По ту сторону волков (полная версия)
Шрифт:
– Погодите, погодите, - перебил Калым, - разве парализованный и его мать не видели волка? Ведь они рассказывали вам, что волк сбежал, когда Тяпов переселял с их подворья волчью семью, верно?
– Не совсем, - указал Высик.
– Если вспомнишь, их фразы звучали достаточно расплывчато. В них не конкретизировалось, когда именно сбежал волк, видели ли волка они лично или только со слов Тяпова знали о его существовании... А уточнять, что они имеют в виду, я не стал. Намеренно не стал. Во-первых, не хотел получить вдруг не тот ответ. Во-вторых, так приятно было, при помощи по-детски хитренького и наивного увиливания от ясности, оставить себе ма-а-ленькую форточку в неизвестное, в почти уничтоженную тайну... Неважно это все. Ты что, еще не понял, куда я гну?
–
– пробурчал Калым.
– Если волк погиб и если Тяпов был оборотнем, то, значит, Тяпов, в волчьем обличье, и стал главой семейства и отцом волчат...
– И какие тогда еще объяснения и мотивации нужны!
– подхватил Высик.
– Он защищал свою семью и свое потомство. И этим все сказано! Всем мотивам мотив, глубже и четче некуда! Не надо копаться в психологии, ничего не надо!.. Конечно, - добавил ехидный старикан, -- тогда возникают технические сложности: зачем в этой истории то и это, куда девать те лишние детальки, которые остаются от разобранных и вновь собранных часов и без которых часы, по какой-то странной своей прихоти, не желают работать? Зачем Тяпову нужна была секира, например? Плевать. Мой долгий опыт показывает, что технические сложности всегда значат меньше психологических. Когда найдешь предельно простое, а потому и предельно надежное, психологическое объяснение - все остальное обязательно приложится! Да, знаешь, мне иногда кажется, что в темноте я перепутал лощины. Что на самом деле я убил волка именно в той лощине, где наутро нашли труп Тяпова.
– Перепутали? С вашей-то ориентировкой на местности?
– невольно вырвалось у Калыма.
– И на старуху бывает проруха!
– весело отозвался Высик.
– Ну-ка, задам я тебе тест на внимание. Что повисло в воздухе, о чем я не досказал? Какие линии оборвал, а?
– Дайте подумать, - нахмурился Калым.
– Ага... Во-первых, вы ничего не сказали о том, взял ли врач снег с кровью - на анализ в Москву и каков был результат. Ведь он бы наверняка рассказал вам об этом. Во-вторых... Да, а куда делась та пуля, которую вы нашли у инвалида Коли? Кстати, что с ним и с его женой случилось?
– Пулю я потерял, - сообщил Высик.
– Да-да. Как это ни смешно. Засуетился. Забегался. Потом так и не смог ее найти. Инвалид Коля и его жена... Срока свои получили. А с анализом крови... Понимаешь, с ним какая петрушка вышла. Кровь оказалась не человечьей. Это установили сразу же, без проблем. И врач завез образец в одно ветеринарное учреждение, где были у него приятели. Там ему сообщили, что, да, кровь волчья или собачья, но есть странность с ее химическим составом. «Понимаете, - сказали ему, - можно предположить, что это кровь только-только родившей суки. Но тогда непонятно, ни как она родила, ни кого родила. Ее потомство еще в утробе сильно недополучало кальция. Оно просто не могло нормально развиваться. У них не сложилось бы полноценной костной системы. Интересно было бы взглянуть на ее щенков. Ничего не понимаем... Скорей всего какая-то ошибка. Или образец слишком нечист, или лаборантка могла напортачить при его обработке. Послевоенные сложности, понимаете... Потому что, если ошибки нет, то ваша сука, - тут говоривший даже голос понизил, - попросту родила беспозвоночных. А такого быть не может. Лучше всего - сделайте повторный анализ. Пари держать готов, этот анализ мы попросту запороли по каким-то причинам.» С тем врач и приехал ко мне. Поэтому он и не удивился, найдя свежеродившую волчиху.
– А тот щенок... из вашего сна... он был уродом?
– спросил Калым.
– Нет. Слабенький был, но вполне нормальный. Жаль, я только позже узнал об одном народном поверье, а то стоило бы, может, и попристальней щенка осмотреть.
– Какое поверье вы имеете в виду?
– спросил Калым.
