По светлому следу
Шрифт:
Назимов был контужен на фронте, и, когда нервничал, у него слегка подергивалась левая щека. Чтобы скрыть это, он медленными движениями ладони массировал лицо. Сегодня инженер почти не отнимал руки от щеки.
– Боюсь, не приключилось ли с ним чего серьезного,-продолжал Назимов, усаживаясь в плетеное кресло.-Уж очень Митя угрюм был в последние дни.
А вчера на целый день уезжал куда-то. Он, правда, любил иногда выезжать в горы или соседние колхозы, но не делал никогда из этого секрета, а вчера почему-то не сказал мне, куда ездил.
– Странно...
– задумчиво проговорил Евгений.
– Очень странно!
– возбужденно повторил Назимов и усердно потер щеку. Попробуй, Женя, расспросить дядю Рустама. Видишь, он радиомачту поправляет. Может быть, ему известно, куда ездил вчера Дмитрий.
И, не ожидая согласия Евгения, Назимов высунулся в окно и позвал коменданта базы.
Спустя несколько минут огромная фигура коменданта, прозванного за атлетическое сложение Пехлеваном (богатырем), с трудом втиснулась в окошко домика Астрова.
– Салам алейкум, Женя!
– приветствовал Курганова дядя Рустам, называвший всех на базе, кроме начальника, по имени.
– Алейкас салам!-отозвался Евгений и спросил, не знает ли дядя Рустам, куда ездил вчера Астров.
– Не знаю,-ответил Рустам.-Утром оседлал я Мите Мюнаджима, а вечером принял его обратно. Ни Мюнаджим, ни Митя не сказали мне ни слова, куда ездили, - пошутил комендант.
Мюнаджимом, или Звездочетом, звали любимого коня Астрова, на котором он часто выезжал на прогулку в горы.
– Ты не шути, дядя Рустам,-серьезно заметил Евгений.
– Митя ведь пропал куда-то.
– Знаю,-ответил Рустам и нахмурился.- Сам искал его по всей базе. Даже в соседних колхозах наводил справки. А вчера я удивился, что Митя не сказал, куда ездил. Даже на вопрос мой не ответил. Очень задумчивый был. Не расслышал, наверно, о чем я его спрашивал. Больше того тебе скажу: всю ночь не спал Митя. До утра огонь в его окне горел. Никогда раньше не сидел так поздно.
Все услышанное Кургановым от Муратова, Назимова и Рустама серьезно обеспокоило его, и он решил немедленно идти к Сарычеву.
Откровенный разговор
Было уже темно. В квартире Антона Кирилловича горел свет. Он писал что-то за своим огромным письменным столом, уставленным разными безделушками. Через окно Курганову было видно его сухое, узкое лицо, склонившееся над какой-то бумагой.
Евгений постучал в оконное стекло. Сарычев вздрогнул и, щуря близорукие глаза, стал всматриваться в темноту.
– Кто там?-спросил он.-А, это вы, Евгений Николаевич? Заходите.
Курганов вошел. Антон Кириллович предложил ему камышовое кресло и коротко спросил:
– По поводу Дмитрия Ивановича?
– Да,-ответил Евгений, все еще не садясь в предложенное кресло.
– Что бы это могло значить, Антон Кириллович?
У Сарычева было бледное лицо, в глазах светился тревожный огонек.
– Ничего не могу понять...
– растерянно проговорил он.
– Но все-таки,-настаивал Курганов,-есть же у вас какое-нибудь предположение? Он ваш ученик, так что вы лучше других должны его знать. Кроме того, в последние дни...
– Вот именно, в "последние дни"!
– вспыхнул вдруг Сарычев.- Не результат ли это "последних дней"?
– Объясните яснее,-нахмурился Курганов, не совсем еще понимая мысль Сарычева, но уже догадываясь, к чему он клонит.
Антон Кириллович ответил не сразу. Помолчав, он произнес медленно, с трудом подбирая нужные слова:
– Я полагаю, что его сильно обидело решение комиссии. Совершеннейшей бестактностью было с их стороны заявить Дмитрию Ивановичу, что он занимается бесплодными экспериментами...
– Зачем же вы утрируете так заявление комиссии?-возмутился Евгений.-Никто не говорил Дмитрию о бесплодности его экспериментов. Ему лишь посоветовали не спешить с постановкой новых опытов, а серьезно изучить уже достигнутые результаты. Я лично считаю это мудрым советом. Ведь в последний год Дмитрий почти не продвинулся вперед в своих поисках сверхсветочувствительного металла для фотоэлементов. Он попросту топтался на месте, нервничал и, видимо, совершал ошибки. Ему нужно было переменить тактику в достижении своей главной цели; заняться временно другим делом, попытаться реализовать уже достигнутые результаты, и, кто знает, может быть, это подсказало бы ему новое, более удачное решение трудной задачи. Что же обидного в таком совете комиссии?
Антон Кириллович нервно теребил какую-то бумажку. Не глядя на Курганова, он заметил раздраженно:
– Вам не понять этого, Евгений Николаевич, а я это очень остро чувствую... Когда я в одиночку трудился над этой проблемой, надо мною просто посмеивались, обрекая всю мою идею на полную неудачу. Вы представить себе не можете, как это было обидно!..- Антон Кириллович резко поднялся.
– Но в отношении меня это еще было понятно, - продолжал он, немного успокоившись.
– Я достиг лишь ничтожных результатов: коэффициент полезного действия моих фотоэлектрических батарей составлял не более полутора - двух процентов. А ведь Астров добился большего! Он уже аккумулирует с помощью фотоэлементов электрический ток довольно значительной силы и достиг бы вскоре еще больших успехов.
– Антон Кириллович тяжело вздохнул и добавил, понизив голос: - И вот, вместо того чтобы поддержать талантливого ученого, ему становятся поперек дороги...
– Кто становится!-почти выкрикнул Евгений, начиная терять терпение.
– Что за ересь вы несете, Антон Кириллович! Честное слово, у меня такое впечатление, что вы сами кружите голову Астрову. Во что бы то ни стало хотите доказать всем, что идея использования солнечной энергии с помощью фотоэффекта чуть ли не единственно верная и, главное, легко осуществимая. Воспользовавшись первыми успехами Астрова, вы уже видите скорую и полную его победу, суетитесь, спешите, торопите Дмитрия. Но ведь это же несерьезно!
Сарычев сидел, нахмурившись, ссутулясь и как-то вдруг постарев. Он хотел возразить Курганову, но Евгений решительно перебил его:
– Нет, уж вы выслушайте меня до конца. Нечасто случается такой откровенный разговор. Мне кажется, что ошибка ваша в том, что вы единолично хотите решить эту трудную проблему. Отсюда, видимо, и спешка ваша, и суета, и даже, пожалуй, обидчивость. Вас ведь, по-моему, в этом именно и обвиняли всегда, а вовсе не в том, что вы взялись за безнадежное дело. Мне кажется, что решение этой задачи посильно только большому, дружному коллективу. Ведь ясно уже теперь, что вам не обойтись без опытных химиков в поисках светочувствительных металлов для фотоэлементов. Да и многие другие вопросы гораздо легче было бы решить сообща. Вы-то этого, может быть, уже и не в состоянии понять, но Дмитрий поймет рано или поздно. Откровенный разговор с председателем комиссии, мне кажется, открыл ему глаза на многое. Не сгущаете ли вы краски, предполагая, что он обиделся за что-то...