По велению сердца
Шрифт:
Хоуп сняла пальто и долго стояла у окна, а когда повернулась, то увидела на мониторе компьютера утреннее письмо Финна и перечитала его. У нее не было ни сил, ни желания ему отвечать. Пережитые эмоции оставили ее без сил. Хоуп отвернулась от компьютера, вспомнила, что сегодня сочельник, и ей стало еще тяжелее. После развода она всеми силами старалась уберечься от воспоминаний, сязанных с праздниками, особенно с Рождеством. Но сейчас, после того как она увидела счастливых ребятишек в парке, все, от чего она раньше пряталась, ударило по ней с новой силой. Пытаясь отвлечься, Хоуп включила телевизор, и тут же на нее обрушились рождественские песнопения в исполнении детского хора. Она горько рассмеялась,
«Привет! У нас сочельник, а я в разобранном виде, — быстро набрала она. — Ненавижу Рождество! Сегодня меня навестили призраки прошлых праздников. Чуть жива осталась. Надеюсь, вы с Майклом чудесно проводите время. Веселого Рождества! Хоуп». Она отправила письмо, но, перечитав, тут же пожалела — слишком оно показалось слезливым. Однако отменить отправку было уже невозможно.
В Лондоне была полночь, и Хоуп не ожидала ответа раньше завтрашнего дня — если он вообще придет. Поэтому она крайне удивилась, когда компьютер подал сигнал о полученном сообщении. Это был ответ от Финна.
«Скажи призраку прошлых рождественских праздников, чтобы убирался, и запри за ним покрепче дверь! В жизни важнее будущее, чем прошлое. Я тоже недолюбливаю Рождество. Хочу тебя снова увидеть. И поскорее! Финн». Письмо было коротким и чуточку пугающим. Он хочет ее увидеть? К чему эта переписка? И главное — зачем она сама пишет ему? Этого она не могла себе объяснить, как не понимала она и того, чего ждет от Финна.
Она живет в Нью-Йорке, он — в Дублине. У каждого своя жизнь, свои интересы, он для нее лишь объект фотосъемки, не более. Но у нее из головы не шло то, что говорил ей Финн за ужином, и еще глаза, какими он на нее смотрел. Это было какое то наваждение, и то же самое он сказал о ней. Хоуп чувствовала растерянность, но все же ответила на его послание, постаравшись сохранить деловой и непринужденный тон. Ей вовсе не хотелось затевать с Финном какой нибудь подростковый роман по той лишь причине, что сейчас Рождество и ей одиноко. Она прекрасно понимала, что это будет большой ошибкой. К тому же он совсем не ее поля ягода, он человек международной известности, у его ног — все женщины мира. Ей не хотелось становиться одной из них, и еще меньше хотелось соперничества.
«Благодарю. Прости за слезливое послание. У меня все прекрасно. Просто праздничная хандра. Горячая ванна и крепкий сон помогут с этим справиться. Всего наилучшего! Хоуп». Она отослала почту и сразу почувствовала себя лучше. Ответ пришел сразу, и в нем сквозило некоторое раздражение.
«Для всякого человека старше двенадцати праздничная хандра — дело обычное. Но что означает это «Всего наилучшего»? Не надо так пугаться! Я тебя не съем, и я не призрак твоих прежних праздников. Ай-ай-ай! Выпей ка бокал шампанского. Всегда помогает. С любовью, Финн».
– Черт! — воскликнула она, прочтя письмо. — «С любовью» — подумать только! Полюбуйся теперь, что ты натворила! — сказала она себе и еще больше разнервничалась. Она решила не отвечать, но одному его совету последовала и налила себе шампанского. Всю ночь письмо так и висело на экране компьютера, и Хоуп его не замечала, но перед тем как идти спать, все же перечитала и решила, что все это ничего не значит и будет благоразумнее не отвечать. С этой мыслью она забралась в постель. «Утро вечера мудренее», — сказала себе Хоуп. Она повернулась, чтобы погасить свет, и взгляд ее упал на фотографии юной танцовщицы, развешанные на стене. Она долго смотрела на них, а потом выключила свет и зарылась головой в подушку.
