По ту сторону ПравоСудиЯ
Шрифт:
Вы только поймите меня правильно. Я не пытаюсь защищать кого-то или оправдывать. Я считаю, что любое преступление должно быть расследовано и преступник обязательно должен понести наказание. Но раз уж мы живем в правовом государстве, и на каждом углу провозглашаем это, раз права человека для нас превыше всего, то и расследовать преступления, обвинять, судить и наказывать мы должны строго по закону, а не по настроению или желанию следователей и судей, не по указке сверху и не по необходимости получить заранее известный результат, чтобы улучшить показатели отчетности. А пока у нас будет разный закон для стороны обвинения и защиты, пока у нас следствие будет вестись незаконными, нечеловечными, зверскими методами, которыми оно повсеместно ведется сейчас; пока места лишения свободы будут являться карательными учреждениями со своими порядками, правилами и законами, не имеющими ничего общего с общегосударственными; пока суды у нас будут носить обвинительный уклон и ни о какой презумпции невиновности не ведется и речи; пока адвокаты будут «договариваться» со следствием и «продавать» клиентов, ни о каком правосудии, ни о какой борьбе с преступностью не стоит и говорить.
Еще один очень важный момент. В этой книге я умышленно не буду подробно касаться причин моего нахождения в тюрьме, поскольку это не имеет большого отношения к главной идее повествования. Косвенно я задеваю эту тему в письмах людям и различным органам власти, которые я опубликую в конце книги, и из которых становится понятна вся нелепость, абсурдность и незаконность моего обвинения. Когда-нибудь я обязательно в подробнейших деталях опишу все дело, раскрою замыслы всех участников и интересантов процесса. Сейчас многие из них пошли на «заслуженные» повышения, занимают большие посты в Государственной думе, Совете Федерации, следователи прокуратуры стали судьями, продажные адвокаты являются уважаемыми авторитетными людьми. Вся эта история, на мой взгляд, заслуживает отдельного внимания и придания огласке. Я постараюсь приложить все усилия, чтобы все ее участники никогда ее не забыли и всю жизнь помнили о том, как они шли к своим регалиям по головам и судьбам людей. Во избежание нарушения закона, по совету издателя, я не указываю фамилии участников дела и должностных лиц, хотя уверен: это мало что изменит, и при желании читатель легко может сопоставить время и место происходящих событий, а участники опознают себя.
Книга построена исключительно на реальных событиях. Я посвящаю ее всем незаконно осужденным, заключенным нашей огромной страны и их семьям.
Я выражаю огромную признательность всем родным и близким мне людям, не оставившим меня в тяжелейшей жизненной ситуации, верившим мне, не поддавшимся на россказни и сплетни желтой прессы и по сей день помогающим мне. Только благодаря вам мне удалось пережить все случившееся, не сломаться, не упасть духом, выстоять и продолжать бороться. Я никогда этого не забуду.
Огромное спасибо моим родителям – Надежде Степановне и Николаю Васильевичу, братьям – Роме и Андрею, двоюродному брату – Вячеславу, моей девушке – Ольге. Без вас я бы не смог остаться собой.
