По ту сторону грусти
Шрифт:
А она торжествовала и горела, опьянённая весёлой злостью. Она бы точно этого не сделала, но из глубин души явственно подымалось желание кинуться на него. И... не то укусить, не то поцеловать. Неистово и исступлённо.
– Вон, - с тихим бешенством произнёс Андропов, - я больше не желаю вас здесь видеть.
И в мгновение ока... Нет, ничего не завертелось и не увлекло её в вихре. Она всего-навсего немедленно проснулась.
Гл ава
В тихом омуте
Следующие несколько дней прошли странно. Витать в облаках было некогда: нужно доделать отчёт на службе, перевод статьи дома, забежать в налоговую, сделать уборку, затариться на рынке, "подлечить" компьютер. Ах да, и провернуть парочку халтур. Не сказать, чтобы она обожала колдовать за деньги. Но что поделать, если магические услуги пользуются спросом, а лишних сто пятьдесят талеров в месяц... никакие они не лишние, и точка.
В общем, скучать не приходилось. Но всё это время Алесю преследовало чувство незавершённости. Казалось, всё происходящее, все эти важные и нужные дела - просто фон, интермедия для чего-то более нужного и более важного. И при этом не выразимого словами. Такое бывало в период назревания идей: мучительный смутный зуд и порыв без направления. Но сейчас не было речи о творчестве, и когда Алеся осознала, что ей нужно, то очень смутилась.
Ей необходимо было - рассказать. О том самом сне.
"Да, разведчик вы так себе", - кисло усмехнулась она. Нет, видимо, ей опять придётся делать жизненный выбор. Возможно что-то одно. Нельзя бесконечно разрываться между желанием посвящённости и желанием самовыражения.
Её толкнули в плечо. Алеся заметила, что стоит перед залитым светом холодильником, и тупо пялится в его недра, и никак не может определиться с йогуртом. Вечная великая проблема с сознательного возраста. Она схватила первый попавшийся и, лавируя, двинулась к кассам.
Ну а что плохого, если она всего-навсего перескажет сновидение? Это что, государственная тайна? Да и государства того давно уже нет...
Алеся притормозила и свернула к рядам со сладостями. Надо бы взять что-то к чаю. Так, Влада любит зефир, а Лора - венские вафли...
Стоп, стоп, стоп!
Волна стыда обдала её жаром. Она уже даже распланировала, кому что разболтает. А всё потому, что девчонка. О словоохотливости женщин как причине зла пишут даже Шпренгер и Инститорис: "Их язык болтлив. Всё, что они узнают с помощью чар, они передают подругам...". Ещё именно поэтому женщины в спецслужбах - явление спорное. Трепливые, эмоциональные - грош цена. Хотя, с другой стороны, нет лучше сотрудника для прослушки: а как же знаменитое бабское любопытство? Подумать только, ведь это как классические мыльные оперы по радио, обнажённая чужая жизнь со всеми страстями и обыденными детальками. И, в принципе, богатство обладания тайной, чувство собственной исключительности покупают молчание. Таким сокровищем даже не хочется делиться. Одно женское качество вполне перекрывается другим.
В голове у неё плавно вертелись обрывки мыслей, будто щепки в водовороте: тайны, корень зла, трактат о ведьмах... Алеся нахмурилась и непроизвольно передёрнулась от внезапного холодка. Дело здесь непростое. Нужно ведь знать ещё, какой именно тайной ты обладаешь и что с ней, собственно, делать.
Ответ, что делать, напрашивался сам собой. Но думалось о нём с явной неохотой. Вместо этого Алеся развесила на балконе бельё. В комнате стало сумрачно, и ей взбрело в голову достать новогоднюю гирлянду. И она полчаса крепила её на стену под песни сестёр Эндрюс. А потом решила сделать чай. Пока он заваривался, залезла в интернет и бездумно переписывалась с Лорой. Вот тут-то она и обмолвилась, что ей снился Андропов. "Правда?" - с любопытством переспросила подружка. Алеся вкратце пересказала содержание сна.
Вышло это как-то само, но Андропов сделался для них знаковым персонажем. Вычитывать интересные факты, а чаще мифы, находить редкие фото, тут же отсылать и обмениваться шуточками, отмечать совпадения - всё это стало для них традицией и здорово поднимало настроение. Вот и сегодня они расстались весёлые и довольные, в предвкушении новой беседы.
Алеся снова занялась своими делами. Сначала переводом. Потом бросила и схватилась за карандаш. Но эскизы не шли. Казалось, в голове куча идей, но на бумаге получалось вымученно.
Ох. Значит, надо пропылесосить или помыть ванную. Короче, заняться профаническими действиями. От них она всю жизнь пыталась откосить, тихонько или с бурными протестами. Но теперь их выполняла добросовестно, потому что, как давно мечтала, жила в гордом одиночестве в мансарде слоновой кости. И прекрасно понимала: не уберёшь ты - не уберёт никто. И шторки новые не повесит. А эстетика бытия - наше всё.
И тут Алеся взвыла. И зашвырнула тряпку на балкон так отчаянно, что испугала кошку. Нет, нет и ещё раз нет! Всё к чертям!
Гудки в трубке тоже раздражали. Наконец раздалось знакомое контральто:
– Привет. Как дела? Как твой вечер?
– Э-э...
Стамбровская замялась. Влада терпеливо подождала.
– Ты ещё на работе?
– Ну да, а что?
– Дело одно есть. Надо обсудить. Давай встретимся в городе?
– Давай, я закончу минут через сорок. А где?
Алеся озабоченно нахмурилась. Что ближе всего к МИДу и Грюнвальдской площади?
– "Старая Клайпеда". Идёт?
– О, прекрасно. Сто лет там не была. Ну, до встречи.
Влада сидела за столиком у окна, подперев щёку рукой. От усталости её лицо казалось меланхоличным. Но при появлении Алеся она вспыхнула улыбкой и негромко прокричала:
– Эй, морячо-о-ок!
Алеся, смеясь, плюхнулась на стул. У неё получалось почти неосознанно: в "Манхэттен" она красила губы в бордо и подводила стрелки, в "Старую Клайпеду" явилась в бушлате и стильно-небрежной фуражке.
– Ну что, Днепровская флотилия, рассказывай.
– Давай сначала определимся со вкусняшками. Я угощаю, - с предвкушением произнесла Алеся.