По законам Дикого поля
Шрифт:
В сумерках, перед рассветом Вожа рывком встал: приснился запах молока. Значит пора вставать.
До зари Вожа взнуздал Тополя. С первыми проблесками света продолжил путь к спасительному руслу Яика. Он берег коня и не гнал, ехал шагом пока не рассвело совсем. Опасался, что Тополь в темноте может попасть копытом в нору суслика или сурка. Без коня в открытом поле одинокий путник имел много больше возможностей сгинуть.
Уже угадывалось влажное дыхание Яика, когда зверолов встретил еще одну шайку ордынцев. Их зверолов насчитал больше двух десятков. Они пришли из другого кочевья. Однако
Тополь уже устал от быстрого дневного перехода. Вожа видел это и, проскакав две версты, остановился посреди равнины. Спешился и сделал три дальних выстрела. Несмотря на то, что расстояние до преследователей превышало шестьсот шагов, из трех выстрелов два оказались точными.
Преследователи, понеся первые потери, поняли, что их ждет ожесточенное сопротивление. Они не отказались от преследования, но изменили тактику, скакали уже не кучей, а веером, который труднее выцеливать…
Вожа гнал Тополя, но чувствовал, что расстояние между ним и кочевниками понемногу сокращается. Он направился к цепочке холмов, тянущихся к Яику. На ближайшем кургане, по местному маре, он занял оборону.
У берега Яика выстрелы услышали:
– С мары стреляют, – сказал Мамон, прислушиваясь и вглядываясь вдаль. – Не иначе Вожа отбивается. Быстрее туда!
С кургана Вожа заметил приближение и первой группы преследователей из аула Темира. Скоро две группы кочевников должны встретиться. От их объединения или стычки многое зависело.
Со стороны Яика приближался третий отряд. Приглядевшись, Вожа признал Мамона и овражных людей. Но до них еще добрых пять верст.
Зверолов рискнул. Он поднял Тополя и поскакал к другому кургану, навстречу Мамону и его товарищам. Он пролетел всего версту, но здорово сблизился с подмогой, а заодно отвлек внимание преследователей.
На вершине кургана Вожа залег основательно. Положил перед собой ружье и пистолет, последнюю гранату. Пощупал, на месте ли нож. Двумя кремнями, зажатыми в металлической скобе, он высек искру, зажег фитиль в медной трубке и перевесил его на грудь.
С востока от кургана две шайки кочевников встретились. Они гарцевали на конях, о чем-то переговаривались. Дальше они разделились на две группы. Одна пошла в лоб на курган, другая двинулась в обход и натолкнулась на отряд Мамона, который скакал с запада.
Мамон приказал спешиться и дать единый залп после приближения ордынцев на сто саженей.
– Сигнал для стрельбы – второй бросок гранаты, – хмуро напутствовал Мамон, не уверенный в надежности своих товарищей. – Залп, и сразу на коней и в атаку.
Сам Мамон поскакал навстречу ордынцам. Старый солдат поджег запалы гранат и сильной рукой метнул их в сторону неприятеля, не спешиваясь. Тяжелые ядра, пролетев с десяток саженей, покатились, сминая траву. Конная лава кочевников и гранаты катились навстречу друг другу.
Мамон же сразу после метания гранат стеганул чалую кобылу так, что та полетела вскачь, вынося из-под стрел ордынцев и пуль своих.
Грянул залп. Почти следом ахнули взрывы. Выстрелы овражных людей оказались не очень точными, но они так дружно ударили в конную атаку, что ордынцы потерялись. Табунщики, а за ними и овражные люди решительно и уверенно пошли на рукопашный бой… Часть корсаков бежала в степь, не вступая в бой. Остальные ушли, столкнувшись с непреклонной силой.
Кочевники сильные конской массой, первым накатом потеряв скорость, теряли нить боя. В рукопашной они всегда уступали даже меньшему числу табунщиков, если у тех имелся хоть сколько-нибудь опытный руководитель. Каждый год на просторах Поля происходили стычки между воровскими кочевниками и табунщиками, охранявшими стада. Много наскоков пришлось отразить табунщикам и чабанам. Так было прежде, так произошло и теперь.
После короткой и ожесточенной схватки ордынцы утекали, рассеявшись широким веером. Два ордынца остались на поле боя. Но одного из своих потеряли и овражные люди. Ордынская стрела вошла бородачу прямо в сердце. Он лежал на исходном рубеже, и табунщики, и овражные, разгоряченные боем, его еще не видели. Но по степи уже бежали три лошади, потерявшие всадников…
С кургана раздался выстрел. Вожа и Тополь поднялись на его вершине. Табунщики не стали преследовать бегущих кочевников. Они обступили зверолова. Он похудел, даже осунулся, но выглядел уверенным и улыбался:
– Подмогли вовремя. Без вас туго пришлось бы.
– За последние дни второй раз слышим грохот по степи, – сказал повеселевший после боя Мамон. – Первый раз ночью пальбу услыхали. Ночью тихо, а где-то далеко-далеко бух, бух. А сегодня совсем близко. Поднялись…
– Поспешим, – сказал Вожа. – В кочевье много полоников. Этим нельзя дать опомниться. Чего доброго, порежут наших баб.
Похоронили пораженного стрелой переселенца. Другого, раненного, перевязали и отправили к Яику. Не задерживаясь более, поредевший маленький, но боевой отряд пошел освобождать полоников.
24
В ордынское кочевье отряд Вожи вошел без боя. Кочевники бежали, бросив свои юрты. Одни даже не возвращались в аул, верно бродили где-то на соседних кочевьях. Другие собирали пожитки, сворачивали кочевье, готовились к дальней кочевке, но завидев отряд русичей, бежали на лошадях, прихватив семьи и легкую поклажу.
Ордынцев, сдавшихся на милость победителей, посадили отдельно в кружок. Вожа, табунщики и овражные люди обходили и успокаивали возбужденных радостных полоников, некоторые из которых плакали и улыбались сквозь слезы, еще не веря нежданному спасению. Часть полоников выглядела более сдержанно, иные даже были испуганы, не знали чего ждать дальше.
Освобожденный от пут Ерали блаженно потирал затекшие руки. На своем языке он запел тягучую протяжную песню.
Особняком держались смуглые невольники. Их глаза блестели, но они выказывали сдержанность. Из сотни уведенных в полон славян оказалось менее трети.
– Мордва, чуваши, – сказал Дружина Калачев, показывая на женщин, у которых выделялись украшения в виде мелких медных монет, нанизанных на нитки на подобие бус. – А это кто?
– Калмыки, каракалпаки, – Вожа показывал взглядом, – турхмены, хивинцы. Вон тот китаец, купец. Этот с Кавказа в набег ходил да сам орде попался.