По твоим следам
Шрифт:
– Ну откуда ты взялся?..
Ей ничего не оставалось, как подчиниться. Но она вернётся, она обязательно вернётся. Стоп! Что означали его последние слова? Видаль понял, почему она вернулась? Значит, она обронила бесценный накопитель в его машине? Тогда, когда схватила его? Какой ужас… От одного воспоминания снова горели щёки. Но она сделает всё, чтобы вернуть своё сокровище и пусть не ухмыляется!
Виктория вернулась в огромное здание, понимая, что лишний раз рисковать нельзя. Видаль и так знал слишком много. Если он свяжется с Левиным, то ей конец. И как её
Глава 10
Северный город
Лифт поднимал её к небу. Через его прозрачные панели Виктория могла наблюдать за тем, как там, в вышине, зажигаясь друг за другом, вспыхивали огни бесконечных зданий Северного города. Из окон её дома также лился тёплый свет. Это было довольно странно, если учесть сегодняшнюю дату. Отчего матери так поступать? Что-то случилось?
Девушка прокашлялась, чувствуя, что в горле всё пересохло. Пожалуй, от воды предложенной капитаном не стоило так категорично отказываться. Она не пила целый день. Вспомнив южанина, Виктория снова задумалась. Нужно было непременно договориться с ним о встрече.
– Как же это получше провернуть? – она несчастно вздохнула от одной мысли, что придётся просить Видаля.
Что же такое сегодня произошло в машине? Как могла так не сдержаться, да ещё и в присутствии чужаков? Схватила за грудки, как одного из драчливых сокурсников? Она застонала, пытаясь отогнать воспоминания. Наверное, точно перегрелась на солнце, никак иначе это не объяснить…
– Всё не так драматично, как может казаться на первый взгляд… – послышался тихий мужской голос, неожиданно врываясь в её мысли и заставляя очнуться.
– Профессор? – Виктория превратилась в сам слух.
Голоса за дверью звучали довольно отчётливо, чем немало удивили её. Мало того, что сегодня мать принимала гостей, они ещё так громко разговорились.
– Это не должно продолжаться, Альберт, – отозвалась мать, – данные провокации могут значительно навредить в…
Виктория нарочито громко открыла двери, входя в прихожую, чтобы говорившие люди могли при надобности прервать свой разговор. Мать, стоя в просторном зале, действительно умолкла не договаривая.
Женщина была вполне свежа этим вечером. Длинное вязаное платье элегантно подчёркивало фигуру Софии. Аккуратное каре русых волос обрамляло озабоченное лицо.
Глава Вереск нахмурилась, отчего тонкие морщинки в уголках серых глаз стали ещё заметнее. Она всё-таки устала, но была, как всегда сдержана и холодна. Тонкие губы, покрытые слоем безупречного тона помады, изогнулись, изображая дежурную улыбку. София элегантно сложила руки на груди, поигрывая от нетерпения тонкими пальцами.
– Вечер добрый… – Виктория устало прошла по светлому, вышитому цветами ковру и потянулась к графину с водой, намереваясь утолить жажду.
Выходить потом из своей комнаты не
– Здравствуй, Виктория, – профессор отодвинул графин в сторону, наливая ей воду в высокий синий стакан, и повернулся к девушке, – у тебя выдался трудный день?
Альберт Ссон всегда выглядел абсолютно спокойно и невозмутимо, что бы он при этом ни говорил. Сейчас беловолосый мужчина глядел на Викторию своим привычным взглядом, который они с Зои тайно называли «воспитательным гипнозом».
– Один из многих, такой же, как все остальные, – девушка заставила себя принять предложенный стакан, выпивая его почти залпом. Вода чудесным образом освежила горло, спасая её.
Что Ссон делал у них дома сегодня и так поздно вечером? Сквозь поток мыслей до неё донёсся вопрос, который, наверняка, задавался уже не впервые.
– Ты снова пропустила занятия. Я ждал тебя, Виктория, – проговорил профессор, – что за оправдание ты приготовила для меня на этот раз?
Девушка краем глаз видела, что мать, не сводя с неё взгляда, также ожидала ответ дочери. Никогда в жизни эта женщина не интересовалась тем, как её дела, но всегда ожидала «рапорта» о каждой неудаче или проступке. Сначала это расстраивало, потом пришло равнодушие. Поскольку как ни старалась, все попытки что-либо изменить в отношениях с матерью, были провальными.
София Вереск блестяще играла роль любящей матери перед камерами и своими подчинёнными. Но в собственном доме не было нужды притворяться. Она рассматривалась Главой как один из мелких подчинённых, не имеющий ровным счётом никакой ценности. Они были чужими друг другу.
– Я проспала, – Виктория устало повела ноющими плечами.
Профессор почему-то вздохнул. Девушка глянула на него исподлобья.
– Я ожидал чего-то более существенного, – подвёл Ссон итог, вовсе не нужный ей сейчас, – ты меня разочаровала.
Виктория хотела что-то сказать, но слова почему-то не шли. Разочаровала? Она разочаровала окружающих в тот день, когда появилась на свет. Об этом ей усердно твердили с самого детства. Ничего нового. Как ни старайся.
От того и перестала, давно смиряясь с участью неугодного «разочарования». Ей захотелось куда-нибудь сбежать, лишь бы избежать расспросов, или получить своё наказание, в виде дополнительных часов в выходные. Ссон словно почувствовал её настроение и произнёс спасительные слова:
– Ступай отдыхать, мы обсудим твоё поведение позже.
– Вы мне не отец, – сухо напомнила Виктория, – так что не распоряжайтесь в этом доме. Что касается пропусков, то это будет обсуждаться только в стенах академии.
– Виктория! – София гневно попыталась прервать её.
Но дочь, снимая куртку, перекинула её через плечо и уже не слушала никого. Девушка захлопнула дверь своей комнаты и немного успокоившись, упала на кровать. Мокрая майка, из-за прошедшего недавно дождя, холодила грудь и живот, ещё больше остывая под врывающимся из открытого окна ночным ветром. Виктория потянулась к карману штанов и достала свой коммуникатор. Набрав привычный номер, она слушала бесконечный сигнал ожидания.