По ту сторону Венского леса
Шрифт:
— Она пришла за ключами от шкафа с медикаментами.
— Я приказал вызвать ко мне только фрейлен Лиду. А вы идите, — грубо сказал он Анне.
Анна продолжала смотреть на Мюллера и, лишь увидев, что он своим стэком указывает ей на дверь, поняла, что ее гонят.
— Marsch! Marsch!… Schnell!…
Шатаясь, она вышла из комнаты. Мюллер захохотал. Лида с презрением смотрела на него, насмешливо улыбаясь. Мюллер, прекратив смеяться, уставился на нее.
— Вы самая очаровательная девушка Словакии! — воскликнул он.
Лида едко заметила:
—
— А может быть, вы меня поучите географии? — сказал Мюллер и подошел к ней, стараясь поймать ее руку. Лида пожала плечами:
— Я же не учительница, а врач, господин майор.
— Да-а, мне нравится ваша больница…
— Не так уж она хороша. После того как было сожжено настоящее здание больницы, мы помещаемся в школе.
— Ничего не поделаешь, война…
— Да, война, но не с больными и ранеными…
«Как смеет эта девчонка критиковать нас, немцев?»
— Не кажется ли вам, фрейлен Лида, что вы слишком дерзки. Вы забываете, что мы здесь хозяева.
— Относительно, — сорвалось у Лиды.
— Как, относительно?
— …Относительно чего вы меня вызывали, герр майор? — нашлась девушка.
Довольный тем, что поставил ее на место, Мюллер начал:
— Видите ли, доктор, в чем дело. Я себя неважно чувствую, страдаю бессонницей. Не принесете ли вы мне вечером снотворного?
Лида задумалась. Может быть, это ловушка? Может быть, он узнал о том, какие у нее планы на эту ночь? Что бы там ни было, нужно сыграть свою роль до конца.
— Вечером у меня много перевязок. Я освобожусь только после двенадцати. Впрочем, это и к лучшему, отец и мать будут уже спать… Мне не хотелось бы, чтобы они меня видели!
Мюллер был страшно рад. Он не ожидал, что так скоро уговорит Лиду.
Вот что значит быть хозяином, он попытался обнять ее, но Лида, улыбаясь, отстранилась.
«С каким удовольствием я дала бы ему пощечину!» — подумала она.
Церемонно, надувшись, как индюк, Мюллер поцеловал ей руку.
— Помни же, дорогая, я тебя жду!
Как только Лида вышла, в комнату вошел Ганс. Майор насвистывал веселый мотив из «Бель ами». Ганс был тоже доволен: ночью он пойдет к официантке Ильзе.
— Ганс!
— Слушаю, герр майор.
— Передай часовому второй смены, чтобы ночью ко мне никого не пропускали, кроме врача Клапки.
Когда партизанский отряд получил радиограмму из штаба 2-го Украинского фронта, поручик Влчек показал ее лейтенанту Карташеву. Дело осложнялось. Ведь он прилетел сюда, чтобы вывести раненого румынского летчика, и только. А теперь еще нужно захватить «языка».
Приказ о вылете к партизанам он получил, находясь в танковой бригаде. Генерал вспомнил о нем, так как знал, что он говорит по-румынски. Помощника он должен был выбрать себе сам. Кого же взять? Для такого дела ему как раз подойдет сержант Илиуц: он прекрасно говорит по-немецки.
Вначале все было ясно. Они вместе с партизанами войдут в село, освободят летчика, вернутся в горы и увезут его на самолете к своим. А теперь? Что за «язык», которого нужно прихватить с собой? Кто он? Офицер? Шпион? Кто сообщил об этом «языке» в штаб 2-го Украинского фронта?
К вечеру, когда в отряд вернулся Алекса Клапка, положение прояснилось.
Лейтенант Санду доложил о «языке» в штаб румынской армии, а оттуда, в свою очередь, сообщили об этом в штаб 2-го Украинского фронта. Теперь оставалось только решить, как поступить с хозяином дома…
«Странно, что отец таких патриотов, как Алекса и Лида, мог стать предателем? Почему Алекса не мог найти «Татру»? — размышлял Карташев.
— «Татра» — единственный человек, кто знает наш пароль, — сказал Карташев, обращаясь к Илиуцу.
— А какой у нас пароль?
— «Горы наши»!
Сержант Илиуц уже давно думал над тем, как лучше выполнить задание. Из записки, оставленной Лидой у 64-го километра, Алекса узнал, что после полуночи Мюллер будет один в доме. Значит, в это время и нужно действовать. Все же Илиуц решил еще раз спросить:
— Хорошо, а если своими действиями мы поднимем на ноги всю дивизию?
— Тогда мы поддержим ваш отход силами всего отряда, — ответил ему поручик Влчек.
— Я полагаю, что единственным нашим препятствием будет часовой. Поэтому нам надо действовать после полуночи, чтобы не натолкнуться на смену часовых, — предложил Илиуц.
— Я согласен с вами, сержант. Итак, в двадцать три тридцать мы должны быть на окраине села. Самолет нужно подготовить к вылету к четырем часам утра, — сказал Карташев, обращаясь к сидящим вокруг партизанам.
Шел мелкий, но частый дождь. С наступлением темноты Карташев, Илиуц и сорок партизан отправились в путь… Впереди шел Алекса. Вот пройдены все партизанские посты. Вытянувшись цепочкой, партизаны тихо спускаются с гор по длинному и узкому ущелью. Изредка тишину нарушают срывающиеся из-под ног камни. Тогда люди замирают, прислушиваются и вновь идут дальше в долину, в село.
Немцы следят за маскировкой, но все же в селе кое-где виднеются огоньки, проникающие сквозь щели дверей и окон.
Вскоре отряд останавливается.
— Мы на окраине села, — шепчет Влчек.
Карташев смотрит на часы: 23.35. Партизаны во главе с Влчеком остаются здесь, на пригорке, а Карташев, Илиуц и Алекса отправляются дальше, в село. Дождь не перестает.
Когда они подходили к шоссе, мимо них пронеслась машина с затемненными фарами. Люди бросились в кювет. Около полуночи они уже были у дома учителя, возле которого, шлепая сапогами по грязи, нервно шагал часовой. Вот наконец и смена часовых. Воспользовавшись этим, Алекса быстро шмыгнул во двор и спрятался за сарай. В одной из комнат горел свет. Это была комната, которую отец предоставил Мюллеру. Старик будет очень удивлен, когда узнает завтра об их проделке.