Пролог
Сейчас восьмое апреля 2006 года, где-то около девяти часов вечера. Я неспроста решил начать с этого момента, хотя нахожусь в тюрьме вот уже более двух недель, а точнее – с двадцать четвертого марта 2006 года. Тогда-то и начались все события этой жизни (так как вся моя жизнь теперь делится на ту – до задержания, и эту – после). Но только сегодня случилось то, что переполнило чашу терпения и что сподвигло меня на написание этой книги. Но обо всем по порядку…
Несколько минут назад нашему сокамернику Александру неожиданно стало плохо. Ему пятьдесят два года. В здешних условиях возраст особенно часто дает о себе знать. Еще недавно он был директором одного из лесхозов и довольно преуспевающим человеком. В результате внутренних разборок в лесной отрасли его конкурентам удалось засадить его в тюрьму и тем самым перехватить контроль над его предприятием. Официально он арестован по подозрению в экономическом преступлении, что в наше время с легкостью можно вменить абсолютно любому директору предприятия. Не факт, что в итоге его осудят, но имея прихваты в прокуратуре, можно с легкостью устранить человека, пусть даже и на время, засадив его просто по подозрению. А что будет дальше – посадят его или отпустят с условным сроком (без наказания точно не отпустят), не так уж и важно. Невиновных у нашего правосудия нет по определению. Не может же следователь ошибаться при заведении дела, честь мундира как-никак. Важно успеть за «выигранное» время перехватить предприятие. А наш гуманный суд, не особо раздумывая, изберет меру пресечения – арест, не учитывая ни возраст человека, ни его здоровье, ни степень реальной социальной опасности. Просто посадят пока, а потом видно будет, нужно это было или нет. Если в итоге отпустят, то будешь прыгать от счастья и уж точно не будешь ни на что жаловаться, а если посадят – значит, правильно был арестован. Вот и вся премудрость, основанная на полной безнаказанности и безответственности за свои действия. В итоге такой подход может стоить человеку не просто седых волос, подорванного здоровья от испытанного стресса и постоянных переживаний, но и всей жизни. В любом случае, такие переживания ни в коей мере не способствуют продлению жизни.
Александр жалуется на сердце. Ему не хватает воздуха, бьет озноб, слабость, пытается глотнуть воздух, прислонившись к решетке. Надо что-то делать, но мы не знаем что и чем можно помочь. Ни лекарств, ни каких-либо других медицинских средств у нас нет, поскольку они запрещены в камере. Я не выдерживаю, срываюсь со шконки и подбегаю к двери камеры. Громко стучу и нажимаю на кнопку вызова коридорного дежурного. Через пять минут лениво подходит охранник. Он спокойно выслушивает мои возбужденные объяснения, после чего медленно наклоняется к «кормушке» и неторопливо переспрашивает фамилию задержанного и что с ним случилось. Я, сбиваясь, говорю, что не помню фамилию, да и какое это имеет значение, если человеку плохо и надо срочно что-то предпринять, иначе может быть поздно. Он долго разглядывает сидящего на полу Александра, после чего переспрашивает, не обманываем ли мы его. В конце концов, сделав недовольное лицо, ключник неторопливо удаляется, пообещав позвонить корпусному и поинтересоваться, что можно сделать. Александр бледнеет на глазах, садится на скамейку, закрывает лицо руками и как будто плачет, во всяком случае, так кажется на первый взгляд. Слышны громкие вздохи, он пытается вздохнуть, словно задыхающаяся рыба. Прошло около десяти минут зловещей напряженной тишины – никакого движения. Я не выдерживаю и снова стучу в дверь. Еще минут пять непрерывного стука, и мы слышим недовольный крик охранника и матюги в наш адрес. Наконец он неторопливо подходит к нашей камере и орет, что он позвонил и ничем больше помочь не может. Да что же ты за человек такой?! Александр медленно сползает и ложится на пол. Ждем еще минут семь, после чего я колочу в дверь в очередной раз. Еще минут через пять появляется корпусной и орет, как мы его за…али, и чтобы мы не стучали в дверь как ненормальные. Открывается дверь, и сотрудник с нескрываемой усмешкой на лице спрашивает: «Ну, что тут еще у вас?» Спросив снова ФИО, возраст и прочие данные, выслушав все перечисленные нами симптомы и жалобу на нехватку воздуха, говорит невозмутимо, что воздуха всем здесь не хватает и что нас сюда никто не звал. На мой вопрос о его фамилии спрашивает, зачем она мне, и говорит, что это тайна и мне незачем знать его фамилию. Тем временем, Александр, опираясь на стену, подходит к решетке двери и пытается объяснить, что у него случилось. Корпусной с неохотой говорит, что может вызвать скорую помощь со всеми вытекающими последствиями… Что за последствия – для нас остается тайной. Дверь закрывается, и мы остаемся в мучительном ожидании приезда скорой помощи. По реакции охраны понятно, что эта ситуация их не очень-то трогает и удивляет. Все молча сидят и тупо смотрят телевизор. Александр сидит на полу, положив голову на шконку и закрыв лицо руками.
