По ту сторону Ла-Манша
Шрифт:
На исходе сентября появлялась банда добродушных оборванцев для vendange; [129] их кормили обильными обедами и позволяли пить столько petit vin [130] прошлого года, сколько им хотелось. На Флоренс и Эмили произвело большое впечатление, что пьянством это не оборачивалось. Их изумляло и то, как мужчины и женщины работали в виноградниках бок о бок в полной гармонии. Мсье Ламбер объяснил, что женщинам платят меньше, потому что они больше разговаривают. Лукаво покачав головой, он затем описал особую местную традицию: vendangeurs строжайше воспрещалось есть виноград, который они собирали, и в заключение каждого утра женщины были обязаны высовывать языки для проверки. Если язык был лиловым, надзирающий имел право потребовать в наказание поцелуй. Флоренс и Эмили не сказали вслух, что это выглядит довольно примитивно, a homme d'affaires закончил, подмигнув почти фамильярно:
129
сбор
130
низкосортное вино (фр.).
— Конечно, иногда они ели нарочно.
Когда первый сбор благополучно завершился, последовал bal des vendangeurs. [131]
Во дворе были установлены столы на козлах, и вот теперь воздействие алкоголя оказалось куда нагляднее. Два скрипача и концертино увлекли в танцы сборщиков на не слишком гнущихся коленях, но все равно они показали изящество и энергию, недоступные большинству трезвенников-турнепсов. Женщины были в меньшинстве, и Флоренс осведомилась у мсье Ламбера, прилично ли ему пригласить новую владелицу Шато. Homme d'affaires объявил, что для него это большая честь, но он чувствует, если ему дозволено дать мадам совет, что другие в подобной ситуации предпочли бы просто смотреть, сидя во главе стола. Поэтому Флоренс раздраженно постукивала ногой, пока худощавые и гибкие французы крутились с женщинами, которые в большинстве были выше, толще и старше. Примерно час спустя мсье Ламбер хлопнул в ладоши, и самая молодая vendangeuse застенчиво преподнесла Флоренс и Эмили каждой по пучку гелиотропов. Эмили произнесла короткую речь с благодарностями и поздравлениями, после чего она и Флоренс отправились спать, слушая, как за открытым окном спальни во дворе раздаются шелест юбок, топот, пиликанье скрипок и неутомимые залихватские звуки концертино.
131
бал сборщиков винограда (фр.).
Эмили, к снисходительному огорчению Флоренс, начала разбираться в виноградарстве даже лучше, чем в церковной архитектуре. Дело сильно запутывалось из-за того, что Эмили редко знала верные английские соответствия терминам, которыми пользовалась. Сидя в плетеном кресле на террасе, где солнце озаряло волосы, падающие ей на шею, она читала Флоренс лекции о паразитах, врагах виноградных лоз и поражающих их мозаичных болезнях. Altise [132] слышала Флоренс и rhynchite, cochinelle, grisette, 'erinose; [133] имелись чудовищные звери: l'ephippig`ere de B'eziers и le vesp`ere de Xatart; [134] затем имелись le mildiou [135] и черная гниль (хоть эти-то были понятны), l'anthracnose и le rot blanc. [136] Объясняя, Эмили словно видела эти ужасы на цветных иллюстрациях — изъеденные листья, дурно пахнущие лишаи и изуродованные ветви заполняли ее очки. Флоренс старалась изображать требуемую озабоченность.
132
Земляная блошка (фр.).
133
ринхит, кошиниль, слоник виноградный, галловый клещик (фр.).
134
седлоносец виноградный (фр.).
135
ложная мучнистая роса (фр.).(Произносится как английское слово «плесень».)
136
антракноз, белая гниль (фр.).
— Что такое криптогамная болезнь? — спрашивала она покорно.
— Криптогамные растения включают, по Линнею, споровые, такие, у каких нет ни пестика, ни тычинок, так что они не имеют цветков — такие, как папоротники, водоросли, грибы. А также мхи и лишайники. Слово греческое и означает «тайнобрачие».
— Тайнобрачные растения, — повторила Флоренс, точно прилежная ученица.
— Последний класс растений у Линнея, — добавила Эмили. Теперь она была на самой вершине своих познаний, но радовалась, что Флоренс против обыкновения сумела, казалось, последовать за ней туда.
— Последний, я надеюсь, но может стать первым.
— Не думаю, что классификация подразумевает религиозные догмы.
— Ну разумеется, нет, — категорично объявила Флоренс, хотя ботаником не была. — Но как грустно, что среди наших врагов есть тайнобрачные, — добавила она.
Эмили обсуждала те же самые болезни с мсье Ламбером более подробно, но с меньшим удовлетворением. Ей казалось очевидным, что ученые в L''Ecole Nationale d'Agriculture [137] в Монпелье совершенно правы, и ущерб, нанесенный филлоксерой, следует восполнять лозами, привитыми к американским чубукам. С этим согласился профессор Мийарде из
137
Государственный институт сельского хозяйства(фр.).
