По Восточному Саяну
Шрифт:
Ниже лагеря с утра застучали топоры, тесла, -- это долбили лодки, вытесывали набои, упруги (*Упруга - деревянная полудуга к лодке). Я составлял докладную записку, чертил схему.
– - За что же вы меня отправляете?
– - раздался вдруг голос Павла Назаровича.
Я взглянул на старика. Он стоял рядом, безнадежно опустив руки, крайне встревоженный.
– - За ненадобностью, что ли?
– - продолжал он допытываться.
– - Нет, Павел Назарович, только жалея вас. Ничего хорошего впереди не предвидится. Все труднее будет выдерживать испытания, которые ждут экспедицию. Возвращайтесь... Спасибо, большое спасибо, Павел Назарович, за все.
– - Я протянул ему руку. Но она так и повисла в воздухе.
– - Уж лучше бы не брали меня сюда. Зачем мне жалость?
– - и кольчики его бороды заметно вздрогнули.
– - Правда, я немолод, но еще и не стар, чтобы стать бесполезным человеком,-- продолжал он.
– - Алексей говорит: "Как он отчитываться перед комсомолом будет?" Совестно, значит. А разве во мне нет сознания? Ну, подумайте, если что случится с экспедицией, люди скажут: "Зудов хитрый, во-время убрался"... А я как раз и не хочу убираться, останусь с вами, может быть, и пригожусь, а пропаду... что ж дело наше общее.
– - Ну, простите, если обидел. Мне казалось, что так лучше будет... Оставайтесь!
– - отвечал я ему.
Много упреков я выслушал и от других товарищей, сопровождающих Мошкова.
Отплывали они 12 июня. Утро было серое, неприветливое. Черные тучи медленно ползли, касаясь волнистой поверхности хребтов. Где-то на востоке, откуда надвигалась непогода, послышались раскаты грома. От ветра, что с утра гулял по низине, ощетинился Кизир и мутные волны непрерывно плескались о берег. Качаясь, шумела тайга.
Мы все собрались у реки. Две новенькие долбленки готовы были отправиться в далекий путь. Вьючный непромокаемый ящик с письмами, деньгами, и документами наглухо прибит к лодке, все остальные вещи хорошо уложены и привязаны к упругам. Сами долбленки покрыты корьем на тот случай, если захлеснет волною. Тогда вода не попадет в лодку, а скатится в реку.
В одну долбленку поместились Мошков и Околешников, в другую -Богодухов и Берестов.
– - Помни, Пантелеймон Алексеевич, -- сказал я Мошкову, прощаясь.
– Самое большое через восемнадцать дней мы ждем тебя в вершине Кинзилюка, как условились на последней поляне, где ты и сбросишь нам продукты. Не забывай, что экспедиция будет находиться в таком районе Восточного Саяна, откуда непросто выйти... Ты знаешь обстановку, поэтому торопись.
– - Я коммунист, -- сказал он, отплывая.
– - Клянусь -- сделаем все, и экспедиция получит продовольствие даже раньше, если будет летная погода. Разве что нас задержит река.
– - Письмо-то мое не забудь, передай старушке, -- говорил, волнуясь, Павел Назарович.
– - Да узнай, что там с Цеппелином, не заездили бы его сорванцы. Передай деду Степану, пусть близко не подпускает их к жеребцу.
– - Сам зайду на конюшню, Павел Назарович, и слова твои дословно передам деду Степану, а на счет сорванцов -- такие уж они у нас, ничего не поделаешь.
Мы расстались. Лодки, подхваченные течением, быстро удалялись.
– - Не забудь письма сбросить!
– - кричали в один голос Алексей и Козлов.
– - Непременно!
– - донесся издалека голос Мошкова.
ЗВЕРИНОЙ ТРОПОЙ НА ПЕЗИНСКОЕ БЕЛОГОРЬЕ
Ночью с ряжевкой в Кизирских шиверах. Черня летит в пропасть. Дорожные мастера. Старый марал проводит стадо зверей. Павла Назаровича уносит поток. Воспоминания о дедушке Садире. Мы на Зароде. Гибель Звездочки. Кукушонок.