Абсолютное безразличие к жизни заключенных, отношение как к скоту, презрение, унижение и полная беспомощность – вот лишь часть того, что испытывает человек, находясь в тюрьме. А ведь он еще не осужден, не доказана его вина, не проведено следствие, а значит, по закону он абсолютно невиновен! Но каждый, столкнувшийся с нашим «правосудием» после первых же минут, проведенных здесь, после первых разговоров со служителями закона понимает, что нет у нас никакой презумпции невиновности, нет уважения к человеку, нет прав и свобод, которые неприкосновенны, нет ничего, что свято в любой уважающей себя стране. С первых минут ты ВИНОВЕН, и правоохранительные органы сделают все, чтобы это было именно так, стараясь по максимуму «повесить» на человека все, что только возможно. Ну, а если вам удастся доказать обратное, то это большая ваша удача и их недоработка, которую они воспримут как личное оскорбление и неудачное дело. Так что в России есть изначальная презумпция виновности всех и каждого, а потом уж как повезет… С первого дня нахождения здесь ты не человек, ты просто ЗЭК и сталкиваешься с этим изо дня в день, снова и снова. По любому поводу тебе будут напоминать об этом и давать почувствовать твою ничтожность, всячески унижая и оскорбляя тебя.
Александр учащенно дышит, нам становится страшно, но ничего сделать мы не можем, так и сидим, молча и переживая случившееся каждый сам про себя. А ведь завтра на его месте может оказаться любой из нас – это чувство еще долго не покидает и пульсирует в мозгу, вызывая подсознательный страх. Камера пронизана тревогой. Стучать больше не решаемся, нет смысла, да и опытные сокамерники пугают вероятностью загреметь в изолятор. Ждем! Проходит еще минут пятнадцать. Открывается дверь и на пороге появляется корпусной. «Ну, где он там?» – говорит корпусной. Александр тяжело дышит, пытается подняться с пола, встает, делает несколько шагов и чуть не падает. С трудом облокачиваясь на раковину, пьет воду из-под крана и, опираясь на стенки камеры, выходит в коридор. Дверь с грохотом захлопывается, все оживляются и начинают обсуждать нечеловеческое отношение к людям и поразительное безразличие к человеческой жизни. Я молча сижу на своей «шконке» и понимаю, что это лишь начало того, с чем мне придется столкнуться в этой «новой» жизни. Надо привыкать к такому отношению и к таким порядкам. Я – ЗЭК, и, по всей видимости, это как минимум на ближайшие несколько месяцев, а значит и отношение ко мне будет подобающее, и плевать всем, виновен я или нет – какая разница, к черту нюансы…
Я беру листок бумаги, ручку и решаюсь описать все случившееся, пока не зная для чего, но точно зная, что хочу этого, и, несмотря на свою нелюбовь к гуманитарным наукам, неумение красиво излагать мысли, чувства и переживания на бумаге, я впервые очень хочу передать все это другим. Хочу, чтобы все узнали и смогли хотя бы отдаленно представить и проникнуться этим состоянием, узнать то, что творится в нашем правовом и справедливом государстве, о чем мы и не догадываемся, не сталкиваясь с этим в обычной жизни, лишь изредка читая что-то в прессе, но не обращая никакого внимания на то, с чем живут сотни тысяч людей по всей стране, не имея возможности противостоять властному произволу, а зачастую и просто не способные поделиться своим горем и своей бедой с близкими и родными. Так и получается, что большинство людей пребывает в полном неведении (как и я раньше) и в полной уверенности в гуманности, справедливости и человечности нашего государства к своим гражданам, в защищенности от возможного беспредела органов правосудия.
Это первая заметка, которую я сделал, находясь в тюрьме. С нее-то все и началось. Думаю, этот случай переполнил чашу терпения, и тогда я решил написать о том, что произошло со мной, с чем я столкнулся, что пережил, чтобы помочь всем взглянуть на тюремный мир изнутри глазами простого обывателя, не сталкивавшегося когда-либо с правоохранительной системой нашего государства и далекого от криминала, тюремных устоев и обычаев. Я постараюсь максимально доходчиво донести все переживания и эмоции, поделиться мыслями, возмущениями, удивлением и недоумением об всем происходящем здесь.