалека и вернулся немного назад. Здесь ломиться в закрытую дверь не стоит, надо поискать другой путь. Забор обычный, невысокий, метра два с половиной-три высотой, не больше. Вот здесь можно попробовать, за парочкой елей, удачно примостившихся рядом с оградой. Администрация дурки на «Егозу» поскупилась, а может, для удержания контингента внутри периметра применяла более эффективные, чем «колючка», методы. Максим перебрался на ту сторону, осмотрелся, прошел вдоль плит подальше от апельсинового цвета домишек, разглядывая территорию издалека. Людей на глаза попадалось мало, и все они либо очень быстро шли по дорожкам, либо наоборот — никуда не торопились. И гребли себе старательно снежок, высунув от усердия языки. Судя по всему, трудотерапия в действии, выздоравливающим либо тихопомешанным оказана высокая честь — им доверили лопату и определили участок работ. А те и рады, стараются, кидают снег по обе стороны от тропинки, как дети в песочнице совочками машут. В сектор обзора попали сразу три трудолюбивых психа и «надзиратель» из персонала. Плотный неповоротливый дядя в темно-синем комбинезоне, куртке без знаков различия и в валенках курил уже третью сигарету и заливисто ржал, общаясь с кем-то по мобильнику. Тихие психи вздрагивали и старались держаться от «воспитателя» подальше. Сами выглядят, как бомжи: тощие, нескладные, одеты в одинаковые буро-бежевые халаты, из-под которых торчат полосатые пижамные штаны. С обувью вообще беда — один в ботинках, остальные в больничных тапках.
Максим эту компанию рассмотрел и выводы сделал соответствующие. Без маскарадного костюма не обойтись, тут мимикрия нужна, по-другому по территории больницы не пройти. Внешний вид сразу выдаст чужого, а привлекать к себе внимание нельзя. Надо еще нужный корпус найти, и палату, и… Много еще чего, и все это сделать быстро и, по возможности, незаметно для окружающих. А время поджимает, но и торопиться нежелательно. Поэтому прием был до безобразия прост — Максим вышел на тропинку с довольной дебиловатой улыбкой, поозирался по сторонам и направился прямиком к обалдевшему от такой наглости «воспитателю». Но на полдороге сделал вид, что испугался, быстренько развернулся и припустил назад. И улыбнулся злорадно, услышав за спиной:
— Стоять! Стоять, кому говорю! Сейчас охрану вызову!
«А вот этого не надо», — Максим немедленно выполнил приказ, остановился и улыбнулся широко навстречу преследователю. Тот приветливость «гостя» не оценил, пер, как бык на красную тряпку, с вытаращенными глазами и пеной у рта. Скорость оппонент набрал хорошую, Максим подпустил его на расстояние вытянутой руки и отступил с тропинки в снег. Надзиратель по инерции пролетел немного вперед, когда для него все закончилось. Максим в два прыжка догнал надзирателя, прыгнул с разбега ему на спину и повалил мордой в снег. Неповоротливый дядя побарахтался немного в снегу и затих, придушенный за горло локтевым сгибом противника. Максим выждал немного, оттащил потерявшего сознание «воспитателя» подальше от дорожки. Быстро расстегнул на нем куртку, накинул ее на себя, скрутил охраннику руки его собственным ремнем, в рот надзирателю запихнул найденную у него в кармане кожаную перчатку. Вторая отсутствовала, но Максим задумываться над этой загадкой не стал. Запахнул на себе гигантский, размера на два больше, чем нужно, темно-синий «маскхалат» и вернулся на тропинку.