Глава 5
Утром Хоуп действительно проснулась совсем в другом настроении. Пускай сегодня Рождество, но кто сказал, что этот день чем то отличается от других? Она позвонила на яхту Полу — единственная ее уступка Рождеству. У Пола все было в порядке, если не считать того, что в самолете он простудился, а это для него было чревато неприятными последствиями. Они пожелали друг другу счастливого Рождества, немного поболтали, избегая щекотливых тем, и на этом разговор закончился. Хоуп достала коробку с фотографиями, чтобы выбрать снимки для приближающейся выставки, и на несколько часов погрузилась в работу. Было уже два часа, когда она наконец оторвалась от дела и решила выйти на улицу. Еще раз бросила взгляд на висящую на мониторе почту от Финна и выключила компьютер. Нечего поощрять его поползновения и влезать в отношения, которые ей совсем не нужны.
Хоуп оделась и вышла. Погода была чудесная. Мимо спешили в гости люди, постояльцы отеля «Мерсер» совершали послеобеденную прогулку по городу. Хоуп прошлась по Сохо и добрела до Гринвич-виллидж. День был солнечный, и вчерашний снег потихоньку начинал таять. Хоуп вернулась домой посвежевшая и еще немного поработала. В восемь вечера она собралась перекусить, но оказалось, что в доме нет еды. Хоуп решила было обойтись без ужина, но есть хотелось, и она решила сбегать в ближайшую лавку и взять сэндвич и суп. Сегодня настроение у нее уже было не такое мрачное. На завтрашний день она запланировала посещение галереи в Верхнем Ист-Сайде, чтобы обсудить предстоящую выставку. Хоуп надела пальто, с облегчением подумав о том, что еще один год подходит к концу.
В магазине она обратила внимание на выложенных рядком аппетитных фаршированных индеек — главное блюдо рождественского ужина, особенно привлекательного в готовом варианте для холостяков.
Она взяла сэндвич с индейкой и клюквенным желе и баночку куриного супа. Продавец знал Хоуп и поинтересовался, как она встретила Рождество.
– Отлично, — ответила Хоуп с улыбкой. Мужчина внимательно посмотрел в ее фиалковые глаза. По тому, что покупала эта женщина, нетрудно было догадаться, что она живет одна. И наверняка мало ест — она была такой худенькой, даже хрупкой.
– А кусочек пирога не желаете? — На его взгляд, ей не мешало немного поправиться. — Яблочного? Тыквенного?
Она покачала головой, но взяла порцию ромового мороженого — своего любимого. Хоуп расплатилась, поблагодарила, пожелала продавцу счастливого Рождества и вышла. Она поспешила домой, пока не остыл суп, а мороженое, наоборот, не растаяло. Хоуп поднялась по ступенькам. Возле двери спиной к ней стоял мужчина и изучал таблички с фамилиями жильцов. В тусклом свете он, ссутулившись, вглядывался в таблички, и Хоуп пришлось подождать, пока можно будет открыть подъезд ключом. Мужчина обернулся, и Хоуп ахнула — это был Финн, в черной вязаной шапочке, в теплом черном пальто. Он посмотрел на нее и радостно улыбнулся. От улыбки лицо его словно светилось.
– А, ну теперь все проще. Я чуть не ослеп, разбирая фамилии. Очки в самолете оставил. — Он сдернул шапочку.
– Что ты тут делаешь? — растерянно спросила она. От изумления она не могла прийти в себя, но невольно отметила, что убрала из обращения вежливое «вы».
– Ты вчера не ответила на мое послание, я решил приехать и лично выяснить почему. — В нем не чувствовалось никакого напряжения, наоборот, он держался очень непринужденно. Они молча стояли перед входной дверью, наконец Финн взял из ее рук пакет. Хоуп все еще не могла справиться с волнением. Она не понимала, зачем он приехал, не знала, что ей теперь делать. Она была напугана и раздражена дерзостью его поступка.