Для мсье Ламбера дело отнюдь не было столь уж очевидным, и даже прямо наоборот. Он напомнил мадам Эмили, приехавшей в Медок совсем недавно, что европейский виноград, несмотря на множество его сортов, представляет собой единый вид vinis vitifera, [138] тогда как американский виноград объединяет почти две дюжины разных видов. Европейский виноград оставался совершенно здоровым на протяжении почти двух тысячелетий, и нынешние его болезни чуть ли не полностью объясняются ввезением американских лоз во Францию, как было доказано вне всяких сомнений. Вот в чем причина, продолжал он (и тут у Эмили возникло подозрение, что они читали один и тот же том), появления мучнистой росы в 1845 году, филлоксеры в 1867-м, ложно-мучнистой росы в 1879-м и черной гнили в 1884-м. Во что бы там ни верили университетские профессора, его коллеги в виноградниках придерживаются мнения, что болезнь не лечат, ввозя ее источник. Говоря проще, если ваш ребенок болен воспалением легких, вы не пытаетесь излечить его, положив к нему в кроватку другого ребенка, больного инфлюэнцей.
138
виноград культурный (лат.).
Когда Эмили выдвинула аргументы за прививки на американские чубуки, лицо мсье Ламбера потемнело, и он хлопнул себя по бедру своей фетровой кепкой.
— Vous avez dit que vous n''etiez pas Am'ericaniste, [139] — сказал он категорически, словно кладя конец дискуссии.
Только теперь после штудирования предмета Эмили оценила вопрос, который ей был задан, когда они второй раз посетили Шато. Здесь мир делился на sulfureurs [140] и Am'ericanistes: тех, кто видит спасение от филлоксеры в том, чтобы выручать и восстанавливать чисто французские лозы с помощью химических веществ, и тех, кто хочет превратить виноградники в подобие какой-то новой Калифорнии. Своим ответом тогда она невольно убедила мсье Ламбера, что принадлежит к sulfureur, или, вернее, как он выразился теперь, то ли внеся грамматическую поправку, то ли позволив себе легкий сарказм, к sulfureuse. [141] Если теперь она хочет сказать ему, что изменила мнение и все-таки является Am'ericaniste, тогда он и мсье Колле, как ни благодарны они мадам Флоренс и мадам Эмили, сочтут себя по меньшей мере обманутыми.
139
Вы сказали, что вы не американистка (фр.).
140
сернисты (фр.).
141
сернистка (фр.).
— Кто мы такие, чтобы решать? — Таков был отклик Флоренс, когда Эмили объяснила ей дилемму.
— Ну, мы… ты владелица. А я прочла все последние статьи о виноградарстве.
— Мой отец не имел ни малейшего понятия о том, как работает лесопильня.
— Пусть так, но, надеюсь, ножки его письменных столов не отваливались?
— Дорогая Эмили, — сказала Флоренс, — ты слишком уж тревожишься. — Она улыбнулась, а затем дала волю снисходительному смешку. — И теперь я буду думать о тебе как о моей sulfureuse. Желтый цвет всегда был тебе к лицу. — Она позволила себе еще один смешок. Флоренс, поняла Эмили, одновременно и уклонилась от вопроса, и решила его — как было у нее в обычае.
То, что Флоренс подразумевала под «тревожишься», Эмили полагала надлежащей заботой об улучшении виноградников имения. Она предложила расширить участки под них за счет нижних лугов у реки, но ей возразили, что луга перенасыщены влагой. Она ответила, что им следует выписать из Восточной Англии местных осушителей болот — она даже знала, кого именно, — но услышала, что, даже если луга осушить, подпочва там не подходит для лоз. Затем она предложила заменить для обработки виноградников волов на английских лошадей. Мсье Ламбер повел ее на виноградники, и они стояли в конце ряда и смотрели, как к ним медленно приближалась упряжка из двух волов, головы которых были укрыты от мух подобиями покрывал, какие носят монахини.
— Взгляните, — сказал мсье Ламбер, а глаза у него восторженно сияли. — Взгляните, как они поднимают и опускают ноги. Разве грациозностью это хоть сколько-нибудь уступает менуэтам, которые танцевали на всех балах в Европе?
Эмили в ответ расхвалила силу, послушность и ум английских лошадей — в этом вопросе дала себя знать ее шишка неколебимости. Несколько месяцев спустя в О-Рейли была доставлена пара крепких шайров с длинными прядями шерсти над копытами. Их поместили в конюшню, дали им отдохнуть, похвалили. Что именно потом не задалось, ей так и не удалось установить: были ли их ноги слишком неуклюжи, или же невежественные работники не знали, как ими управлять? Но, в чем бы не заключалась причина, шайры вскоре уже были преждевременно отправлены на покой и мирно паслись на нижних лугах, служа постоянной мишенью для тыкающих пальцев с пароходика, идущего в Пойак.