По ступеням «Божьего трона»

Грум-Гржимайло Григорий Ефимович

От Гумуди до Урумчи оставалось уже не более 21 км, которые на следующий день мы пробежали рысцой, далеко опередив караван.

Когда-то район этот, орошаемый рекой Архоту и ее правыми притоками – Са-хэ и Лоу-са-гу, был густо заселен, теперь же мы встретили здесь одни пустыри, среди коих лишь кое-где виднелись жилые постройки и нарождавшиеся хозяйства. Движение по дороге было, однако, значительное, и мы то и дело обгоняли обозы, пеших и конных.

За крепостцой Чи-та-вань мы поднялись на пригорок и, следуя отсюда то холмами, то краем оазиса, выбрались, наконец, на гребень более высокой гряды, с которой открылся обширный вид на долину р. Архоту.

Урумчи, с его предместьем и двумя импанями по краям, лежал у нас теперь под ногами, но город этот отсюда, с горы, не представлял ничего красивого или оригинального. В Китае все города устроены по одному образцу, и путешественник, раз познакомившись с одним из них, может

дальше ехать в полной уверенности, что и во всех последующих он найдет то же самое с весьма малыми отступлениями. Урумчи не составлял в этом отношении исключения, и его стены и массивные ворота с венчающими их трехъярусными башнями повторяли лишь то, что мы привыкли встречать в каждом попутном городе-крепости. То же, что вмещали эти стены, представляло лишь постройки одинаковой высоты, крайне однообразные, грязно-серые здания, среди коих своими размерами выделялись кумирня с выстроенной перед ней открытой сценой театра, мань-чэн – казарма губернаторского конвоя и два ямыня – губернаторский и председателя казенной палаты (фань-дая, в местном произношении – фань-тэя).

Но что особенно портило впечатление – это обилие пустырей, которые до своей застройки служат, по-видимому, свалочным местом для городских нечистот; они занимали значительные участки вдоль восточной части стены, примыкая к базару, губернаторскому ямыню и мань-чэну. Улицы казались распланированными очень неправильно, виднелось множество тупиков и переулков, отходивших под самыми разнообразными углами от магистралей, ведших к городским воротам; в общем же получалось впечатление сети с весьма неправильными ячейками. Эти улицы кишели народом только в частях, примыкавших к базару; весь же район от ямыня фань-дая до мань-чэна, с одной стороны, и кумирни, с другой, выглядел совсем безлюдным.

Хотя я имел уже случай говорить о прошлом этого города, но я считаю нелишним еще раз к нему вернуться, дабы полнее осветить вопрос о былом местоположении Бншбалыка, или Бэй-тина.

Ссылаясь на изыскания Клапрота [284] , Риттер замечает, что доказанное этим ученым ориенталистом тождество Урумчи и Бэй-тина послужило важным шагом к познанию прошлого внутренней Азии [285] .

Вполне разделяя мнение Риттера о значении, какое имеет для истории Притяньшанья точное определение местонахождения столицы Уйгурского царства, я с тем большей настойчивостью обращаю внимание читателя на ошибочность гипотезы Клапрота.

284

«Determination de l’emplacement de Bichbalik» в «Mеmoires relatifs a l’Asie, II, с. 355–363. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

285

«Землеведение Азия», II, с. 74. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

Я не буду повторять уже сказанного мною по поводу комментариев Клапрота на описание пути войск хана Гулагу через Джунгарию и прямо перехожу к разбору тех данных, которые ввели его в заблуждение.

Клапрот цитирует четыре китайских сочинения: «Су-хун-цзянь-лоу», «Мин-ши» («Ming-szu»), «Дай-цин-и-тун-чжи» и «Си-юй-тун-вэнь-чжи]. В первом из них, принадлежащем перу Чжао-юань-пина, изложен лишь маршрут хана Гулагу, проливающий весьма мало света на занимающий нас вопрос, во втором говорится о струне, а не о городе Бишбалык (т. е. о Могулистане), в «Дай-цин-и-тун-чжи» указывается на тождество Бэй-тина и резиденции заднего (северного) чешиского владетеля и, наконец, только в «Си-юй-тун-вэнь-чжи» мы читаем: «При Сунской династии эта местность (Урумчи) была Бэй-тином или северной столицей Гао-чана или уйгуров; при Юаньской или монгольской ее называли У-чэном хой-хэ или уйгуров».