– Видишь ли, оно больше распространено на Украине и по югам, но и для всех областей России не чуждо. Считается, что потомство вудколаков рождается без костей - благодаря этому оно тоже, при достижении зрелого возраста, становится вудколаками, или оборотнями, и может превращаться то в людей, то в волков. Пока оно не достигло зрелого возраста, его можно истребить, как обычных новорожденных, как обычных смертных, - но во взрослом виде на него уже нужен кол из осины или боярышника, или серебряная пуля, чтобы с ними покончить.
– Да, понимаю, - Калым разлил по стопкам остатки водки.
– В этом поверье отразилось нечто вроде логического вывода, что в теле вудколаков должна отсутствовать жесткая скрепляющая система: чтобы ничто не мешало им свободно трансформировать свое тело, легко вылепливая из него любую форму. Принцип пластилина, так сказать. То, что любят в мультфильмах обыгрывать. Да, очень соблазнительная ошибка в анализе. Хочется даже поверить в нее. Чудесного хочется, вы правы... Хотя вы правы, наверно, и в том, что не стали расследовать эту линию. Скорей всего при повторном анализе ошибка бы вскрылась и все обернулось бы пшиком. А так - остается чуточку приоткрытая форточка в неизвестное. Жаль было б совсем ее захлопнуть и на задвижку закрыть, нужна ж небольшая вентиляция, для свежести воздуха в помещении, а?
– Верно, верно!
– подхватил Высик.
– Именно, чуточку проветривать воздух в комнате, не давать ему застаиваться. Чтоб мозги не кисли. Будь здоров!..
– Одного не понимаю, - сказал Калым, когда они выпили.
– Откуда первоначально взялась идея оборотня? Почему вдруг стали думать об оборотне, когда начались убийства? Поводов-то особенных не было, чтобы не искать более земных объяснений. Я имею в виду, не было солидных оснований для столь быстрого зарождения и распространения легенды об оборотне. Практически не было почвы для этой легенды. Почему она вдруг родилась - из воздуха, из ничего и разом оказалась убедительной для всех? Почему с самого начала отказались от мысли о примитивно и постижимо материальном убийце?
– Именно, что из воздуха она родилась, - сказал Высик.
– Видно, я недостаточно дал тебе прочувствовать атмосферу тех лет. Страх и беспросветность были разлиты в воздухе. Слишком много было страха. Это - как соляной раствор. Когда соли слишком много, она кристалликами выпадает на дне. Точно так же и кристаллики страха, вдыхаемого легкими из самого воздуха времени, уносились кровью в мозг и, накапливаясь, выпадали оформившимися слухами и искаженными представлениями о мире. Оборотень - это материализовавшийся сгусток страха, понимаешь? Эпохой рожден. Может, кто-нибудь мельком и видел волка. Может, кто-то собственной тени испугался, проходя в сумерках мимо места недавнего убийства. Любая причина, самая ничтожная, могла высечь искру, от которой пламень легенды и полыхнул... Это, знаешь ли...
– Высик примолк и нахмурился - ...не угадать. Я кинул такую фразочку, что нам всегда доступно разглядеть происходящее по ту сторону волков. Но, боюсь, происходящее по ту сторону людей останется для нас недоступным... Ладно, давай я тебе переводы врача покажу.
Калым ушел в четвертом часу ночи, благо пройти ему было два квартала. «Ничего, -подумал Высик, - выспится, завтра воскресенье, племянника в детский сад не вести.»
Высик прибрал со стола и улегся спать. Несколько взбудоражен он был. Сам себя растормошил, вдарившись в воспоминания, воскресив полузабытое и давно перечеркнутое. Впрочем, это от неожиданного сна прошлой ночи покатилось, оставившего маленькую занозу. Чтобы извлечь эту занозу, он и рассказал Калыму без прикрас давнюю ту историю - выговорился, не скрывая и стыда своего.
Высик знал, что после такой посиделки ему на душе скоро станет легко и спокойно. С тем и уснул. А остаточное напряжение - остаточные клочья тумана - навеяли ему еще один сон, где явь странно смешалась с несусветной фантасмагорией, с небывальщиной. Сперва нечто вроде медицинского кабинета ему приснилось. И врач с лицом Игоря Алексеевича Голощекова сказал:
– Да, с памятью у вас нелады. Надо вам ее освободить, чтоб все забытое вернулось...
– Что вы делаете? Гипнотизируете меня?
– спросил Высик, наблюдая за ярко отсвечивающим скальпелем, который врач держал у него перед глазами.