По ту сторону моря
Шрифт:
– Есть еще один вопрос, вызывающий в Советах споры и опасения – это другой берег. После того, как некоторые Тени отправились за море, было решено сторожить его, пока севшие на поезд изгнанники не вернутся. Потом, разумеется, их схватят, допросят и казнят. Но есть также мнение, что поезд нужно взорвать, чтобы уже никто не вернулся оттуда и не отправился туда.
– Нелепость! – промямлила я. Ужас, который я испытала в этот момент, можно было сравнить только с моим страхом Тьмы.
– Они боятся. Боятся того, чего не знают, или, может, того, о чем располагают какими-то сведениями. Даже среди Советов эта тема покрыта тайнами и домыслами.
Что мне делать? Что делать? Если поезд взорвут, то ребята не смогут вернуться. Никогда. Я никогда их больше не увижу и даже не узнаю, живы они или нет.
– Но нам они не нравятся, – вставил Леонард, который наверняка уже прикидывал перспективы
– Да, не нравятся, – кивнула Маргарет. – Я и мои сторонники считаем, что взорвать поезд – значит лишить нас шанса разобраться с Пустошью. Пока мы не обладаем всей информацией, пока мы не видим всех игроков, живых или неживых, да простит меня Закон, мы не можем убрать ни одного из них.
– Почему вы говорите со мной так откровенно?
– Потому что вы знакомы с теми, кто уехал за море. Вы же хотите отправиться за ними? Я не могу открыто посылать своих людей, для нашего Объединения это слишком рискованно. Да и немногие захотят, а у вас есть личный интерес. Ваша фигура в этой игре заняла почетное место, хотите вы того или нет. Уж так сложились обстоятельства. И я без стеснения буду использовать ее для достижения своих целей.
– Как и я, – улыбнулся Леонард.
– Как и вы – нас, – добавила Маргарет. – В наше время все союзы – это способ выжить как в личном, так и в глобальном смысле. Кризис достиг апогея, раз уж собрали Большое Собрание. Мы не сможем сотрудничать с вами открыто, но я добьюсь того, чтобы поезд оставили в покое. Дальше – действуйте сами и доставьте нам информацию. Согласны?
Так просто и четко. И так быстро. Меня словно смело этой волной решительности и требований к действию.
– А если мне понадобится помощь в пути?
– Наша помощь только в меру сил, но мы постараемся. Однако решать проблемы с Дарио и девятым Объединением вам придется самостоятельно.
Я кивнула, и Маргарет довольно улыбнулась. Она получила что хотела. Если мне удастся, я принесу ей на блюдечке все раскрытые секреты того берега. И все же это безмерно удачная сделка.
Над нашими головами что-то засверкало, и повсюду раздались восхищенные возгласы. Мы посмотрели вверх – золотые шары начали лопаться, выпуская на волю искрящиеся фигуры людей, животных и мифических существ. Они летали по воздуху, пока не сталкивались друг с другом и не разлетались после этого мерцающей пылью. Зал гремел от этих столкновений и окрашивался всеми цветами радуги. Я опустила глаза. Там, впереди, стоял Дарио, и его фигура тонула в красном зареве. Он ощутил на себе мой взгляд и повернулся. Его глаза из-за света и большого расстояния казались еще темнее обычного. Бездонные, холодные, пустые. Он не улыбнулся в своей обыкновенной манере и продолжал смотреть на меня в ответ. Я была уверена: он понял, что я все знаю. Догадался ли он об этом, посмотрев на моих собеседников, или просто понял по взгляду – но теперь в его лице отразился мой приговор. Знание в нашем мире опасно. Как только он получит от меня все, что ему нужно, как только я сыграю свою роль во всех его планах, мне конец. Надеюсь, что и в моих глазах он прочел свой приговор. Я не убийца, но я сделаю все возможное, чтобы человек, так просто отдающий приказы о смерти сотен невинных людей, нашел свой конец. Пустошь найдет тебя, Дарио. Найдет и тебя, и Ранко.
– Надеюсь, – произнес Леонард, рассматривая летающие над нами звезды, – что если наши жизни ждут подобные столкновения, они будут такими же прекрасными.
– Посмотрим, – ответила Маргарет. – Все решит Большое Собрание.
Над нами взорвались два солнца, и наши лица окрасились цветом пламени.
