По ту сторону снов

Гамильтон Питер Ф.

Девушка закончила писать, обернулась и одарила его улыбкой, полной восхищения и любви.

– Так и знала, что ты промокнешь, – сказала Бетаньева. – Я набрала тебе воды в ванну.

– Через час встреча по выработке стратегии, – с сожалением отозвался Слваста.

Очередное заседание в местных органах «Демократического единства», полное тревоги и решимости. Ему снова предстояли попытки подбодрить и вдохновить преданных добровольцев, большинство из которых совсем молоды, – и все они так отчаянно нуждаются в его успехе, чтобы что-то изменить в жизни.

– Скверная нынче ночь. Я отменила встречу.

– Но…

– Ступай в ванную.

Слваста сделал

так, как ему велели. В течение столь долгого времени они тратили каждую секунду своей жизни на нужды революции, и теперь он вовсе не возражал сделать перерыв на одну ночь. После переезда на эту квартиру Слваста принимал ванну всего раза три или четыре. Только быстрый душ, только перекусы на бегу между событиями.

Шесть больших свечей с двойными фитилями были стратегически расположены по периметру ванной комнаты, отделанной синим и белым кафелем. Вероятно, Бетаньева воспользовалась текином, чтобы закрутить медные краны прямо перед появлением Слвасты, так как большая железная ванна на ножках оказалась полна воды, почти слишком горячей. В воздухе царил аромат цветов апельсина – пахла соль для ванн. Слваста снял мокрую одежду и залез в ванну. С закрытыми глазами он откинулся назад и позволил воде поглотить его.

Некоторое время спустя Бетаньева спросила:

– Теперь лучше?

Он открыл глаза. Нет, он не спал, всего лишь погрузился в отдых. Текин Бетаньевы гасил свечи, пока не остались мерцать только две из них. Тени расширились, обрамляя дверной проем, подсвеченный топазовым светом, который обрисовывал ее фигуру. На Бетаньеве был поразительно эротичный длинный черный кружевной пеньюар, небрежно перехваченный поясом в талии.

– Угу, – сказал Слваста. У него внезапно пересохло в горле.

Девушка медленно подошла и опустилась на колени рядом с ванной. Пеньюар разошелся на груди, показав ее формы, когда Бетаньева наклонилась, чтобы поцеловать Слвасту. Пряди ее волос упали в воду.

– Ты совершенство, – сказал он через какое-то время.

Света оказалось достаточно, чтобы разглядеть улыбку на ее лице.

– Спасибо.

Она взяла высокую бутылку жидкого мыла и налила немного в сложенную чашечкой ладонь.

– С твоего позволения…

– Только благодаря тебе стало возможным наше дело, – сказал Слваста, а потом застонал, когда она принялась медленно растирать мыло по его плечам.

– Очень мило, но мы оба знаем, что все восхищаются не кем-нибудь, а тобой. Никто не будет голосовать за меня или даже слушать меня. В тебе есть огонь; ты горишь стремлением к справедливости. И все это чувствуют. Люди чувствуют, насколько ты искренен.

– Я просто симпатичная фигура. Всю работу делаете вы. Ты, Кулен и Хавьер.

– Есть и другие, не забывай. – Она снова набрала мыла и скользнула рукой по его груди. – Андрисия очень тебе помогает.

Слваста подавил улыбку. Андрисия постоянно вызывала беспокойство Бетаньевы – ее длинные ноги, солнечная улыбка и стройная фигура.

– Думаешь о ней? – Руки Бетаньевы замерли.

– Ничего подобного.

– Хм-м.

В ее тоне прозвучало подозрение.

Слваста обнял Бетаньеву за шею и притянул вниз, к себе, для еще одного поцелуя. В конце концов она смягчилась, и ее руки скользнули по его животу.

– Ничего подобного, – искренне повторил он.

– Ты боишься? – пробормотала Бетаньева. – Я – да. Иногда.

– Полиции Капитана? Нет. Мы сейчас слишком на виду, и у нас есть поддержка со стороны разных слоев общества.

– Я имела в виду выборы. До них всего неделя.

– Десять дней.

– А если мы не выиграем?

– Опросы говорят в нашу пользу, а Туксбери дурак. В самом деле дурак, я и понятия не имел, что такое может быть.

Слваста полагал, что любой, кто продержался на месте депутата в течение сорока восьми лет, должен соображать в избирательных кампаниях. Но к Туксбери это не относилось. Сначала он просто высмеивал Слвасту, считая собственную позицию кандидата от «Гражданской зари» достаточно хорошей и способной обеспечить ему большинство голосов. Но затем Туксбери с удивлением обнаружил, что вялая поддержка со стороны его собственной партии и отсутствие финансовых вливаний означают одну простую вещь – его бросили на произвол судьбы, и он может вполне реально потерять свое место в совете. К тому времени Слваста уже два месяца проводил агитацию – и не только в Варлане, где проживало большинство избирателей. Он посетил все до одного города и деревни в своем избирательном округе, он выступал на встречах с общественностью, излагал политику «Демократического единства», обещал смести старые ограничения и традиции, так сильно сковывающие общество. Слваста сам удивился тому, как быстро он научился общаться с людьми, давать умные ответы, рассказывать правильные шутки, чувствовать, когда надо слушать с серьезным лицом, давать обещания, которые звучали твердо. Похоже, старая поговорка, будто человек может привыкнуть ко всему, если будет делать это достаточно долго, была правдива.

А вот Туксбери еще ни разу не проводил настоящих избирательных кампаний, никогда не общался с людьми, которых должен был представлять. И когда он наконец обратился к публике, все пошло не так. Он щедро тратил семейные деньги, завлекая людей на встречу бесплатной едой и напитками, но затем выставлял пришедших дураками, зубоскаля и поучая их, убеждая голосовать за него: «Я из хорошей семьи, не сравнить с Слвастой – он выскочка и дебил, даже в Чамском полку оказавшийся настолько бесполезным, что потерял руку из-за паданцев». Два раза представитель «Гражданской зари» согласился провести открытые дебаты со Слвастой, и обе встречи закончились для Туксбери плохо. Вторую встречу пришлось свернуть раньше времени, так как зрители стали швыряться в него разными предметами и пытались текином скинуть его с возвышения.

Потрясенный осознанием того, что люди думают о нем на самом деле, Туксбери искал утешения в борделях, которые он посещал и прежде – осторожно, но регулярно. Он стал больше обычного вдыхать нарника, желая притупить боль унижения. И эти грани его личности незамедлительно нашли отражение в пасквильных печатных листках во всех подробностях. Страдания Туксбери усугубили газеты официального толка, раньше они поддерживали «Гражданскую зарю», а тут принялись полоскать все слабости ее вождя столь же рьяно, как и оппозиционная пресса.

Туксбери не появлялся на публике в течение последних четырех дней. Члены ячеек донесли, что он спрятался в «Объятиях прекрасной дамы», борделе высокого класса на Моуни-стрит, оставив павших духом сотрудников избирательной кампании разносить листовки, которые никто не читал. Один из членов ячейки, служащий адвокатской конторы, сообщил: жена Туксбери подала на развод.

– Мы победим, – уверенно сказал Слваста. – «Взгляд с холма» уже получил налоговые декларации на имущество Туксбери?

– Да, три дня назад, – подтвердила Бетаньева. – Я добыла для них записи за последние десять лет. Уракус, эти ублюдки заплатили налогов меньше, чем мы с тобой. Ты можешь в такое поверить? «Взгляд с холма» даст материалы за четыре дня до выборов.