По ту сторону рифта
Шрифт:
– Только Шимп рассудил, что меня все равно надо будить, а ты ведь всегда под него прогибаешься, правда? Потому что сраному Шимпу лучше знать, он твой босс, он твой бог. И из-за этого мне приходится вставать и нянчиться с безмозглым савантом, который не способен даже распознать приветствие, пока не ткнешь носом куда надо. – На задворках сознания что-то предостерегающе щелкает, но меня уже понесло: – Хочешь настоящий образец для подражания? Нужно кем-то восторгаться? Так забудь про Шимпа.
– Откуда вы можете это знать? Этого знать нельзя!
– Нет, просто ты не знаешь, потому что ты гребаный заморыш. Любой нормальный троглодит понял бы все в ту же секунду, но ты…
– Бред! – шипит на меня Дикс. – Вы псих. Вы плохая.
– Это я-то плохая?!
Какой-то частью разума я улавливаю в своем голосе нездоровый визг, от которого шаг до истерики.
– Для миссии.
Дикс разворачивается и уходит.
В руках появляется боль. Удивленно опускаю глаза: я так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Снова разжать их удается с большим усилием.
Я почти вспоминаю это чувство. Когда-то оно было со мной все время. Давным-давно, когда все имело значение, когда еще азарт не выродился в ритуал, а ярость не остыла, чтобы стать презрением. Когда Санди Азмундин, вечная воительница, не довольствовалась оскорблениями в адрес недоразвитых детей.
Тогда мы были раскалены добела. Некоторые участки корабля до сих пор выжжены и непригодны для жизни. Я помню это чувство.
Чувство, что ты по-настоящему проснулась.
Я проснулась, я одна, а дебилов больше, и это меня уже достало. Существуют правила, есть факторы риска, и будить мертвых без весомой причины не положено, ну да и хрен с ним. Я вызываю подкрепление.
У Дикса должны быть и другие родители, как минимум отец – не от меня же он получил Y-хромосому. Подавляя в себе тревогу, сверяюсь с судовой декларацией, запрашиваю последовательности генов, нахожу соответствия.
Хм. Из других родителей – один лишь Кай. Интересно, это просто совпадение или Шимп извлек слишком прямолинейные выводы из нашего бурного секс-марафона в районе Большого провала, у созвездия Лебедя? Да какая разница. Он твой в той же мере, что и мой. Кай, пора взять на себя ответственность…
О нет. Вот дерьмо. Нет, только не это.
(Существуют правила. И факторы риска.)
Три сборки назад, гласит запись. Кай и Конни. Оба сразу. Один из воздушных шлюзов заклинило, до следующего оказалось слишком далеко. Между ними отыскался запасной аварийный ход. Оба все-таки сумели вернуться, но к тому времени жесткое фоновое излучение изжарило их прямо в скафандрах. Несколько часов после этого они дышали, говорили, двигались и плакали, как будто по-прежнему были живы, но их внутренности в это время разрушались и кровоточили.
В ту смену бодрствовали еще двое, которым и пришлось разгребать бардак. Измаил и…
– Э-э-э, но вы же говорили…
– Тварь!
Я вскакиваю и с размаху бью его по лицу. Десять секунд горя – и яростное отрицание, которого хватило бы на десять миллионов лет. Я чувствую, как подаются его зубы. Он падает на спину, глаза – большие, как линзы телескопа, губы уже заливает кровь.
– Вы говорили, я могу вернуться!.. – визжит он, отползая от меня подальше.
– Урод, он же был твоим отцом! Ты знал, ты был там! Он умер у тебя на глазах, а ты мне даже не сказал!
– Я… я…
– Почему ты не сказал мне, придурок? Это Шимп тебе велел солгать, да? Ты…
– Я думал, вы знаете! – кричит он. – Как вы могли не знать?!
Все бешенство вытекает из меня, как воздух через пробоину. Я бессильно опускаюсь на адапто-кресло и прячу лицо в ладонях.
– Это же есть в журнале, – хнычет он. – Там все есть. Никто ничего не скрывал. Как вы могли не знать?
– Я знала, – вяло отзываюсь я. – Точнее, я… я… Точнее, я не знала, но ничего такого уж неожиданного тут нет на самом-то деле. Просто спустя какое-то время… перестаешь интересоваться.
Существуют правила.
– Вы даже не спрашивали, – тихонько произносит мой сын. – Как они там.
Я поднимаю голову. Дикс широко раскрытыми глазами пялится на меня с противоположного конца каюты, прислонившись к стене; он слишком напуган, чтобы прошмыгнуть мимо меня к двери.
– Что ты здесь делаешь? – устало выговариваю я. Его голос срывается. Ответить Диксу удается со второй попытки:
– Вы сказали, что я могу вернуться. Я выжег свой адаптер…
– Ты выжег свой адаптер.
Сглотнув, он кивает, потом вытирает кровь тыльной стороной ладони.
– Как к этому отнесся Шимп?
– Он… машина не возражала, – говорит Дикс, до того откровенно подлизываясь ко мне, что в этот миг я действительно готова поверить – может, он тут и вправду сам по себе.
– Значит, ты попросил у него разрешения. – Он хочет кивнуть, но у него все написано на лице. – Не надо пудрить мне мозги, Дикс.
– Вообще-то… он сам это и предложил.
– Понимаю.
– Чтобы мы могли поговорить, – добавляет Дикс.
– И о чем же ты хочешь поговорить?
Он утыкается взглядом в пол и пожимает плечами.
Я встаю и подхожу к нему. Он напрягается, но я качаю головой и развожу руками.
– Все нормально. Нормально. Приваливаюсь спиной к стене и сползаю на пол, рядышком с ним.
Несколько минут мы просто сидим.
– Как же давно это случилось… – говорю я наконец.
Он недоуменно смотрит на меня. Что вообще означает «давно» в нашем-то случае? Я делаю еще одну попытку: