Победа по очкам
Шрифт:
– Ну, что у тебя? – спросил Лубовский, едва за ним захлопнулась входная дверь. Секретарь, молодой парень с папкой из красной кожи, уже был рядом, но все-таки чуть сзади – правильное решение, грамотное. Секретарь шел, поотстав на полшага, давая возможность хозяину снисходительно оглядываться на него.
– Звонил Северцев.
– Что у него?
– Хочет денег.
– Подождет.
– Проблемы на таможне… С грузовиками.
– Знаю. Вычеркни, уже все решено. Что еще?
– Звонок из администрации президента. Хотят поговорить.
– Пусть назначают время. Я приеду. – В
– Что-то связано с прокуратурой.
– Знаю.
– Звонила ваша жена.
– Дальше.
– Испания. Налоговые проблемы.
– Если еще возникнут, скажи, что буду через неделю.
– Румыны жалуются. Задержки с поставками тракторов.
– Не понял? – Лубовский первый раз обернулся к секретарю.
– Они ждали трактора месяц назад. Согласно договору. Деньги перечислены, тракторов нет.
– А что Ростов?
– Просит отсрочки.
– На сторону продали? – жестко усмехнулся Лубовский. – Как ты думаешь, спохватятся?
– Уже, Юрий Яковлевич.
– Нехорошо, ребята, нехорошо, – уже сам себе проговорил Лубовский. – Мы так не договаривались. За подобные вещи надо платить. И вы в этом убедитесь.
– Купить бы вообще этот завод, – предложил секретарь.
– Зачем, Коля? – удивился Лубовский. – Достаточно купить директора. Это гораздо дешевле. И надежнее. И прокуратуру покупать совершенно незачем.
– Достаточно купить Генерального прокурора?
– Ни в коем случае! Он не отвечает за свои поступки, не принимает решений. Декоративная фигура. И потом, они многовато хотят за свои услуги. Дутые услуги, между прочим. Есть люди понадежнее. И подешевле, – усмехнулся Лубовский и, открыв дверь, шагнул в свой кабинет. – У тебя все? – обернулся к секретарю.
– Есть кое-что, но так, мелочовка.
– Зайди чуть попозже.
– Часа через два?
– Да, где-то так.
Дальнейшая жизнь Юрия Яковлевича Лубовского была скрыта от его подчиненных, но работа продолжалась. Он кому-то звонил, о чем-то договаривался, но звонки были достаточно невинными – надо встретиться, есть о чем потолковать, надо бы подписать кое-какие бумаги, причем именно бумаги, даже их суть не называлась. Может, это были договоры, может, расписки, соглашения о намерениях… Жизнь научила Лубовского быть осторожным, тем более он знал – прокуратура проявляет к нему интерес. Он как мог пытался этот интерес обесценить, подчищал свое прошлое, иногда приходилось принимать решения жесткие, но необходимые – в тех случаях, когда не оставалось ничего иного.
Единственный серьезный звонок, который позволил себе Лубовский в это утро, – разговор с администрацией президента. Договорились встретиться через два часа. Лубовский уже знал – речь будет идти о следствии, которое опять начинала прокуратура. Он не слишком опасался прокурорских вылазок, поскольку уже принял некоторые меры предосторожности – купленные люди уже прочистили все десять томов уголовного дела о мошенничестве в особо крупных размерах, были убраны те, кто еще представлял какую-то опасность, кто еще мог сказать о нем какую-то гадость. А тот лох, которого привлекли из глухомани, не казался ему серьезным противником. Провинциалы
Лубовский ошибался.
Полная безнаказанность, связь в высших кабинетах страны породили в нем некое чувство беспечности. Его сверхчувствительная шкура, которая не раз выручала его в самые щекотливые моменты жизни, ныне, прикрытая прочной чешуей неуязвимости, потеряла эту самую свою чувствительность и уже не могла остро и своевременно реагировать на возникшую опасность, да и самой опасности она, эта его шкура, уже не ощущала. Хотя Лубовский продолжал сохранять бдительность, но больше по привычке, без прежнего азарта и увлеченности.
Только этим можно объяснить ту вопиющую оплошность, которую допустила многоопытная охрана Лубовского. Если раньше его джип не оставался без присмотра ни единую секунду в сутки, если раньше в нем постоянно и неусыпно находились и вооруженный водитель, и охранник с автоматом, то в это солнечное утро, казавшееся таким безобидным, джип был оставлен без присмотра не менее чем на десять минут. Отлучились ребята в соседнее кафе перекусить перед долгим и хлопотным днем.
А вернувшись, привычно заняли свои места внутри джипа, продолжая легкий и бестолковый разговор, который начался еще в кафе.
– Надо же, одиннадцать часов, а асфальт уже сухой, – сказал водитель – состояние асфальта он замечал быстрее остальных.
– Жара будет, – ответил охранник.
– Придется выбирать стоянку в тени, иначе мы тут загнемся.
– Твои проблемы.
– Он не говорил, куда сегодня?
– Он об этом никогда не говорит.
– Правильно, общем-то, делает.
– Может, и правильно… Только лучше бы все-таки знать.
– Ему виднее.
– Как день сложится… Нельзя все предугадать заранее.
Такой примерно шел разговор между водителем и охранником, которые несколько минут назад вернулись из кафе и пребывали в благодушном состоянии. Они не называли Лубовского ни по имени, ни по фамилии, не называли боссом, шефом, хозяином. Просто «он». Правда, в разговоре это слово звучало как бы с большой буквы – «Он». И все сразу понимали, о ком идет речь.
В общем-то, это было разумное, правильное решение. Для безопасности действительно лучше не употреблять имен, чтобы посторонний человек, случайно услышавший их разговор, не мог понять, кто имеется в виду, – мало ли какие могут быть цели у этого любопытного.
В кармане охранника зазвенел мобильник.
– Слушаю, – сказал он.
– У вас все в порядке? – спросил Лубовский.
– Как обычно.
– Я выхожу.
– Мы готовы.
– Подъезжайте к входу.
– Понял, – и охранник сунул телефон в карман. – Давай к входу, – сказал он водителю.
Вход в офис был метрах в пятидесяти, и через минуту они уже ждали Лубовского в двух метрах от стальной двери с кодовым замком. Охранник предусмотрительно вышел, оставив приоткрытой дверцу, и, едва Лубовский оказался в джипе, он тут же нырнул следом, и дверь захлопнулась.