По Восточному Саяну
Шрифт:
Курильщики меня заверяли, что пепел, перемешанный с сухими листьями бадана, придает им запах табака. И только позже, когда у Павла Назаровича в сумке почти ничего не осталось, выяснилось, что он, сочувствуя товарищам, нарочно недокуривал трубку.
Между тем наше продвижение продолжалось. Шли по залесенной долине вдали от Кизира. Стучали топоры, расчищая проход, далеко позади слышались крики погонщиков. Все с нетерпением ждали, что вот-вот появятся ведущие к лабазу затесы на деревьях, сделанные Кудрявцевым. Неожиданно слева у реки послышался отчаянный лай собак. Только теперь мы заметили отсутствие Левки и Черни. Спустя несколько
– - Зверя держат!..
– - крикнул он и бросился на лай.
Его длинные, словно ходули, ноги перелетали через колодник и ямы, а поляны он пересекал с быстротой козла, огромными прыжками. Я старался не отставать.
У толстого кедра Прокопий задержался, сорвал с ветки черный мох, выдернул одну нитку и, приподняв ее, стал наблюдать. Нитка, покачиваясь, заметно отклонялась вправо, показывая, в каком направлении движется воздух. Подбираться нужно было с противоположной стороны, чтобы зверь не мог учуять человека.
Сдерживая все нарастающее волнение мы приближались к Кизиру. Наконец сквозь поредевшие кусты тальника показался берег реки. Собаки продолжали неистовствовать. Глухо, злобно ревел зверь.
Прокопий остановился и, повернув ко мне голову, шепнул:
– - Медведя держат...
А в это время послышались шум и грохот камней на косе. Мы приподнялись. Зверь, вырвавшись из-под наносника, бросился по гальке. Не успел он сделать два-три прыжка, как Левка, изловчившись, схватил его за правую заднюю ногу и отскочил. Зверь бросился за собакой, тогда вступил Черня. Медведь устремился за ним, но Левка, описав круг, снова оказался возле зверя. И так все время. Собаки поочередно хватали его, один справа, другой слева. Напрасно зверь ревел, метался из стороны в сторону, пытаясь отбиться от преследователей.
Схватка происходила в ста метрах от нас. Мы с Прокопием несколько раз прикладывали к плечу ружья, но не стреляли. Собаки и медведь кружились клубком. Летели камни, шерсть. Все же медведь сдался. Он присел на гальку и, пряча под себя искусанный собаками зад, стал отбиваться передними лапами. Это получилось так смешно, что мы невольно улыбнулись, а Левка и Черня продолжали наседать. Еще несколько неудачных попыток отпугнуть собак -- и медведь, сорвавшись с места, бросился напролом к заливу.
Прокопий уловил момент, выстрелил. Зверь упал, но сейчас же вскочил. Волоча перебитую пулей заднюю ногу, он бросился в воду, намереваясь добраться до противоположного берега, но Левка и Черня опередили его. Завязалась борьба. Зверь безнадежно шлепал передними лапами по воде, мотал головой и ревел от боли.
Я попросил Прокопия не стрелять, а сам обежал залив и подкрался с фотоаппаратом к дерущимся. Медведь, в отчаянной попытке вырваться, набрасывался то на Черню, то на Левку, не выпускавших его из воды. Напрасно он пугал их своей огромной пастью и окатывал водою. Собаки не отступали. Наоборот, с каждой минутой ими овладевал все больший азарт.
Левка, пренебрегая опасностью, добрался до морды зверя. Нельзя было медлить. Я вскинул штуцер, но тут медведь поймал Левку и вместе с ним погрузился в воду. На выручку подоспел Черня. Один отчаянный прыжок -- и он на спине всплывшего зверя. Медведь вздыбил, но выстрел предупредил последующие события. Пуля пробила ему череп, и он затонул.
На поверхности показался Левка с разорванной шеей. Ища зверя, он глубоко запускал морду в воду, вертелся и от невероятной злобы лаял каким-то не
Не успели мы поднять медведя со дна залива, как подошел караван. Пока товарищи укладывали медвежье мясо во вьюки, я осмотрел желудок зверя (так мы делали всегда), чтобы составить представление, чем питается медведь. Каково же было общее удивление, когда в желудке, кроме муравьев, почек тальника и различной травы, мы нашли лоскут кожи от ботинка.
Прокопий долго рассматривал загадочную находку.
– - Может, еще какая экспедиция тут бродит?
– - спросил он.
Вряд ли кто мог быть тогда в той части Восточного Саяна, кроме нас. Во всяком случае, признаков присутствия людей на Кизире мы не встречали. Но этот вывод почему-то расстроил Прокопия. Он стал торопить нас идти к лабазу, ни слова не говоря о своей догадке.
Прокопий шел впереди, часто останавливался и осматривался. После крутого поворота к горе мы вышли к долгожданным затесам. Значит, лабаз близко!
Неожиданно я заметил, что мы идем по тропе, уже кем-то проторенной, а листья, трава и стволы деревьев покрыты белой пылью.
"Ведь это мука", -- с ужасом подумал я и тут же вспомнил о кожаном лоскуте, найденным в желудке медведя.
На тропе попалась консервная банка, затем клочок пергаментной бумаги от масла.
Еще несколько шагов -- и мы остановились у разграбленного лабаза. Все, что хранилось здесь и долгое время было нашей надеждой, теперь лежало на земле затоптанным и раскиданным. Мука, цемент, масло, соль, махорка -- все было перемешано, обильно смочено дождями и утоптано лапами зверей. Одежда почти сгнила, всюду валялась изгрызанная обувь.
– - Надо расседлать лошадей, -- напомнил Мошков.
Товарищи молча провели караван к реке и там разбили лагерь. Я остался у лабаза.
Что же случилось? Лабаз был сделан прочно. Столбы, на которых стоял сруб, ошкурены и достаточно высоки, чтобы по ним могли забраться хищники. От мелких грызунов столбы спасали обивки из железа. Медведь вообще не трогает высокие лабазы, да ему и на метр не подняться по ошкуренному столбу. Но тем не менее сохранившиеся следы служили явным доказательством, что виновниками все же были медведи. Как же они могли попасть на лабаз и разорить его?
Доискиваясь причины, я увидел старую ель, сваленную бурей на сруб. По ней, видимо, поднялся первый смельчак; в этот же раз или позже он был захвачен другим медведем. Произошла драка. Вот тогда-то они и сломали лабаз. Все продукты оказались на земле в виде полусгнивших, никому не нужных остатков. Так погибли наши запасы, а ведь они в какой-то мере должны были обеспечить продвижение отряда в глубину гор.
Я присел на пень. Все это случилось совершенно неожиданно, будто упал занавес, преградив путь экспедиции. Мысли, самые невероятные нарождались, гасли, вытесняя одна другую. Горько стало вдруг -- и огромный Кинзимонский голец, что стоит в клину слияния рек и как бы заслоняет вход во внутреннюю часть Саяна, показался мне совсем далеким и недоступным. Перед нами с еще большей остротою вновь встал мучительный вопрос: идти ли дальше, не имея ни одежды, ни продовольствия, или повернуть обратно? Страшно было подумать о возвращении. Ведь мы были у ворот самой интересной и малодоступной части Восточного Саяна. Вернуться, чтобы на следующий год снова пережить все трудности пройденного пути?! Это было почти сверх сил.