Мимо отряда трудолюбивых постояльцев психушки проследовал уверенно, не глядя на подопечных. Те же, наоборот, уставились на преображенное начальство во все глаза. «Не пугайтесь, ребята, это глюки, так бывает иногда. Ну, не мне вам рассказывать», — Максим свернул на другую дорожку, направился к самому большому, двухэтажному строению. Есть тут у них регистратура, или как это правильно называется, должны же они своих психов где-то регистрировать? Или приемное отделение, как в обычной больнице? Максим шел вдоль невысокого сетчатого заборчика, и на ходу рассматривал огороженную территорию. Внутри две лиственницы, под ними деревянный столик, рядом беседка. В самом загоне никого, зато следов на снегу полно. Значит, здесь что-то вроде прогулочного дворика для постояльцев длинного одноэтаэжного барака, расположенного рядом. С другой стороны тропы точно такой же барак, только поновее и из серого кирпича. Все окна зарешечены, поблизости никого, даже голосов человеческих не слышно. Впрочем, территория обитаема, Максим повстречался уже с двумя сотрудниками дурки. Те на «коллегу» внимания не обратили, проскочили мимо, глядя себе под ноги. Вот как у них тут принято: руки в карманах, голова опущена, взгляд исподлобья. Максим старательно скопировал поведение встречных и теперь почти не выделялся на общем фоне. Тропа сделала поворот, расширилась и вывела на центральную магистраль психбольницы. Слева Максим увидел знакомые ворота, справа в два ряда стояли однообразные, но яркие на фоне серого леса и снега корпуса психбольницы. А примерно посередине возвышался темно-зеленый щит с планом-схемой территории. Максим направился в ту сторону, прищурился, силясь разобрать надписи на ходу. Потом сделал вид, что ищет что-то у себя в карманах, остановился, повернулся к щиту боком и скосил глаза влево. «Наркологическое отделение», «Котельная», «Гараж», «Изолятор», «Отделение судебной экспертизы», «Отделение социальной экспертизы», «Морг», «Вещевой склад» — все не то. Экспертизы, кажется, назначаются по решению суда, а Букин до него не доживет. В морг ему пока рано, и в изолятор пациент такого уровня вряд ли попадет, даже если перекусает весь персонал клиники. Гараж, котельная и вещевой склад отпадают сами собой. Так, что там еще? «Отделение 1», «Отделение 2», «Наркологический диспансер», «Психиатрический диспансер» — вот, уже теплее, надо начать с него. Или все же с наркологического? Судя по схеме, оба корпуса рядом, заглянем и туда, и туда.
В кармане «маскхалата» завозился забытый там охранником мобильник. Максим вытащил телефон, нажал отбой, выдрал из трубки аккумулятор и бросил в ближайшую по ходу движения мусорную урну. Вроде, этот маневр остался без внимания: окружающие на Максима внимания не обращали, проходили мимо, занятые лишь своими мыслями и разговорами. Время подходило к обеду, в сыром воздухе знакомые запахи больничной еды расползались по всей территории. Максим шел по аллее из лиственниц и кленов, осторожно осматривался по сторонам. Наркологическое — вот оно, безликое, из серого кирпича двухэтажное здание с решетками на окнах. За ним еще два таких же, психиатрическое — последнее. Старой постройки двухэтажное, ярко-оранжевого цвета здание с двумя помпезными колоннами на входе и высоким крыльцом. Даже обязательные решетки на окнах внешний вид не портят — за ними белоснежные пластиковый профили со стеклопакетами, на окнах белые шторы или жалюзи, и даже внешние блоки кондиционеров. Дальше можно не ходить — издалека видно, что отделение это не простое, а для особо важных пациентов. Для тех, кто готов хорошо заплатить за свое пребывание в этом тихом уголке под наблюдением специалистов. Если Букин все еще отлеживается после того припадка, то именно здесь, а не в одном из тех бараков с облезлыми стенами и листами фанеры на месте выбитых стекол, мимо которых прошел недавно Максим. Осталось только выяснить, в какой палате именно.
Здание строили давно — на совесть и на века, не забыв и про эстетическую составляющую. Потолки высокие, стены толстые и теплые, на полу — мозаика из белой и коричневой плитки, вокруг плафонов и по карнизам тянутся белые лепные барельефы. Все это отремонтировано, подновлено, где надо — побелено, где не надо — подкрашено. Дежурный на входе не удостоил Максима вниманием, скользнул взглядом и вернулся к чтению толстого журнала про приусадебное хозяйство. Максим на развилке коридора чуть замедлил шаг, огляделся быстро по сторонам. Направо и налево только череда белых дверей и поручней по стенам, впереди — широкая, с истертыми ступенями лестница на второй этаж, на площадке огромное панорамное окно. Без решеток, что удивительно. Ну, и куда теперь? «Думай, думай быстрее, соображай. Вон тетка в белом халате сюда идет, медсестра или санитарка. Сейчас с расспросами привяжется», — Максим снова закрутил головой по сторонам. И уверенно, даже деловито двинул к лестнице, спокойно зашагал вверх по ступеням, увидев на стене табличку: «Платное отделение». И белую стрелочку под ней, указывающую направление. Планировка второго этажа полностью повторяла собой первый: тот же бесконечный коридор в обе стороны, белые пластиковые двери с «квартирными» номерками, цветы на подоконниках и пустота. «Не думал, что в дурдоме так тихо», — Максим снова застыл, как витязь на распутье. Что теперь — ломиться в каждую палату и искать среди постояльцев гендиректора-убийцу? Нет, так не пойдет. Осмотреть он успеет только два или три помещения, потом начнется свалка. Прибежит персонал, да и от самих пациентов ждать можно чего угодно, тем более, от платных. Если даже «простой» псих может человека убить, и ему за это ничего не будет, то что говорить о буйных такого ранга, как Букин?