По ту сторону
Шрифт:
Но немец не понимал. Тогда его стал убеждать Коняхин:
— Она мутер, а я киндер. Можешь ты это понять?
— Во-во, я мутер, — подхватила бабушка Ганна.
Но немец оттолкнул ее и снова поднял пистолет. Целился он медленно и деловито, целился прямо в лицо, Александр не понял: то ли немец решил пошутить, то ли в самом деле может выстрелить. Если только шутит, черт с ним. Ну а если не шутит?
Бабушка заслонила его собой и крикнула немцу:
— Стреляй в меня! Это мой сын, и лучше мне
В ней было столько отчаянной решимости, что немец опустил пистолет, круто повернулся и пошел со двора.
Несколько дней Коняхин скрывался в доме Александра Безрукого, а когда штаб немецкой части уехал, опять перебрался к старикам Левченко. Но вскоре пришел тот самый писарь комендатуры и предупредил:
— Ночью будет облава. Уходи в лес, там свяжешься с партизанами.
— А как я их найду?
— В лесу народу много, подскажут.
Народу в лесу действительно оказалось много. То тут, то там горят костры, греются люди. Тут и подростки, и женщины, и старики, и дети.
— А где же партизаны? — спросил Коняхин одного паренька.
— Кто их знает? Говорят, где-то тут недалеко, а где именно, не знаю.
— А это что за люди?
— Такие же, как мы. Кто от облавы убежал, а кто еще раньше ушел. Из разных сел набрались. Эти вот из Саворки, а вон тех и не знаю. Сейчас немцы боятся в лес заходить. Да им, наверно, и не до этого теперь, фронт-то, слышите, совсем близко.
И верно, до леса доносился неясный гул. «Еще километров тридцать, не меньше», — прикинул Коняхин.
Утром он приметил на опушке повозку в парной упряжке. В ней за кучера сидел паренек лет шестнадцати, а сзади — мужчина с большой окладистой бородой. Он внимательно наблюдал за селом.
Коняхин подошел, поздоровался.
— Будь здоров, — ответил мужчина и отвернулся, давая понять, что на этом разговор окончен.
Александр улыбнулся:
— А ведь вы не из местных.
— Почему так думаешь? — насторожился мужчина.
— Вижу, что вы больше часа приглядываетесь к селу. Местным приглядываться нечего, они и так все знают.
— Ишь ты, какой догадливый! Был бы я местный, чего бы я на лошадях сюда приехал?
— И борода…
— Что борода?
— Ни одной седины в ней. И глаза молодые, на лице ни одной морщины.
— Ну и что?
— Слушайте, возьмите меня в отряд.
— В какой такой отряд? — удивился бородач. — Ты что, парень, спятил?
— Ладно, ведь я знаю.
— Ну, положим, не очень-то ты знаешь. Ишь какой Шерлок Холмс нашелся! Ну-ка, послушаем, что ты о себе сочинишь.
Коняхин коротко рассказал о себе. Бородач и не спрашивал о подробностях, он был явно озабочен сейчас чем-то совсем другим.
— Хорошо, завтра приходи на это же место, — сказал он и кивнул пареньку: — Поехали!
Паренек стегнул лошадей, и повозка скрылась в лесу.
И верно, на следующее утро повозка стояла на том же месте. На этот раз бородач был еще более озабочен и даже не ответил на приветствие Коняхина. Сказал только:
— Подожди еще часок-другой в лесу. Когда будешь нужен, позову.
Коняхин вернулся к костру, у которого скоротал прошлую ночь.
Вскоре над лесом низко пролетели два звена наших «пешек» — П-2. В лесу все сразу оживились:
— Смотри, наши! Со звездами.
— На Богуслав пошли.
— Туда как раз надо, там немцев видимо-невидимо.
Над Богуславом поднялись черные султаны разрывов. А где-то, километрах в пяти правее села, слышалась ружейная и пулеметная стрельба, глухо ухали пушки.
Часа через полтора за Коняхиным прибежал паренек.
— Идите, командир зовет.
«Значит, все-таки командир», — отметил про себя Коняхин, следуя за пареньком. Когда подошли к повозке, бородач весело сказал:
— Вот теперь можешь идти в село.
— Но там…
— Там уже наши. Иди, иди!
И верно, из села бежала женщина и кричала:
— Наши! Наши пришли!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Фронт прошел стороной, село немцы оставили без боя. Наши части здесь не задерживались, шли прямо на Богуслав. Коняхину все же удалось остановить мотоцикл с двумя офицерами. Старший из них, армейский капитан, нетерпеливо спросил:
— В чем дело?
Коняхин, как положено, представился, коротко изложил суть дела.
— Теперь вам через военкомат, наверное, надо оформляться, — сказал капитан. — А где он, этот военкомат, и есть ли он вообще, не знаю.
Спрашивал еще нескольких человек — и военных и местных, — о военкомате никто не знал. Кто-то посоветовал идти на Таращу, и Александр отправился туда. Действительно, там уже работал военкомат.
Военком внимательно выслушал его, подробно записал все данные и сказал:
— Попробую выяснить, где сейчас Фома Миронович Приходько. Иначе без документов вам придется туго. Подождите.
Всех собравшихся здесь отправили на сборный пункт. Офицеров расселили по квартирам, назначили старшего. Остальные разместились в школе. В основном это была местная молодежь. За два года оккупации ребята подросли, пришло и их время служить.
Три дня ждали, пока пошлют на формирование. Слушали все передачи — с утра до вечера, газеты прочитывали от первой до последней строчки. Только теперь Коняхин узнал, что все это время находился в двойном кольце: оказывается, Корсунь-Шевченковская группировка противника тоже была окружена.