Глава 9
Выжженное поле. На многие километры только серая вымершая пустыня. В воздухе пахнет гарью, а небо бесцветно, словно тоже мертво. Но потом что-то меняется. Пространство вибрирует и колышется, волны разбегаются по воздуху, как по воде, и начинает темнеть. Мрак наплывает постепенно, почти незаметно, пока не сгущается в непроглядную черноту. Я замираю. Страха нет, только настороженность. Что-то холодное касается моей руки, я вздрагиваю, но не отшатываюсь. Потом раздается шепот, вот только он состоит из странных звуков, в которых нельзя даже предположить реальных слов. Я ощущаю раздражение, но не собственное, а того, кто прячется за черной завесой. Но оно быстро сходит на нет. Я пытаюсь спросить, чего Он хочет, но мой рот только открывается и закрывается, не издавая ни звука. Снова раздражение вокруг, потом жалость, сочувствие и… нежность? Странное, не подходящее для этого места чувство. Оно-то и рождает во мне страх. Пространство снова вздрагивает,
Длинный коридор, солнечный свет раннего утра, льющийся из окон и подсвечивающий пылинки в воздухе, смесь парфюма и цитрусовой свежести башни, и звонкая торжественная тишина. Вдоль стен по обе стороны выстроились охотники, настороженно оглядываясь вокруг, руководители ОБ с преувеличенно возвышенными выражениями лиц и мы – настоящие и не очень изгнанники с уверенными или затравленными взглядами.
Прямые спины, неподвижные фигуры, и только два оператора свободно скользят вокруг нас. Из дальней двери появляются советники, и коридор, наконец, оглашается звуками. Мы аплодируем. Один за другим в порядке нумерации Объединений советники направляются в Круглый зал. Там они будут решать свои и наши судьбы. Когда Дарио проходит мимо, он искоса бросает на меня многозначительный взгляд, и я поджимаю губы. В моем распоряжении, по крайней мере, сутки, чтобы выполнить свою задачу, а если повезет и Собрание продлится дольше, то даже два или три дня. Советники будут есть и спать только в этом зале, пока не примут окончательного решения по всем вопросам, – такова традиция. И для их удобства зал обустроен по высшему разряду, они ни в чем не будут нуждаться. Двери за их спинами закрываются, и перед ними тут же выстраивается ряд стражников и охотников, которые будут сменяться каждые четыре часа. Почти без движения и в полном молчании они призваны сторожить самых важных людей Объединений. Никто больше не войдет в эти двери и никто не выйдет из них раньше, чем через двадцать четыре часа.
Трой заранее дал мне знать, что заступит в первую смену, и теперь, стоя поодаль от входа в зал, я наблюдала за его каменным лицом, около которого кружила камера. Мой друг не обращал на нее никакого внимания, и я невольно удивлялась его выдержке. Нужно было сбежать поскорее, пока экранщикам не наскучило снимать неподвижных охотников и они не решили переключиться на изгнанников. Что я буду делать эти четыре часа, пока Трой не освободится? Наверное, сходить с ума от волнения. То, что нам нужно сделать…
– Ваш друг? – Леонард словно выскочил из стены, так что я подпрыгнула от неожиданности.
– Да, Трой Хоггарт, мы с детства с ним знакомы, – тихо ответила я, недовольно глядя на писателя.
– А-а, – протянул мужчина, – тот юноша, что сдал вас ОБ? Не удивляйтесь, я хорошо изучил вас, прежде чем решил подойти с вопросами о сделке.
– Не судите того, кого не знаете! – ощетинилась я. – Он всегда жил ценностями охотника и просто хотел меня защитить.
– Вам совсем необязательно оправдывать его передо мной, про этого молодого человека и его отца я знаю, может, побольше вашего, и для меня они не представляют никакого интереса. Они скучны, – он пожал плечами. – Но в любом случае, вы занимаетесь пустым делом, говоря мне все это. Никакой причиной нельзя оправдать предательство. Понять можно. Простить – и такое бывает. Но оправдать? Нет, это бесполезная попытка. А еще бесполезнее – это пытаться забыть.
– Но люди совершают ошибки, нельзя же всю жизнь корить их в этом! – раздраженно отозвалась я, сама не зная, зачем продолжаю спор.
– И это было бы крайне неразумно! – подхватил писатель. – Но если вы способны простить предательство, значит, вы достаточно сильны, чтобы держать его в памяти и рядом с любовью хранить и боль. Попытки выкинуть прошлое из головы не увенчаются успехом, воспоминания, наоборот, могут стать еще навязчивее. Поэтому, тщательно выбирайте, кого прощать, а кого нет. Вы выбираете жизнь с вечной тенью предательства.
– И что вы предлагаете? Проникнуться ненавистью и забыть все, что связывало вас раньше? Это не принесет облегчения, ничего не принесет, разве только что время. Но вы либо будете страдать без этого человека, либо вместе с ним.
– Иногда у вас нет выбора, – с грустью в голосе ответил Леонард, его взгляд уплыл, и я поспешила сменить тему:
– Как думаете, им удастся договориться? – кивнула я в сторону двери. Писатель встрепенулся и посмотрел туда же.
– К какому-то решению им придется прийти, иначе их просто не выпустят из зала свои же стражники, – усмехнулся он, – а вот что они решат… Признаюсь, я не жду хороших новостей, хороших для нас с вами, мы ведь теперь в одной команде. Идея Дарио с театром многих возмутила, но это вовсе не значит, что люди готовы строить мир совместно с изгнанниками. Боюсь, что сторонников у Маргарет недостаточно, и мы в меньшинстве.