Жизнь экспедиции снова вошла в свое русло. Люди, кажется, смирились с трудностями и проявляли ко всему удивительную бережливость: одежда и обувь покрылись свежими латками, высушили и починили снаряжение. Только курящие в поисках заменителя табака ходили мрачными, вызывая у всех сочувствие. Дальнейшая судьба экспедиции зависела от наших охотников, от Черни и Левки да от щедрости природы. Мясо, рыба и черемша должны были заменить недостающие продукты. Мы договорились не двигаться дальше и не предпринимать никаких экскурсий, не имея во вьюках и котомках трехдневного запаса пищи.
Нам предстояло очередное путешествие по Березовой речке на Пезинское белогорье. Всем идти не было смысла, -- ведь переходы даже от привычного человека требуют больших физических затрат, а мы берегли силы для предстоящих более трудных маршрутов. К походу стали готовиться Лебедев, Козлов, Днепровский, Павел Назарович и я. Патрикеев и Лазарев оставались заготовлять мясо и рыбу.
Весь день прошел в суете. Я занимался техническими делами. Днепровский с Козловым ушли поохотиться за оленями на один из отрогов хребта Крыжина. Лебедев чинил сети. Остальные делали коптилку -- вешала.
С каким нетерпением все мы ждали отряд Пугачева. Уже прошло несколько дней назначенного срока, а его все нет. Мысли одна мрачнее другой тревожили и не покидали меня. Путь у отряда далекий и не легкий, много переправ, а реки все еще продолжают дурить. Живы ли люди, может быть, нуждаются в нашей помощи? Порой обманчивый слух улавливал знакомые голоса, невольно настораживался, да напрасно -- никого там не было.
Оказавшись в тяжелом положении с продовольствием, мы научились хорошо коптить мясо и рыбу. Причем делали все так быстро, что убитый утром зверь через сутки лежал во вьюках в копченом виде. Это в основном и выручало нас, ведь летом в тайге очень сложно, а порой совсем невозможно сохранить мясо в свежем виде. Думаю, будет не лишне сказать несколько слов о том, как мы коптили, может быть, исследователям и юным путешественникам пригодится этот способ сохранения продуктов.
Коптилка делалась очень просто: навес на четырех столбах, размером, примерно, 1 : 2 метра, высотою 1,5, накрывали корьем или хвоей. Добытое мясо мы резали на тонкие ленточки и складывали на сырую кожу убитого зверя, солили, если была соль, и завертывали. За 4 -- 5 часов оно успевало просолиться. Затем куски развешивали на тонкие палочки, уложенные между перекладин под крышей коптилки и разжигали под ними костер. Дрова для коптилки должны быть не смолистые, полусгнившие, преимущественно тополевые, которые не горели бы жарко, а дымно тлели. Таким же способом коптили и рыбу, предварительно выпотрошив ее и просолив. Подвешивали ее за хвосты. В такой несложной коптилке, под дымом, мясу и рыбе достаточно провисеть пятнадцать часов, чтобы получилась хорошая копченка, способная сохранять СБОИ вкусовые качества более десяти дней даже в жаркие дни июля. Нужно только почаще проветривать запасы.
К нашему счастью, уровень воды в Кизире к вечеру спал и мы решили порыбачить. Кажется, из всех способов ловли рыб в горных реках самая интересная и захватывающая, несомненно, -- ночная ловля ряжевкой. Лебедев у нас считался лучшим рыбаком и обладал поразительной способностью ориентироваться по темну на реке. Когда он заметил, что я готовлюсь рыбачить, серьезно сказал:
– - Зря собираетесь, что у вас дела нет? Мы сплаваем с Курсиновым.
– - Нет, не лишай меня такого удовольствия, поплаваем вдвоем, -запротестовал я. С ним-то мы и провели на Кизире ту памятную для меня ночь.