По ту сторону моря
Шрифт:
Ноги в сандалиях шагают по ветхому мосту. Мимо пляжных домиков. Мимо места, где гнездятся морские черепахи. Взгляд ищет чего-то за пределами лагуны, но глаза прикованы к берегу. Вокруг выброшенной на берег канистры блестят мертвые рыбешки попоча. Он поправляет бейсболку и ступает на пляж.
Рыбок всего дюжина, думает он, но хватит и того. Даже нищие к ним не притронутся. В реках какая-то болезнь, откуда – никто не знает.
В поисках подвоха он изучает рассвет цвета индиго. Изучает облака и ветер. То, что у моря есть собственный цвет, люди придумали. Он не помнит, чьи это слова.
Белые пластмассовые стулья в кафе у Розы привалились к столикам, словно уснувшие пьяницы. Он хлопает по сетке с пляжными мячами, которая свисает с крыши палапы, сложенной из пальмовых черешков. Черт подери, произносит он. Анхеля нигде нет. Он пинает на крыльцо стул, который стоит за шторкой, спинка трещит, когда он садится. Изучает руки, сложенные на горе живота. Руки у него громадные, и он часто об этом размышляет. Запястье размером с предплечье. Рука как бедро, плечо толщиной с шею. А чего вы хотите от рыбака?
Он поворачивает голову и кричит, Роза!
Отсюда видна панга – лодка, которую он привык считать своей, одинокая, далеко от кромки воды. На белом корпусе выведено бирюзой: «Камилла». И там нет Анхеля. Он наблюдает призраки двух мужчин, Анхеля и себя прежнего, которые сидят в лодке, объемные изображения рыбаков, нарисованные лунным светом, рыбаки пьют пиво, а из баров вдоль променада несутся бесплотные вопли и падает тусклый свет.
Он снова зовет Розу, слышит пение этого психа Александра, голос у него словно хрустальное тремоло. Наклоняется ниже, пока не замечает старика на ящике для льда, давно потерявшем первоначальный цвет. Поблескивая ногтями, старик чинит потрепанные морем сети. Боливар старается не слушать, но все равно слушает, песни вызывают в нем чувства, объяснить которые он не в силах. Порой чувство вины. Порой ощущение, что жил много лет назад, жил за другого, – и что прикажете с этим делать?
Песок перекатывается по циновке. Зажав ноздрю пальцем, Боливар исторгает соплю. Роза!
За Боливаром, будто он призрак, скользнувший сквозь занавеску из бусин, наблюдает с верхней полки Святая Дева Гваделупская. Роза спит в гамаке, вечно она спит. Боливар тянется к пульту и включает канал, где крутят игру, которую он смотрел вчера вечером.
Роза, спрашивает он, ты видела Анхеля?
Женщина шевелится, раздраженно бурча. На неверных ногах выбирается из гамака и стоит в темноте, поправляя волосы. Он видит только ее глаза, как будто они притягивают к себе весь свет. Боливар перемаргивает, и древняя часть его сознания угадывает в ней ведьму, пока Роза не поднимает шторку на окне и вперед не выступает ее тело. Его глаза следят, как свет скользит по животу, прикрытому мешковатой рубашкой, по гладким рукам и бедрам. Это оценивающий взгляд, каким мужчина смотрит на женщину.
Роза, Анхель не появлялся?
Та коробка с лаймами, Боливар. Ты ее принес? Я тебя вчера просила.
Он либо тут, либо его здесь нет. На лодке мне больше пары штук без надобности.
Все, что ни делает Роза, она делает как бы нехотя. Ее тело – печаль, склонившаяся над
Глаза Боливара прикованы к Розе, пока она делает большой глоток.
Похоже, забили, и он высовывается на шум трибун за занавеску из бусин, а вернувшись, вытирает запястьем рот.
Ты не поверишь, говорит он. Помнишь большой улов в прошлом году? Я только что видел выброшенную на пляж попочу.
Мгновение Роза задумчиво смотрит на него.
Вчера ночью тебя искал какой-то мужик, говорит она.
Что за мужик?
Не знаю. Сказал, отрежет тебе уши.
Это он.
Кто?
Я тут сглупил. Но я все исправлю.
Он глядит, как подергивается правый глаз Розы, пока она пьет. Разглядывает ее прохладную комнату с кирпичными стенами. Гамак, два пальмовых стула, жужжащий холодильник. Легкий запах пота. Одежда на гвоздях.
Он тянется к ее запястью, но Роза отстраняется, и тогда Боливар выпаливает не подумав.
Когда-нибудь, Роза, ты за меня выйдешь. Пусть я всего лишь рыбак. Но я расплачусь за твой телевизор. И может быть, куплю тебе джип. И мебель, чтобы было куда повесить одежду. Я дам тебе столько лаймов, сколько захочешь.
Роза разглядывает его загорелые ноги, заклеенные пластмассовые сандалии, пухлые оттопыренные пальцы. На большом пальце левой ноги не хватает ногтя.
Когда она смотрит на Боливара, он выворачивает ступню.
Роза вздыхает. Боливар, у меня дел по горло. Эти лаймы. Мне нужно идти.
Они слушают, как Александр смеется себе под нос.
Боливар разворачивается к двери, и старик снова заводит песню.
Вот идиот, говорит Боливар. Что за чушь он голосит.
Это песни для костей мертвых, говорит Роза.
Боливар отколупывает от стены кусок штукатурки.
Эта халупа разваливается на части. В один прекрасный день, Роза, ветер и море тебя унесут.
Роза вздыхает. Но вряд ли сегодня.
Артуро! Босс! Боливар заходит в кабинет Артуро, фасадом выходящий на пляж. Делает глубокий вдох. Свежий бриз доносит легкую морскую гнильцу. Снова окликает Артура и поправляет бейсболку. Треск рации переходит в далекие помехи. Артуро там, где обычно, думает он. Дрыхнет у себя с той бабой, смотрит телевизор или выпивает у Габриэлы, ворча на тех, кто опустошает его карманы.
Он выходит во двор и видит на ступенях маленького Артуро. Мальчишка – точная копия отца или того, кем отец мог когда-то быть. В лице с густыми бровями уже виден будущий мужчина.
Где босс? У меня срочное дело.
Рассеянный взгляд мальчишки останавливается на Боливаре. Он пожимает плечами и продолжает тыкать пальцем в теле-фон.
Он дома или нет?
Дверь за ними распахивается, и в проеме возникает всклокоченная голова. Артуро босиком спускается по бетонной лестнице и бесстрастно смотрит на Боливара, а тот смотрит в ответ. На Артуро всегдашний серый жилет и красные шорты, которых он не снимает. Небось и спит в этой одежде, и постепенно она становится кожей.