По ту сторону света
Шрифт:
Снова зазвонил телефон. Увидев на экране слово «Мама», я ощутила, как сердце сжалось в нехорошем предчувствии.
– У тебя все хорошо? – повторила я вопрос, с которого началось сегодняшнее утро, как, впрочем, и каждое утро, если я не находилась рядом.
– Нет, – услышала я, после чего ее голос осекся, споткнувшись о какой-то хрип в горле. Слова, прорвавшись через мамин плач, наконец-то достигли моего сознания. – Сан Саныч умер.
Вот так, наверное, ощущает себя человек, думающий, что заходит в теплое море, а на самом деле с головой
Сан Саныч был мужем (был или есть? Я до сих пор не знаю, какой глагол нужно использовать) нашей очень близкой подруги; крепкий, абсолютно здоровый мужчина, которому буквально неделю назад исполнилось всего шестьдесят три года. Глядя на него, я всегда думала, что на его плечи можно грузить все проблемы этого мира и что такие, как он, живут минимум лет до ста, а дальше уже как Бог даст.
Перед глазами сразу возникло его молодое лицо с вечной искоркой иронии в уголках глаз. Память так четко восстановила его образ, что сознание, начавшее уже было переползать в новую реальность, резко повернуло назад, оказавшись снова во временном промежутке «До». Наверное, оно бы там и осталось, если бы в следующую секунду передо мной не появился образ его жены.
Я со всей остротой, на которую была способна, ощутила ее состояние безысходности и полного отчаяния перед ситуацией, когда ничего нельзя уже изменить.
«Надя! Как она с этим справится?»
Мне показалось, что я шагнула в прорубь второй раз, возможно, более осознанно, чем в первый, но шок при этом был ничуть не меньше. Смерть друга нашей семьи отошла на второй план, уступив место сопереживанию тем, кто остался с этим горем один на один и пытается справиться с ударом судьбы, нанесенным столь неожиданно.
Неумение подобрать нужные слова, в которых, может быть, сейчас они нуждались, рождало чувства бессилия и беспомощности, а вслед за ними и чувство страха перед резкими поворотами судьбы, что в самый последний миг демонстрируют свою крутизну и не оставляют нам возможности проскочить их без потерь.
ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ НОЯБРЯ
ДВЕ ТЫСЯЧИ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ГОД
Сегодня на улице целый день идет дождь. Вообще-то, я люблю такую погоду – когда мощные ливневые потоки, с яростью набросившись на землю, терзают ее в желании пропитать своей влагой.
Сила удара капель о землю бывает настолько велика, что, достигнув цели, они разлетаются в разные стороны, образуя потоки воды и создавая тем самым эффект победителя, спустившегося на землю для триумфального танца.
Но сегодня все было иначе. Небо плакало дождем.
Миллионы капель, насыщенные грустью и безысходностью, тихо опускались на землю, как будто не желая нарушать ее вечного покоя.
Резко распахнутая дверь, с силой ударившись о стенку, набатом разорвала тишину. Осколки разбитого стекла с шумом
Комната наполнилась чьим-то присутствием.
– Какой сегодня хороший день! – вдруг услышала я голос.
Правильнее будет сказать, что я его не услышала, а ощутила в себе, причем не только голос, но и интонацию, с которой он говорил.
И я точно знала, кому он принадлежит.
– Ну да. Дождь идет. Я люблю дождь, – непроизвольно ответила я.
– Цветов у вас как много… Надя любит цветы.
В этот момент мне показалось, что реальность как бы отодвинулась от меня на безопасное расстояние, приглушив звуки дождя и успокоив небо, тем самым обеспечив тишину для лучшего понимания происходящего.
– А ты почему здесь?
– А где я должен быть?
– Сегодня твои похороны.
– А… ну, это не мои похороны. Это они хоронят себя.
Странно, но несмотря на то что наш диалог начался с довольно грустной ноты, голос, возникший внутри меня, звучал достаточно умиротворенно и, я бы даже сказала, чуточку иронично.
– Не поняла?
– Ну, они собрались все, чтоб оплакать начало жизни без меня. Ко мне это никакого отношения не имеет.
– Как так? Но они хоронят ТЕБЯ!
– Нет. Они хоронят СЕБЯ! Хоронят моменты жизни, когда мое физическое присутствие согревало их, создавая ощущение надежности и опоры.
– Создавая ощущение? А ты что, не был для них опорой?
– Конечно же нет. Каждый из моих родных был достаточно силен, чтобы справиться со всем и без меня.
В памяти возник образ Нади. Я попыталась представить невыносимую тяжесть той ноши, которая выпала на ее долю, и чувство отчаяния охватило меня с новой силой.
– А Надя?
– Надя всегда была сильнее меня. Я лишь являлся ее символом. Сейчас все шагнули в другую реальность, и их слезы – это неприятие новых правил игры.
Слово «игра» прозвучало как-то особо громко, вызвав в воспоминаниях слова из арии Германа из оперы «Пиковая дама»: «Что наша жизнь? Игра!».
– Хорошо. А что с твоей реальностью? Она что, совсем не изменилась?
– Нет. Моя реальность продолжает БЫТЬ!
Все происходило само по себе; возникали вопросы, которые я задавала, мысленно обращаясь к Сан Санычу, тут же приходили ответы, а параллельно всплывали отрывки из прочитанных когда-то произведений, звучащие, как комментарии к этому странному диалогу.
В голове пронеслась фраза из известного монолога Гамлета из пьесы Уильяма Шекспира: «Быть или не быть, вот в чем вопрос».
– Как она может продолжать быть, если сегодня ТВОИ похороны?!
– Я тебе еще раз говорю: это ИХ похороны! Я их не заказывал.
– То есть у тебя ничего не изменилось?
– Смотря, что ты подразумеваешь под словом «изменение».
– Если говорить про тебя, то изменение – это полное несоответствие твоего прошлого состояния тому, что мы имеем на данный момент.