По волчьим законам 2. Искупление
Шрифт:
– Уже через неделю после твоего отъезда я нашел тебя, – признавался он дальше, как магнитом удерживая мой взгляд. – Был с тобой в каждом городе, в каждой комнате отеля, в каждой клинике, у каждого магазина с мороженым, в роддоме и после.
Гриша замолчал, давая мне возможность переварить услышанное.
Неделя… Всего лишь неделя мнимой свободы… Я прикусила губу, мысленно возвращаясь в прошлое.
Мы с Алешей старались, как могли, но отнюдь не проявляли чудес конспирации, да и по мере роста живота, и необходимости показываться время от времени врачам наша осторожность по определению становилась
Даже если было предположить, что он не все время был где-то за углом, а просто отыскав один раз, посадил нам на хвост одного из своих отморозков, а потом просто приезжал, чтобы продолжить согласно своему плану тайно наблюдать за мной или как-то так, но за целый год мы бы заметили хоть что-то, хоть кого-то, Алеша бы точно… заметил…
– Алеша! – догадавшись, прорычала я, кинув яростный взгляд на дверь.
Не было никакого хвоста, да может, и не было вовсе остросюжетной истории о том, как Гриша искал меня, вынюхивая под каждым камнем и кустом, воя по ночам на луну о потерянной любви, которую с первыми лучами рассвета продолжал искать.
Вместо всего этого романтического экшена был всего-навсего Алеша, мой единственный верный друг, который информировал волкодава обо всех наших передвижения и всех изменениях в моих объемах и пропорциях.
– Он волновался, Кира, – вполголоса пояснил Гриша.
Я издала смешок, не зная, как реагировать на это открытие: как на предательство или же трогательное проявление заботы?
Мне всегда казалось… Да нет! Не казалось! Оно так и было: Алеша очень недолюбливал Гришу, причем сильно. Однако, привыкнув к молчанию своего спутника, я частенько забывала, что он очень многое замечал, а будучи отнюдь не глупым громилой, еще и правильно анализировал то, что видел и слышал.
Алеша прошел со мной потерю памяти и весь болезненный процесс ее восстановления, сразу или же со временем догадался, что проклятые алмазы, чуть не стоившие жизни нам обоим, украла я, наверняка догадался, что в ту ночь, когда на нас с Борисом напали в ресторане, мы с Астаховым переспали и, скорее всего, подозревал, что малыш, приложенный к моей груди, был от него.
Так… Поэтому он ему стучал? Вовлекал, так сказать, неведающего папашу в процесс?
Я сжала губы и спрятала глаза на лице сына. Только ли Алеша подозревал, кто был отцом Никиты? Или же волкодав, стоявший передо мной на коленях, тоже хотя бы допускал, что мог заделать мне ребенка?
Сын причмокнул и шлепнул меня по груди, давая понять, что он наелся. На подлокотнике кресла лежало чистое полотенце, и я промокнула им сосок.
– Не надо… – Мой голос прозвучал тихо и немного хрипло.
Гриша убрал руку, которой намеревался помочь мне натянуть верх платья, и отодвинулся, чтобы я могла встать.
Положив полотенце на плечо, я переложила Никиту и погладила его по спинке. Срыгивать все лишнее он не спешил, и я начала прохаживаться по комнате.
Взгляд волкодава следовал за мной по пятам, как и его запах, но единственное, что сейчас действительно имело для меня значение, так это то, что мне с ребенком на руках было делать дальше.
Что вообще происходило? Кому могло понадобиться искать меня спустя год? И были ли еще те, кому Гриша не дал ко мне подобраться в течение все того же года?
– Ты сказал, что не знаешь, кто меня ищет, но хотя бы зачем знаешь? – спросила я.
– Бизнес, Кира, – ответил Гриша. – Все дело в бизнесе Ангелова.
Я остановилась, как вкопанная. Вот так, без прелюдии он, упоминанием всего лишь одной фамилии, нанес очередной сокрушительный удар по моему, если не рухнувшему, то трещавшему по швам миру.
– Какое я имею к нему отношение? – выдавила я.
– Самое прямое.
Он достал из кармана джинсов свернутую бумагу и, развернув, поднес ее ко мне.
– Все, что принадлежало ему, вот уже полгода, как принадлежит тебе.
Я раза четыре перечитала копию свидетельство о браке, даже не заметив, как Никита благополучно срыгнул.
Этого просто не могло быть! Не могло, но тем не менее на нем была моя подпись, разве что фамилия была не матери, а отца.
Кира Валерьевна Станиславская. Кира Валерьевна… Ангелова. Ангелова!
– Ты не знала, – проницательно заключил Гриша, убирая ненавистное свидетельство обратно в карман. – Борис оформил все после того, как подарил тебе кольцо, – продолжил он.
– Бред какой-то! – пробормотала я.
В законах я не разбиралась, но насколько мне было известно, чтобы получить хоть что-то, я должна была вступить в права наследования, а я уж точно этого не делала. Тогда почему Гриша сказал, что все уже принадлежало мне?
У Бориса был обширный бизнесе, минимум половина которого находилась в тени, то есть вне закона, и даже если на каких-то еще документах была моя подпись, то к чему было искать меня, когда можно было пойти тем же простым путем и по-тихому все переписать на того, кто так рвался всем этим владеть?
Окружение Бориса жило по своим волчьим законам и такими бумажками, как свидетельство о браке или праве собственности просто подтиралось. Даже я могла с ходу найти несколько обходных путей получения желаемого, так к чему было тратить время и ресурсы на поиск того, кого и не существовало официально? Не понятно…
Убрав с моего плеча полотенце, Гриша осторожно промокнул ротик Никиты, поспешившего ответить ему приветственным, но немного сонным, возгласом.
– А ты знал? – спросила я, отметив на его лице подобие нежной улыбки в адрес моего… нашего сына. – Знал, конечно! – Моих губ коснулась кривая улыбка. – Поэтому ты хотел убить Бориса?
– Это неважно, Кира, – уклончиво ответил Гриша. – Важно, что он знает.
– Ты сказал, что не знаешь… – насторожилась я.
– Но я не сказал, что никого не подозреваю, – перебил он, изучающе заглянув мне в глаза.
В руках он так и держал полотенце, и как-то непривычно нервно, что ли, теребил его, будто из него можно было, как из волшебной шляпы вытряхнуть ответ на волнующий его вопрос.
Мне вдруг стало так дурно, что живот свело, а от темного космоса в глазах Гриши, его запаха, его присутствия, его близкого дыхание, не говоря уже о причинах всего этого, вообще голова пошла кругом, и навалилась такая усталость, что я поспешила уложить сына в кроватку.