По ту сторону жизни
Шрифт:
В лаборатории было прохладно. Работала вытяжка. Пара флаконов. И перегонный аппарат, в котором булькает темное отвратительного вида варево. На самом деле это всего-навсего березовый деготь, наилучшее средство для кожных болезней, да и без болезней неплох. Смешанный с лимонным соком и особым сортом глины великолепно отбеливает кожу. И в шампуни добавить можно. Пара пучков травы. Склянки.
Печь и раскаленная докрасна емкость. Создать иллюзию работы не так уж сложно. И когда раздается вежливый стук в дверь, я бросаю в миску пару кристаллов металлической соли. Испаряется она с шипением,
Пар стремительно заполнял лабораторию — для этого пришлось временно отключить вытяжку, и жандарм, сунувшийся было поперед Гюнтера, закашлялся.
— Вас не учили, что лезть ведьме под руку — не самое полезное для здоровья занятие? — поинтересовалась я, поправляя очки.
— И-извините… — донеслось из-за двери.
Кто-то кашлял. Кто-то матерился, не зло, но от души.
— Что нужно?
— У… у нас приказ… п-проверять…
— Проверили?
— Да.
— Убирайтесь.
Совету они последовали. Надеюсь, им хватит ума прописать в отчете, что проверки они устраивали, как и положено, регулярно, каждый час или как там им велено, я же включила вытяжку и убрала кастрюлю с печи.
И сползла. Присела, опираясь на стену. Чувствовала я себя… нет, не сказать, чтобы совсем уж погано, хотя разумом и всецело осознавала, насколько мне повезло. Просто… слишком много всего случилось в размеренной моей не-жизни. И память опять же.
Были ли те разговоры, которые вдруг выплыли? Или же разум мой на пороге смерти придумал, сочинил сказку, отвлекая от дел насущных? Не знаю. Я сжала виски ладонями.
— Это ты? — Диттер не стал стучать. — Скажи, почему оно все случилось… вот так, а? Неправильно?
Он не стал притворяться, что не понимает вопроса. Но сел рядышком и взял меня за руку.
— Тебе плохо?
— Плохо.
Леди можно быть слабой, правда, в исключительных случаях, а я… я мертвая. Мне можно.
— Такое… иногда бывает. Знаешь, — его рука была теплой, а сердце билось часто и ровно. — Когда я только начал выезжать… нас готовили. Никто не выпустит неподготовленного кадета в поле… показывали снимки. Рассказывали… мы изучали дела прошлого, факты. Данные. Пробовали свои силы… результат известен, но процесс… это казалось игрой. Безумно увлекательной игрой. Кто первым поймет, куда бежать, кто получит похвалу наставника, кто… мы полагали себя опытными и умудренными.
Можно и глаза закрыть, пристроив голову на остром плече. А заодно отметить, что ткань дрянного его пиджака влажновата. Значит, переодеваться не стал. Или не во что?
— Нам думалось, мы изучили все стороны человеческого безумия, — он осторожно погладил меня по волосам. А они тоже мокроваты и не слишком чисты, благо, в лаборатории темно и вряд ли жандармы присматривались. — Но первый же год… первое дело… мое было в маленьком городке… чем-то похож на ваш, только люди там жили бедные. И темные. Тот год выдался неудачным. Рыба не пришла, засуха случилась, а потом, напротив, зачастили дожди. В результате даже тот крохотный урожай, который удалось получить, сгнил на корню. Вот кто-то и пустил слух, что виноваты ведьмы… семеро женщин… старшей было восемьдесят девять.
Почему-то меня успокаивает эта чужая, по сути, история. Мне должно быть все равно, а она успокаивает. Или не она, но ощущение близости человека, причем весьма конкретного человека.
— Я боялся, что меня признают негодным… из храма бы не выгнали, но оставили бы в мелких служках. Мыл бы до скончания жизни полы, полировал статуи или разносил корзины с хлебом… а в то же время боялся, что признают годным и… все пройденные ранее дела, они как бы ожили. В первый год я сходил с ума… не только я… треть всех выпускников уходят именно тогда.
— Мыть полы?
В храмах Светоносного, полагаю, царит удивительная чистота.
— При толике везения… мой однокашник… мы не то, чтобы дружили… дознаватели по натуре не склонны обзаводиться крепкими связями…
Это он меня предупреждает или отпугнуть пытается канцелярским тоном?
— Он сошел с ума… еще двое наложили на себя руки. Трое и вправду моют полы при храмовой лечебнице… вечные пациенты. Я вот выдержал… не знаю как, но выдержал.
— Только проклятье заработал.
— За дело.
Я молчала. И он молчал. Значит, сеанс откровенности можно считать законченным? Пусть так. Посидим. Погреюсь слегка. А там… там будет видно.
— Я отправил запрос. — Диттер снял с моей головы очки. — Завтра прибудет команда. Ты не против, если…
Мой дом превратится в проходной двор? Конечно, нет. Надо только распорядиться, чтобы прислугу наняли. И кухарку предупредить, она у нас терпеть не может неожиданные визиты… еще закупки откорректировать… Убраться в гостевых комнатах. Пересчитать количество постельного белья, ибо этот дом давненько не видал гостей и может получиться неудобно.
А заодно уж обновить защиту на лаборатории, чтобы всякие тут не ходили без спроса… и не только на лаборатории. В общем, дел столько, что как до утра управиться.
— Жандармерия…
— Когда прибудут, тогда и скажем, — похоже, Диттер пришел к тем же выводам, что и я. — Слишком это все… грязно.
Еще бы…
ГЛАВА 22
Я ожидала, что их будет больше. А тут всего трое на целый заговор, причем включая Диттера, который после бессонной ночи выглядел откровенно жалким.
А вот его приятель…
…как приятель, очень сомневаюсь, что приятель.
— Надо же, ты еще жив, — фальшиво восхитился смазливый тип в сером строгом костюме. Отличнейшая шерсть. Относительно неплохой крой. А главное, умение этот костюм носить, которое порой важнее и качества ткани, и кроя.
— Как видишь.
Тип был высок. Бледен. Чертами лица обладал резкими, острыми. Особенно радовал взгляд клювообразный нос, который, как ни странно, типа вовсе не портил.
— Вижу, неплохо устроился… простите, милая фройляйн, — он поцеловал мне руку, и я испытала преогромнейшее желание ее вытереть. А я не привыкла отказывать себе в желаниях, особенно столь мелких.