Победа, ставшая судьбой

Иванова Людмила Геннадьевна

Штрафные батальоны

В атаку шли штрафные батальоныСобою неповинных заслонить, —Они никак, никем, нигде не защищёны,У них лишь право – Родину любить.Им, как и всем, хотелось тоже жить.О, сколько их, наивных, несмышлёных,Юнцов, «споткнувшихся» случайно, осуждённых,Переступивших через Бога и закон? —По ним не слышен поминальный звон.Зубами и коленями цепляяБугры и кочки в хляби и пылиИ животы о корни раздирая,Они, свою судьбу осознавая,Без сна и устали вперёд ползли и шли.Себя сознательно под пули подставляя,Победу приближали, как могли.На искупление им шанс дала война,Седые матери их помнят имена,И Родина у низ была одна.В бреду безусый белобрысый политрукЛежал в окопе, в ледяной «купели»,В промёрзшей и прострелянной шинели,С тяжёлыми ранениями рук,«Ожил» и прохрипел: «Вперёд!» – И вдругСердец послышался неровный перестукИ под «кирзой» настилы заскрипели.Уставший, поредевший батальонПоднялся в рост, напомнив «жуткий» сон,Атаку начал по незримой целиИ оказался на «прямом» прицелеВ пылающем пристрелянном кольце,С решимостью суровой на лицеВ атаку шли тяжёлым мерным шагомПод красным развевающимся флагом…Ребята, милые! Вперёд «заказан» путь, —Но им назад уже не повернуть.Смогли вперёд лишь пять шагов пройтиСкорее мёртвыми, но нежели живыми,И «растворялись» в пламени немыми,Друг другу не сказав: «Прощай, прости».Так обретали «штрафники» свои могилыВ последнем шансе искупить вину,Им тост в «сто грамм» добавил каплю силы —«За нашу Родину, Победу! За Москву!»О, Родина! Своих сынов помилуй,Их имена начертай на могилах,Зачти Победу им в Священную войну.

Мать

Во

храме женщина молиласьПред Богоматерью Святой.Лампадка ладаном куриласьЛетящей дымкой голубой.Неся во Храм земные беды,Мать перед Образом СвятымЖдала до самых дней ПобедыТого, кто вечно был любим.Ни звуком громким и ни словом,Платком скрывая седину,Всем ликом скорбным, темнобровымКляла ненастную войну.Во Храме женщина молилась,Готова жизнь свою отдатьЗа сердце сына, чтоб забилось —Молилась любящая мать.Душа от горя истомилась,Спалило женскую красу.Лампадка ладаном курилась,И звёзды падали в росу.

Покаяние

Колышет в поле ветер синий лён,Лежит под ним погибший батальон,А вдоль дорог с судьбой наединеСедые матери склоняются к земле.Им, постаревшим, не забыть войнуИ сыновей, погибших за страну.Плывёт над миром покаянья стон —Война не знает пышных похорон.В полях бушует юная весна,Ей, молодой хозяйке, не до сна,Она всем неутешным каждый годСвои тепло и нежность раздаёт.Ей откликаются шальные соловьиМажорным хором страсти и любви.А нам, живым, чем искупить винуЗа материнскую судьбу и седину?Чем ваши боли можно утолить?Каким святым о здравии молить?Как слёзы, по берёзовым стволамСтруится сок к склонённым головам,И слышен шелест в молодой листве:«Простите нас, живущих на земле».Я на свою заветную межуВенок цветов весенних положуВсем тем, уснувшим вечностью во мглеВо имя новой жизни на земле.В весеннем расцветающем краюЖива моя, пусть малая частица,Я с вами, кто стоял в одном строю,И жизнь, и кровь расходуя своюЗа мир, в который вам не возвратиться.Война не знает праздничных знамён.Плывёт под небом покаянья стон,Звучит набатом колокольный звон:«Простите нас, погибший батальон».

