По ту сторону черной дыры
Шрифт:
– А отчего тебе не дать понюхать это Андрею? – проявил свою крестьянскую сметливость Ратибор, – Олег Палыч скептически ухмыльнулся. Ну что возьмешь с прапорщика? Дерево, оно и в Африке дерево.
– А может ему просто скомандовать «Подъем»! – старейшина засомневался.
– Он, пожалуй, не услышит.
– Молодец, – хлопнул его по плечу майор, – соображаешь! Хэй, держи ее!
Получившая контроль над опорно-двигательным аппаратом, Анастасия воспользовалась им для ускоренного передвижения в сторону городка.
– Шиш
– Табаков! – позвал Булдаков. Подошел высокий румяный солдат, с гусарскими усиками.
– Серега, видишь вон то бегущее тело?
– Так точно!
– Возьми УАЗик и догони. Догонишь, подвези к медчасти. Да повежливей с ней!
– Есть! – ефрейтор бросился выполнять приказ.
– Внимание, все ко мне! – скомандовал майор. Его обступили тесным кругом.
С дрожью в голосе он сообщил:
– Товарищи, сегодня войска доблестной Красной армии освободили Пермь! Нету, больше свеонов – подохли! Наверное. Съели что-нибудь…
– Знаю я ваше «съели», – заворчал Ратибор. Майор сатанински расхохотался.
– Папа, они возвращаются! – закричала Дуня, увидев БТР, который на всех парах мчался от реки к слободе. Через несколько минут машина влетела в ворота и лихо осадила прямо перед собравшимися. Из нее первым выскочил Мурашевич, подошел к Булдакову и спокойно, будто на рыбалке был, доложил:
– Товарищ майор, задание выполнено! Прошу прощения, но пленных мы не брали.
– А на кой они нам? – пожал плечами Олег Палыч, – гауптвахту только загадят, а толку от них никакого.
– Я не в том смысле…
– Я вас, товарищ сержант, понял. Идите отдыхайте. Стоп, Володя! Потрудись объяснить мне вот это, – Булдаков указал на зеленых, точно листья салата, великолитовцев, с трудом вывалившихся из бронетранспортера.
– Они же ни разу не видели настоящего боя – всё луки да мечи! Мы подъехали, а на этой посудине человек шесть охраны. Начали по нам палить из катапульты. Я чтобы долго не топтаться, приказал пару раз долбануть из гранатометов, а на закуску прошелся по этой посудине из «Шмеля». Этот самый ког затонул не хуже «Титаника».
– Зря, батенька! – пожурил сержанта Булдаков, – эта лодка могла бы нам пригодится.
– Видели бы вы эту лодку! Я уверенней чувствовал себя бы на плоту. Коряга какая-то!
– Ладно, шельмец, свободен! Иди, вон тебя твоя Дуняха ждет – глазами стреляет, – майор повернулся к Казимиру, – как понравилось сражение?
В ответ донеслось что-то совсем уж нечленораздельное.
– Ясно! – протянул Булдаков, – Ратибор, веди своих гостей на сеанс водочной терапии. Это значит – по двести грамм на рыло, а затем будем разговаривать.
Глава 11.
Солнце уже встало и глядело на землю дурацким взглядом. По крайней мере, пришедшему в сознание Андрею солнечные лучи казались слишком наглыми. Он попытался повернуться на другой бок, но не смог – тело его не слушалось.
– Эге! Наш герой очнулся! – раздался сочный голос, и в поле зрения Андрея попала усатая физиономия капитана Львова.
«Каюк»! – подумал парень и закрыл глаза.
– Не дрейфь, мужик! На сегодня никаких зеленок и клизм, – успокоил его врач. Сержант открыл глаза, а затем и рот.
– А вот разговаривать тебе пока не советую, как и боксировать правой рукой. Хорошо, хоть не по суставу попал топорик – через полгодика сможешь держать в руке ложку, через год – вилку… Не разговаривать, я кому сказал! Понемногу начнешь шептать месяцев через восемь, ха-ха! Я пошутил! Через пару деньков, чтобы ребра не беспокоить – три у тебя сломано и в двух трещины, – любящий мужскую задушевную беседу, капитан уже раскрыл рот для произнесения новых гнусностей, но тут в дверь просунулась голова прапорщика Починка и поманила его таинственным жестом.
– В чем дело? – зашипел недовольный Львов выходя в коридор.
– Там, Игорь Леоныч, посетители к раненому!
– Пусть зайдут через недельку.
– Лично Норвегов с семьей!
– Боже ж мой! Шо вы мне сразу не сказали? Сами Константин Константинович! Просите, Акиш Иванович, просите!
Вошло семейство Норвеговых. Полковничий чин не располагает к сентиментальности, поэтому лицо Константина Константиновича было всего лишь нахмуренным. Елизавета Петровна представляла собой саму матушку скорбь, а Андрей-младший испытывал неловкость. Он слишком мало знал брата, и был расстроен скорее из-за того, что не мог создать в себе настроение, приличествующее данному случаю. Зато Полина шмыгала носом за двоих. Как она призналась матери, сама совсем недавно положила глаз на Волкова, и сообщение о косвенном родстве восприняла с некоторым унынием.
– Несколько минут тому назад он пришел в сознание, но говорить ему пока не рекомендуется, – сообщил Львов, – товарищ полковник, извините за нескромный вопрос…
Полковник не дал ему закончить.
– Хороший вопрос, Игорь Леоныч! – покачал головой он, – Андрей – мой сын. Вы разве еще не слышали? По-моему, вся База уже в курсе. Да и Бобровка тоже.
Капитан пошевелил усами, вникая в смысл ответа. Наконец, уловив подноготную, он кивнул. Все прошли в палату. Увидев их, Андрей улыбнулся и попытался что-то сказать. Норвегов покачал головой:
– Нет, сынок, тебе пока говорить нельзя. Что же ты так нас напугал? Там Володя за тебя человек десять замочил! Все никак успокоится не может. Хотел пленных прибить…
Глядя на забинтованного брата, Полина всхлипнула. Затем погладила здоровую руку и прошептала:
– Тебе, наверное, больно… – рядом стоявший Андрей-младший хмыкнул:
– Ты когда палец порежешь, орешь, а тут!
Вмешалась мать:
– Дети, прошу вас, хоть здесь не ссорьтесь! – она улыбнулась Волкову, – с детства с ними мучаюсь!