По Восточному Саяну
Шрифт:
По дремучей тайге. Маркиза задерживает караван. Поиски воды. Мост через Долгий Ключ. Хариус берется на обманку. Предсказания Павла Назаровича. Попытка добраться до Фигуристого. Скопа не подвела. У Гнедушки родился жеребенок. Новое несчастье.
Когда мы возвратились к Тумановке, лагерь уже снялся. На толстой ели товарищи сделали надпись:
Тумановский лагерь
Саянской экспедиции.
1938 г.
У самого пепелища стояла воткнутая в землю палка. В верхнем конце ее была защемлена стрела, обращенная острием на восток.
В этом направлении шла прорубленная просека со свежими конскими следами. Мы пошли по ней и скоро увидели
Погибшую лошадь и палатку не нашли. Больше всего сожалели о сахаре. Теперь для нас продукты приобрели особую значимость, поскольку от них зависело не только осуществление цели, но и сохранение наших жизней. Лебедев и Околешников вернулись с Чебулака еще утром, и Мошков решил до нашего прихода переправить груз и лошадей на левый берег Кизира. У них все было готово, лошади заседланы. Ждали только нас.
Над обширной уже позеленевшей тайгою заходили тучи. В блеске солнца они были необыкновенного цвета: то, сливаясь, темнели, то, редея, удивляли нас изумительной белизной. Поднимался и бежал по вершинам деревьев холодный ветер. Павел Назарович предупредил:
– - Не зря ли торопимся, дождь будет.
– - Напрасно, Павел Назарович, стращаешь, -- сказал Мошков.
– - Пока он соберется, мы будем далеко!
Осадки на Саянах выпадают часто, особенно весною, и дожди здесь отличаются внезапностью. Бывает так: небо чистое, ни ветра, ни тумана, а из-за гор вдруг выткнется безобидное на вид облачко, вы даже не заметите его, но через несколько минут оно так вас исхлещет дождем, нитки сухой не оставит. И вы не успеете опомниться, уяснить, откуда все это взялось, как облачко, сбросив свой груз, исчезнет, и опять над вами чистое голубое небо да яркое горное солнце.
Для путешественников дожди на Саяне иногда превращаются в бедствие. Мы за малым исключением почти каждый день были мокрыми. Больше всего страдала одежда: от частой просушки у огня она быстро изнашивалась. Гнили потники под седлами, сырели продукты. Трудно было за всем уследить, да у нас и не было времени держать все в норме.
Мы тронулись и скоро попали в зону густой высокоствольной тайги. Она оставила неизгладимый след в моей памяти своей первобытностью. Неприступной стеной встретили караван столетние кедры, растущие вперемешку с пирамидальными елями да белоствольными березами. Как тесно и дружно живут они! Нас со всех сторон окружала бесконечная молчаливая чаща. Куда ни свернешь, то сучковатый валежник, то полусгнившие пни, то огромные пласты земли, поднятые корнями свалившихся деревьев. Постоянно увлажненная почва затянута папоротником да мягким темнозеленым мхом, в котором тонешь до колен. В воздухе прель, запах дупла, застойной сырости и еще не перегнившей прошлогодней листвы. Под сводом сомкнутых крон старых великанов постоянно сумрачно и темно. Туда не проступают лучи солнца, не заходят звери, нет там и птиц. Нижний ярус леса не знает и бурь. Редко когда слух улавливал свист крыльев пролетающего над лесной пустыней сапсана, да иногда доносился с неба исступленный крик голодного коршуна. Может быть, только осенью или ранней весною случайно заночует в этой тайге стайка перелетных птиц, укрываясь от бури, да разве в сентябре забежит сюда обезумевший марал в поисках самки.
Не радуйтесь вдруг показавшейся полоске света, то бурелом или горный поток с заваленным валунами руслом.
Иногда попадались топкие ложбины, представляющие собою не то старые русла, покрытые болотистой растительностью, не то полувысохшие озера, затянутые троелистом. Эти ложбины, замкнутые стеною непролазного леса, с белыми лилиями на поверхности зеленовато-илистой воды, с причудливыми корнями утонувших деревьев, казались фантастическими уголками. Не хватало только в них допотопных животных, тогда бы создалась полная картина древней тайги.
Пробираясь сквозь этот могучий лес, мы потеряли понятие о расстоянии, забыли про время. Нами овладевало состояние угнетения, подавленности. Хорошо, что иногда на глаза попадались заснеженные вершины хребтов, и мы, ориентируясь по ним, исправляли свой путь.
Расчищая проход топорами, мы медленно погружались в огромное море задыхающейся растительности, а небо уже сплошь затянулось тяжелыми тучами. Спускаясь все ниже и ниже, они легли на горы и медленно сползали в долину. Еще мрачнее стало в лесу.
Следом за людьми, понурив головы, тянулись лошади, Не успели пройти и километра, как попали в топь, протянувшуюся поперек всей долины. Мы подыскали более узкое место, чтобы пересечь болото, но лошади стали тонуть. Люди бросились на помощь, снимали вьюки, седла и волоком вытаскивали животных.
Последней топь переходила Маркиза. Она нехотя шагнула вперед и стала перебираться через болото. Но вдруг у самого берега, споткнувшись, упала, и ее костлявая туша скрылась под растительным покровом болота. На поверхности остались раздутые ноздри, уши да полный мольбы о помощи взгляд. Много труда было положено, пока Маркизу вытащили на берег. Она была страшно вымазана грязью и казалась еще больше уродливой: нижняя челюсть отвисла, глаза выкатились, одно ухо торчало в сторону, другого не было видно, хвост стал тоненький -- крысиный.
– - Пропастина, не лошадь!
– - сказал Павел Назарович, сплевывая в сторону набежавшую слюну.
Мы продвигались медленно. На стук топора да на треск срубленных деревьев в лесу гулко откликалось эхо. Следом за нами ползли отяжелевшие тучи. За ними скрылось солнце. Дыхнуло холодной сыростью. Ветер предупреждающе качнул вершины кедров. Теперь никто не сомневался в предсказаниях старика Зудова, -- косые полосы дождя нагоняли нас. Остановились и только успели сбросить вьюки, как грянула буря.
Наскоро поставив палатку, мы сидели молча, прислушиваясь к непогоде. Лошади стояли смирно, опустив уставшие головы.
– - Павел Назарович, ты бы научил меня угадывать погоду, я бы тоже предупреждал товарищей, -- обратился Алексей к старику.
– - Меня не слушаются, не поверят и тебе, -- с обидой ответил тот.
– - Оно и понятно: один ты все равно что кустарь-одиночка, вот и не верят, -- сказал Алексей.
– - А ежели я буду предсказывать, а ты подтверждать -- это совсем другое, вроде организации. Понимаешь?
Все рассмеялись.
– - Утром безошибочно говорил, что будет дождь, так не поверили, -ворчал проводник.
– - Еще отец мой, старик, говорил: смотри, если скопа начинает жадно кормиться, это непременно к дождю. Утром, видели, она взад и вперед моталась, все рыбу таскала?
– - Ничего не понимаю, -- не выдержал Курсинов.
– - То ты говоришь, что перед дождем птица не поет, мало летает, а теперь наоборот, -- вот тут и угадай.
– - Птицы разные бывают. Большинство, как почувствуют непогодь, нахохлятся, делаются вялыми, а скопа наоборот, она ведь питается рыбой и понимает, что после дождя вода помутнеет, тогда не то чтобы поймать, а даже не увидеть с высоты рыбу, -- вот и торопится по светлой воде накормиться.