То же говорят, основываясь, по-видимому, на том же источнике, и китайские ученые Чжан-му и Хэ-цю-тао, составители «Мэн-гу-ю-му-цзи»: «При Сунах здесь (в местности Дн-хуа) был Бэй-тин владения Гао-чан» [286] . Но Иакинф переводит это место «Си-юй-тун-вэнь-чжи» следующим образом: «Полагают, что правление (Бэй-тин) находилось на месте нынешнего города Ди-хуа-чжоу» [287] .

Таким образом, с приурочиванием Бишбалыка к современному Урумчи встречаемся мы впервые в «Си-юн-тун-вэнь-Чжи», которая в остальном повторяет лишь данные «Общей географии Китая» («Дай-цин-и-тун-чжи»), изданной в 1734 г. Насколько, однако, такое отождествление соответствует действительности, видно из следующих фактов, сообщаемых теми же источниками.

286

«Мэн-гу-ю-му-цзи». с. 465. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

287

«Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена», III геогр. указ., с. 11. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

Вот что там говорится.

Округ Дн-хуа при династии Хань составлял владение Пу-лэн-цянь-го [288] , в период троецарствня оно переименовано было в Пулу; при династии Тан здесь был учрежден уезд Пу-лэй, переименованный в 762 г. в Хоу-тин [289] .

Между тем, если верить «Дай-цин-и-тун-чжи», Бэй-тин-ду-хо-фу основан был в 702 г. на месте главного стойбища князя северного Чеши, которое «Си-юи-тун-вэнь-чжи» приурочивает к Му-лэй-ю (Мурую) [290] , а другие источники к Ци-тай-ю [291] .

288

Wylie «Notes on the Western Regions», с. 103; Иакинф [Бичурин]. там же, с. 56. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

289

«Мэн-гу-ю-му-цзи», с. 465; Иакинф [Бичурин]. там же, с. 56. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

290

Wylie, цит. соч., с. 106. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

291

Иакинф [Бичурин]. «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена», геогр. указ., с. II; его же – «Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана», с. XXVII. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

Из сопоставления же этих данных нельзя не вывести заключения, что Бэй-тин тайских времен не мог находиться на р. Ар-хоту, а так как, согласно той же «Си-юн-тун-вэнь-Чжи» [292] . У-чэн (Бишбалык) уйгуров носил в тайскую эпоху имя Бэй-тина, то ясно, что и в сунское время он не мог переместиться в долине р. Архоту.

Затем мы имеем и прямое указание на то, что Бэй-тин находился в окрестностях Гу-чэна; я говорю о свидетельстве Цзи-юань-хуайя, сообщающего в «Си-цзи-чжи» следующие сведения

292

Klaproth, цит. соч., с. 362. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

О развалинах этого города [293] : в урочище Цзи-муса находился старинный город Тайского воеводства – Бэй-тин, пострыенный Ли-вэн-гуном; он имел в окружности 40 ли; стены его сложены были из сырцового кирпича; каждый кирпич имел в толщину 1 чи, в ширину 1 чи 5–6 цунь и длину 2 чи 7–8 цунь; старые черепицы достигали в ширину более одного чи, а в длину 1 чи 5–6 цунь. В городе имелась кумирня, совсем теперь развалившаяся, а в ней каменное изображение будды, по пояс вошедшее в землю и все еще имеющее в вышину 7–8 чи.

293

«Мэн-гу-ю-му-цзи», с. 483–484. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

«Железный колокол выше человеческого роста, покрытый со всех сторон надписями, но до такой степени съеденными ржавчиной, что нельзя разобрать ни одной буквы. В городе повсюду (разбросан?) каменный уголь. Элюты рассказывали, что город этот в древности взят был огненным боем и что находившиеся с четырех сторон батареи были возведены во время осады. Но к какому времени относится город и каким народом он был пострыен, они не могли сказать этого». Из «Си-юй-ту-чжи» мы узнаем, что на запад от Гу-чэна есть источник Ню-цзюань-шоань, у которого военный начальник края, Соном-нэрэн, в 1775 г. нашел два обломка памятника времен тайской династии, из сохранившихся на котором слов «Цзнь-маньский уездным начальник» и др. мы узнаем, что Гу-чэн лежит на земле тайского уезда Шинь-мань, танский же город Цзинь-мань должен соответствовать городу того же имени у задних Чеши.