По ту сторону снов
Шрифт:
– Вы не самореализованы, и ваше занятие никогда не позволит вам самореализоваться. Ваша душа проведет вечность, затерянная среди туманностей, уменьшаясь с каждым годом.
С такими словами он забрался обратно в кэб. Захлопывая дверцу текином, он поймал одобрительный взгляд Ланисии. Это не улучшило его самочувствие.
Слваста спустился вдоль восточной стороны Тарлтон-Гарденс – площади на краю района Налани, устроенной в виде террас, с небольшим огороженным парком посередине, где росли древние мальбе двадцати метров высотой. Их длинные ветви свисали вниз, подметая растрескавшиеся тротуары юбками темной,
«Входи и поднимайся наверх», – телепнула ему Бетаньева.
Внутри время сильнее потрепало дом, чем снаружи. Каменный колодец лестничных пролетов вторил эхом шагам Слвасты. Стены были побелены известкой, световой фонарь на крыше, высоко над головой, зарос грязью. Воздух по сравнению с уличным казался заметно прохладнее. Слваста поднялся на третий этаж. Бетаньева открыла дверь и поманила его через маленькую лестничную площадку. Ее экстравзгляд шарил вокруг.
– Никто не следил за мной, – сказал он.
– Капитанская полиция использует мод-орлов, – ответила Бетаньева. – И мод-собак, и мод-кошек. Ходят слухи о других формах, которых мы раньше не видели.
Он чуть не сказал: «Так откуда тебе это известно, если ты не знаешь, как они выглядят?» Но на сей раз у него хватило ума держать рот на замке.
Квартира оказалась такой же пустой, как лестничная клетка. Стены были выкрашены в бледно-зеленый цвет, почти неразличимый под слоями пыли и грязи, осевшими за десятилетия. Темные половицы заскрипели под весом Слвасты. Мебель отсутствовала. Хавьер лежал на матрасе в задней комнате, накрытый тонкой простыней. Кулен сидел на раскладном стуле рядом с ним. Молодой человек выглядел истощенным, его волосы свалялись, щетина тенью легла на подбородок и щеки, рубашку покрывали пятна засохшей крови.
«Ну, привет», – телепнул Хавьер.
Простая мысль сопровождалась страданием, он не мог скрыть свои чувства, несмотря на плотный панцирь. Хавьер был весь в кровоподтеках. На его темной коже синяки выглядели бронзово-фиолетовыми. И руки его были фиолетовыми и распухшими, и ноги. Раны запеклись коркой, из-под которой все еще сочился гной. Оба подбитых глаза превратились в щелочки, так распухло его лицо, а щеки раздулись, словно он набил рот орехами.
Слваста улыбнулся и поднял сумку с лекарствами, которые взял из бункера развертывания в здании Объединенного совета.
– Принес тебе кое-что.
– Неужели аманарник? – недоверчиво спросил Кулен.
– Да, я достал несколько пузырьков. Чистые бинты и повязки тоже – это важно.
– Спасибо. – Рука Кулена дрожала, когда он взял сумку. – Он тратит так много сил на борьбу с болью.
«Ха! Можешь не рассказывать Слвасте про боль, – телепнул Хавьер. – Подумаешь, пара синяков. Тебе пришлось хуже, верно?»
– Врачи мне все время говорили, что это не так плохо, как камни в почках, – сказал Слваста. – Я каждую ночь молюсь Джу, лишь бы у меня не было ничего подобного.
«Врачи!»
Кулен опустился на колени возле своего любовника и приготовил шприц с аманарником.
– Я не знаю дозировку, – сказал Слваста.
– Не волнуйся, я знаю, – ответил Кулен.
«Он просто ходячая энциклопедия, – телепнул Хавьер. – И все равно я его люблю».
Явно сдерживая слезы, Кулен воткнул иглу в руку Хавьера.
– Ну вот. И помолчи уже. Сколько можно…
Он ласково стер пот со лба здоровяка.
Прошло совсем немного времени, прежде чем Хавьер вздохнул. Глубокое чувство облегчения выплеснулось из его мыслей.
– Ух ты, так гораздо лучше.
Через минуту он уснул.
– Я сменю ему повязки, пока он отключился, – сказал Кулен. – Не хочу рисковать инфекцией. В этом мире есть несколько неприятных микробов. – Он улыбнулся Слвасте: – Огромное спасибо. Если бы не ты…
Комок в горле помешал ему договорить.
Бетаньева ободряюще обняла его за плечи.
– Он будет в порядке, здоровенный дуралей.
– Да.
Кулен начал заниматься сумкой.
Бетаньева кивнула Слвасте на дверь, и он последовал за ней. Передняя комната оказалась гораздо больше, и через эркерное окно в нее проникал теплый солнечный свет. Как и остальная часть квартиры, комната была лишена мебели или украшений. На полу лежал один матрац, покрытый мятой простыней. Бетаньева села на него и похлопала рукой по матрасу, чтобы Слваста присоединился к ней. Так он и поступил, в свою очередь вздыхая.
– Вы сделали хорошо, – сказала она. – Нанесли удар системе.
– И ответный удар системы был еще сильнее.
Она коснулась его щеки.
– Что случилось?
– Мой друг. Мой единственный друг среди офицеров, Арнис. Ты помнишь майора, которого подожгли зажигательной бомбой?
– Да, помню.
– Он умер.
– Ох, Слваста. – Она крепко обняла его. – Мне так жаль. Ты говорил, он получил сильные ожоги?
– Дело было не в ожогах, – хрипло сказал он и рассказал ей, что произошло.
– Какие мерзавцы! – возмутилась она, когда он закончил. – Он был одним из них, и они собирались так с ним поступить?
– Да.
Каким-то образом оказалось, что они крепко держат друг друга в объятиях.
– Это маленькое дерьмо, Давальта, который принес Арнису повестку в суд, – ему было наплевать. Самоубийство для них еще выгоднее. Теперь во всем можно винить моего друга, и никто не обелит его имя. Джейкс попробует, но они остановят ее и дискредитируют, я уверен. Если она вообще сумеет довести дело до суда, его задвинут подальше. Во всех беспорядках, во всем, что произошло, обвинят Арниса.
– Они не могут повесить на него гнездо Вюрцена.
– Нет. Там уже есть виновник – губернатор края. И он уже болтается на веревке – как удобно для Капитана! Ничего не изменится. Все будет продолжаться как прежде, всех это устраивает.
– Только не тебя, – сказала она убежденно. – Я знаю, ты не сдашься. Ты будешь бороться. Правда же?
– Бороться за что? – с горечью спросил он. – Пытаться заставить полки использовать земных лошадей вместо мод-лошадей на зачистке? Ну конечно, это сразу все изменит. Ха! Такая мелочь, жалкие бюрократические потуги. Я и сам жалок. Я ничего не могу изменить, Уракус побери! С тем же успехом я мог бы присоединиться к ним, ко всем тем семьям и чиновникам, которые правят миром. Раз уж моя жизнь бесполезна, в этом случае она хотя бы окажется приятной.