Мужчины уходили на войну

Июньская жара. Вокзальные платформыЗаполонили все цвета военной формы —Мужчины уходили на войнуЗа дом, за женщин, за свою Страну.В решимости они не сомневались,Вчерашние мальчишки «со двора».Из репродукторов хрипели, вырывалисьОшеломительные, страшные слова:– Война Священная, в опасности Москва…Шли воины, дорогами пылили —Любовь и жизнь стояли на кону,В ряды смыкались все, в судьбу одну,Гружёные составы уходилиНа Запад, на Священную войну.Молились матери, вся русская земля:«Живыми возвращайтесь, сыновья!»Прощались двое в парке до темна,Был час покоя, ночь и тишина,Цвели левкои. Спряталась луна.Их было двое: он и с ним – она,И Родина у них была одна, —Но разлучила их «разлучница-война».Руками нежными за плечи обнимая,Она ни взгляда и ни губ не отняла.Его девчонка, юная Даная.Не венчанная дева, не жена,Покорная стояла, как немая.Уже зари полоска золотаяВзошла вдали. Солдата провожая,Доверчиво заплакала девчонка.Её цветная летняя юбчонка«Ползла» всё кверху выше и смелей —Был сладкий грех ещё не ведом ей.Но сладкий грех её солдату – ведом,Он отстранился, выдыхая следом —«Здесь и сейчас? И думать не посмей,Ты что, родная? Горьких слёз не лей,Дождись меня, вернусь к тебе с Победой,И будет всё у нас, «как у людей».Он не вернулся. Где-то на платформеЕдиный первый и последний разОна увидела его в солдатской форме,Но вечно помнила любимого наказ.Он не вернулся. В Туле похороненВ одной могиле с теми, кто достоинВсех почестей, как Победитель-воин.И в каждый день прославленной ПобедыБольнее чувствуются радости и беды,Седая, постаревшая девчонкаСидит одна задумчиво в сторонке,Глядит куда-то в призрачную даль.На белой скатерти лежит его медаль,А рядом с ней «скупая» похоронка.

Партизанские тропы

Партизанские тропы…Дремлют сосны в тиши,По колено сугробыИ вокруг – ни души.Там за облако кроны,Птицы гнёзда не вьют,В дебрях, густо сплетённыхТо ли лешие стонут?То ли черти поют?Средь стволов-великановВ схронах – «тёплые станы»,Там живут партизаны,Их свершаются планыИ врачуются раны,Дом родной и приют.На «невидимом» фронтеВсё упорней и громчеИз глубокой засадыПартизанов отрядыСмертный бой без пощадыС оккупантом ведут.Проведя подготовку,Обозначив «срока»,«Центр» выдал шифровку —Взять живым «языка».К боевому «моменту»На заданье готов,Встал на «Смирно!» в шеренгуСтройный ряд мужиков:Дед Егор, два студентаПо семнадцать годовИ «очкарик» из Тулы,Часто кашлял, сутулый —Был «нутром» не здоров.Вместе – грозная сила,Каждый «в деле» не нов,Как один, за РоссиюОн к Победе и к смерти,Став надёжнее тверди,Будет первым готов.За плечами винтовки,Взяли два вещмешка,Две патронов коробки,Два с едой котелка.Две гранаты, бечёвки(Чтоб вязать «языка»),Да махорки, чтоб с горкой,И воды с ручейка —Вот и «вся недолга».Ночью звёзды лучисты,Мысли ясны и чисты;Партизанский отрядШёл туда, где фашистыНа «постое» стоят.Трое суток в походе,Ночь неспешно «плывёт».И почти на исходе —Вдруг ефрейтор идёт…Схоронились за ёлкой,Постреляли слегка,В перестрелке недолгойВзяли в плен «языка».Был «очкарик» из ТулыРанен пулей врага,На небритые скулыНакатилась слеза.Боль сдавила, как клещи,Раздробило плечо,Горлом кровушка хлещет,И внутри горячо.Сжав винтовку руками,Он лежит, как немой,Лишь промолвил: «Я с вами,Эх, дойти бы домой».От погони устали,Заметали следы,Тёмной ночью «петляли»,В бурелом залеглиБез воды и еды.Шли, почти обессилев,Одоляя снега,По замёрзшей России.Волокушей тащилиЧуть живого покаСвоего земляка.Вот огни засветили,Стан виднелся родной,Донесли, дотащилиПартизана домой.«Центру» в срок сообщили:«Взят «язык». Спит. Живой»А к утру схоронилиТуляка под сосной.Ангел сник от бессилья,Опустился с небес,Распахнул свои крылья,Обнял тёсаный крест,Прикоснулся к могилеИ куда-то исчез.Ночью волки завыли,И шумел Брянский лес.

Последний таран

Деду-соседу по даче посвящаю.

