Шрифт:
Annotation
Пинчук Янина Владимировна
Пинчук Янина Владимировна
По ту сторону грусти
ПО ТУ СТОРОНУ ГРУСТИ
Пролог
Зов
Станция
Среди быстро набрякшей, как кровь, темноты, летней и синей, поблёскивала в искусственном мёртвом свете плитка стен. С грохотом и подвыванием поезд унёсся дальше по Филёвской линии. Настала резкая тревожная тишина, лишь разбавленная естественными городскими шумами. И новым изумлением стало то, что станция надземная. Да-да, вон та разведённая акварель с проблеском звезды - это небо.
Крайне растерянно, непрофессионально задрав голову, Алеся медленно начала подниматься вверх по ступеням, не зная, куда выходит. Эта внешняя рассеянность всегда сбивала с толку её противников.
Она вышла на мост, по которому мчались машины. Руки сами потянулись к телефону: надо сфотографировать. За горделивыми строгими сталинками взмывали в небо разнокалиберные чёрные небоскрёбы, осыпанные сияющими росинками окон - их футуристическая дерзость завораживала. Вообще, непроизвольная страсть к фиксации образов и информации всегда служила ей хорошую службу.
В подземном переходе с фосфорически-оранжевыми бликами её обогнали велосипедисты - и исчезли впереди.
Кутузовский проспект оказался очень шумным. Машины мчались мимо, рассекая темноту холодно-яркими призрачными огнями. И даже стук её каблуков терялся в этом напористом, агрессивном гуле.
Алесина походка тоже казалась агрессивной - долгие годы спешки, неудовлетворённых амбиций и больших надежд. Она летела, жадно вбирая в себя авторитарную прелесть этого места, под сенью отвесных стен, советских портиков и лепнины, холодных прожекторов подсветки, среди лакового блеска многочисленных чёрных машин и неонового мерцания буржуазных дорогих названий. Например, Agent Provocateur. Вот именно, что agent. Вот именно, что provocateur. Это придаёт жизни необыкновенную остроту и вкус.
Алеся глубоко, с надрывом вздохнула. Её сердце сжимала неизъяснимая тоска - тоска, которая пуще любого наслаждения. Она решила усугубить это дело подходящей музыкой и достала плеер. Её любимый исполнитель славился разухабистыми свинговыми ритмами, но вот меланхолия у него тоже была неподдельная.
Они с Лорой исходили сегодня весь центр. Когда они встречались, то шагали куда глаза глядят и болтали обо всём на свете - правда, в этом "всём" изрядно преобладали специфические темы. Сначала речь зашла о донских казаках, а потом о спецслужбах, а потом Мигель Краснов выплыл из памяти сам, автоматически. А тема исторической справедливости и несправедливости органически дорисовалась фоном.
– ...борцы за свободу, вечные страдальцы!
– передразнила Алеся.
– А то, что они расшатывают государственную безопасность по указке иностранных держав, совершают диверсии, убивают мирных граждан - это нормально? Это они, что ли, жертвы? Если даже всё описанное правда, у меня закономерный вопрос: ну и что? Есть у меня коллеги, они как начнут: свобода, либерализм, то да сё, и это, дескать, не мы, это вы права человека нарушаете... Не аргументы, а бред сивой кобылы. Ответ может быть один: "Так вам и надо". Нечего устраивать теракты посреди Сантьяго. Я считаю, что враг заслуживает всего того, от чего некоторые особо щепетильные пытаются откреститься.
– У тебя шикарный монолог получился, прям для фильма. Тебе надо играть гестаповца или чекиста. Ну, или кто там у Пиночета был?
– Ой, да. Я немножко увлеклась, - смутилась Алеся.
– Мои чилийцы вообще считают, что я Николай Палкин. Но я уже привыкла. Давай лучше посмотрим, где мы.
– Да нечего и смотреть, мы на Лубянку вышли, - воскликнула Лора.
– Классное совпадение, как раз под мои речи. Но мы ж тут уже были.
– Ну да, когда с Чистых Прудов шли.
– Давай всё-таки карту откроем...
И они снова принялись тыкать в телефон, выбирая маршрут. Хотя по большому счёту, их прогулка не имела конечной цели. В любом городе с обширным историческим центром интересно блуждать по улицам и переулкам - в чём-то они похожи своей нарядностью, а в чём-то каждый из них отличен. И Алеся весь день говорила наугад: "А давай на Страстной бульвар... а давай на Покровку... а давай попробуем на Малую Неглинную выйти..." - она выбирала из обилия названий, как выбирают блюда из меню. Все эти названия были ей давно известны. Но они не подкреплялись образами и были никак не связаны между собой - так часто бывает в знаменитых чужих городах. И ей нравилось теперь соединять фрагменты, низать их на нитку памяти, собирать воедино.
Самое забавное, что даже Лора, будучи москвичкой, не всегда ориентировалась в пульсирующей ткани оживлённых улиц. Они остановились сделать пару фотографий на Театральной площади, а потом решили идти дальше, вот только направились не в ту сторону, и перед ними снова замаячил продолговатый супрематический силуэт знакомого жёлтого здания. Девчонки молча, с улыбкой переглянулись и, развернувшись, направились на Большую Дмитровку.
– Знаешь, когда мы впервые встретились в реале, - заметила Лора, - я думала, ты будешь строгой и сдержанной, а вместо этого мы вечно с чего-то угораем.
– Ну да. Причём это как-то само получается, - задумчиво сказала Алеся.
– И насчёт роли моей киношной ты неправа. Ну что это за чекист, который вечно ржёт?
– Да ещё и шведские стихи читает!
– хихикнула Лора.
– Такое чувство, что у них чем больше бреда и верлибра, тем лучше.
– Ну, шведский - язык такой. Там вообще сложно рифму находить, не то, что в испанском.
– А ещё мне кажется, что половину из прочитанного ты сама и сочинила.
– Вот же ж, ничего от тебя не скроешь. Ну да, а что? Я их опусы почитала и решила, что тоже так могу. Но то стихотворение про девушку из Стокгольма, которая жрала сырой фарш и сидела в углу у батареи, это не я написала, честное слово! И совсем не забавы ради. Ну что ты опять хохочешь? Вообще-то, это произведение об одиночестве, страданиях и экзистенциальном кризисе!..