По ту сторону холста
Шрифт:
– Да что вы говорите? У вас величайшего эксперта в области живописи. Позор! Да как они могли! – ой, не переборщить бы с восхвалениями.
Но Мэтр Басюдором все принял за чистую монету.
– Вот в вас есть потенциал стать однажды истинным профессионалом – благосклонно покивал он – Вот мы и дошли до автопортрета прославленного художника Якопо Робусти Комина.
Или по другому Тинторетто. Добавила я про себя. Смуглое лицо, кудрявые черные волосы, и большие выразительные глаза которые в первую очередь привлекали к себе внимание. Внимательный и сосредоточенный взгляд человека, которому многое
Когда мы, наконец, добрались до реставрационных мастерских, где находилась картина, ради которой мы пришли, я была уже на приделе своих возможностей. Я исчерпала до донышка терпение, логику и здравый смысл. Они просто закончились.
И это странно. Я перенеслась в другой мир из родного и привычного и ни разу почти не закатила истерику и не била посуду. А вот теперь какой-то напыщенный индюк вывел меня из себя? Да что такое то со мной? Нужно собраться. Я тут не для того что бы опрокидывать реактивы на лысые макушки зануд и самовлюбленных зазнаек.
В реставрационных мастерских кипела работа, и никто из мастеров даже головы в нашу сторону не повернул. А еще запах. Не смотря на огромные вытяжки в потолке запах был специфический. Все-таки пахли все эти реактивы. Или мне кажется? Вон Мэтры даже не поморщились. А по мне так запахи убийственные. Да что сегодня со мной?
А мы шли мимо столов, уставленных бутылочками из стекла всех цветов. От прозрачных флаконов, до почти черных, не пропускающих света. А света было много. С потолка помимо вентиляционных труб свисали кучи крутящихся ламп, позволяющих направить свет в нужную точку. А еще были лупы на ножках, вот прям на ножках. Того и гляди убегут. Так. Что-то меня опять несет не туда. Иду дальше вглубь мастерских мимо столов и не нюхаю и не фантазирую про бегающие лупы.
Мы дошли до конца одной из мастерских и уперлись в дверь, которую Метр Басюдором открыл своим ключом. Это был малюсенький кабинетик, больше напоминающий небольшую кладовку. В нем не было окна, наверное, по этому. В кабинете-кладовке помещался маленький письменный стол и маленький шкаф. Еще стоял стул, но Мэтр Липринор не рискнул в него сесть. А все остальное место занимала картина. Она была большой и главенствовала здесь как Гулливер в стране лилипутов.
– Как видите, наши реставраторы прекрасно справились с повреждением холста. Всё соединили. Все ворсинки на холсте, и полностью восстановили потери. Но, увы. В процессе реставрации многочисленные эксперты её осматривавшие усомнились в её принадлежности кисти великого Якопо Робусти Комина.
Или Тинторетто-Красильщика, не смогла не сыронизировать я, но правда уже про себя. Ну вот не находила я ничего постыдного в данном прозвище. Для меня наоборот оно звучало более звучно, доступно и узнаваемо, чем это нагромождение трех слов.
– А что послужило толчком к нападению? Почему он выбрал именно эту картину? – спросил Мэтр Липринор, так же как и я рассматривавший полотно.
– Да разве этим сумасшедшим актеришкам нужен, какой ни будь повод? Вот тоже худшее зло в этом мире - это актеры. Все беды от их никчемных пьесок – с пафосом изрек этот лысый коротышка, а Мэтр Липринор вдруг положил мне руку на плечо.
А я с ужасом поняла, что уже собралась его ударить коленкой между ног. То журналисты худшее зло, теперь актеры. Можно я его стукну? Пусть он станет фиолетовым в крапинку. Или та дама из мультика «Тайна третей планеты» как-то по-другому этот цвет получала? Жаль уже не пересмотришь. Ой. Кажется, я сейчас заплачу, что не смогу увидеть мультик. Да что со мной? А! Я, наверное, реактивов нанюхалась пока шла по реставрационной мастерской. Точно. Нужно заканчивать осмотр и домой.
– Но объяснил он свой поступок неприятием самой идеи, что таким образом надругались и использовали богиню Геру. Мол, Зевс подонок и мерзавец, Геракл это вообще не заслуживающий внимания персонаж. А вот Гера что-то вроде обманутой мученицы – продолжил Метр Басюдором, не подозревая, какая беда в виде моей коленки только что прошла над его головой и не задела.
– Но где то он прав. Мне и самому всегда казался диким тот факт, что Зевс принес своего сына от другой женщины к своей спящей жене и приложил его к груди полной молока. И когда Гера оттолкнула ребенка, молоко пролилось, и образовался млечный путь. Это странно, по меньшей мере.
-Не понимаю что тут странного. Разве жена не должна подчиняться, желаниям своего мужа? А он захотел сделать бессмертным своего сына от смертной женщины. А это был самый простой способ - выпить молоко богини. А то, что она против его желания, это как раз удивительно. Она же женщина хоть и богиня, но он то её муж. Значит, имеет право - заявило это невозможное существо.
– А что говорит по этому поводу ваша супруга? – поинтересовалась я.
– Я никогда не был женат. Когда обладаешь столькими достоинствами и таким богатым интеллектом сложно найти подходящую женщину – пафосно сказал он, по всей видимости, фразу заученную наизусть и повторенную множество раз.
– Действительно - кивнула я, соглашаясь. Где отыскать такую дуру, что согласиться на этот подарок?
– Мастер на картине изобразил много атрибутов страсти, стрелы, зажжённый факел. Но не забыл и сеть в руках одного из ангелочков. Сеть символ обмана - продолжил Мэтр Липринор.
– Но разве обман это не признак отсутствия любви между супругами? Не думаю, что они вообще когда-нибудь любили друг друга. Зевс все время её обманывал и изменял – возмутилась я.
– Клари, ты рассуждаешь как маленькая девочка, или подросток на стадии максимализма. Разумеется, в любви допустим обман. Мне сложно допустить совмещение любви и измены, но полагаю и это возможно - покачал головой Мэтр Липринор.
– Но…
– Клари, давай ты применишь к картине магию, а все философские вопросы оставим на потом – прервал меня Метр Липринор.
Я кивнула, понимая, что веду себя глупо и протянула руку к картине.
В мастерской за мольбертами стояло трое. Тинторетто и двое подростков. Девочка и мальчик. У всех троих были кисти в руках. А у мальчика даже в зубах.
– Мариетта, Доминико не отвлекайтесь! На что вы там уставились?
А смотрели дети прямо на меня. Доминико открыл рот от изумления и кисточка, выпав, покатилась по полу. Вдруг девочка подошла, и, глядя мне в глаза сказала.
– А как ты назовешь своего ребенка?