Дед в коляске инвалидной,Доживая жизни срок,Сам, со стойкостью завидной,Ездил к речке на часок.У речной спокойной гладиПосидит дедок в тиши,И на воду нежно глядя,Боль излечивал души.Над рекой туман белёсыйРастворится на заре,И лежат вдали покосы,Словно дюны в янтаре.Ах, какие утром росыБлагоденствуют в траве!Дед сидит, молчит, вздыхает,(Здесь сидел он и вчера),Фронт и юность вспоминает,У землянки вечера.Вылетали – не прощались,Отбомбив и отстреляв,В часть родную возвращалисьНа цветущий луг из трав.Часто тут же засыпали,«Утонув» в густой траве.Боевых друзей теряли —«На войне, как на войне».Павших молча поминали,Выпивая по сто грамм.Смерть «гуляла» под винтамиРядом с жизнью – пополам.Выжил дед, и орден дали,А к нему ещё медали:За бои и за таран.Помнил дед, как в серой вате,Свет померк – земля горит,Пулемёт заглох некстати,А в пристрелянном квадрате —Чёрной тенью – «Мессершмитт».Дальше деду позабылось,На глаза наплыл туман…Может, всё ему приснилось,Как зашёл он на таран?Всё смешалось в миг единый,На одном дыханье крик,Шлейф за «Мессером» предлинныйЧёрно-огненный возник.Горизонт качнулся тусклый,Скрежет, боль и хрип, и русскийСочный с присказкой язык:(От него уж дед отвык)«Есть! Попал! Едрёна мать!Фрицу неба не видеть!»Из-под шлема кровь струится,На лице ожога след,Гимнастёрки бок дымится,То ли жив? А то ли нет?Пот, как талая водица,Мерно каплет на планшет.Деду часто-часто снитсяВ соснах тихий лазарет,Да пушистые ресницы,Что встречали с ним рассвет.Дед, сомкнув сухие губы,Подышать спешит к реке.Видит: Что там? – Дыма клубыРасползались в ивняке.Слышны крики злы и грубы,Шум и ругань на песке —То хмельные «жизнелюбы»Разлеглись на пикнике.Вот набычась с перепою,Очумелый гитаристЯрит, хриплым криком воя,Из себя героя строя,Словно рокер-металлист.А над тихою рекоюМат «плывёт» и визг, и свист.И, услышав вот такое,Разметалось всё земное:Все живые онемели,Позабились в норки, щели,Разлетелись, расползлисьКто – куда; кто вниз, кто ввысь.Лишь под утро стихли вопли,Храп в дорожной колее.Гитарист, размазав сопли,Распластался по земле.У излучины любимойВидит дед пейзаж «чужой»:Зелень вся пропахла дымом,Как Мамай прошёл ордой:Мусор, хлам, пивная тара,От костра, как от пожара —Угли чёрные горой.Разбрелись юнцы по парам,А забытая гитараС перебитою струнойТихо мокла под сосной.Деду стало очевидно —Он «фашистов» не добилИ, собрав остаток сил,На коляске инвалиднойНа гитару «накатил».С деда – что? – Ни дать, ни взять.«Есть! Попал! Едрёна мать!Фрицу больше не летать!»Протаранил дед гитаруСтарым стёртым колесом.Пронеслись стрижи на пару,Да в затоне булькнул сом.А хмельные вояжёры,С перепою, пережоруБеспробудным спали сном.

Ветераны

Друзья, присядем на часок,Наполним водочкой бокалы…За первым вспомним для началаСуровой юности урок:Труба призывная звучала,Спешили мы, не чуя ног,На сбор у старого причала.Мы уходили на войну,Нам было только восемнадцать,Не зная выпадет комуСчастливый жребий – возвращаться.Мы уходили на войнуОт хат, садов, колодцев, пашенВстать за любимую страну,За всё, что сердцу и умуБесценным было, русским, нашим.Мы помним звон колоколов,Глухой набат – не звон бокалов,И слёзы жён – ещё не вдов,И матерей у стен вокзалов.Ещё от ран не отошли,Ещё бои не отшумели,Кто выжил – шли, упорно шли,Сняв обгоревшие шинели,К одной заветной, мирной цели —К земле истерзанной припасть,Благим трудом заняться всласть:Пахать, крыть крыши, печки класть,Качать младенцев в колыбели.Да, нам, друзья, не заниматьЛюбви к Отечеству святому.Мы у страны не смели брать,Могли лишь только отдавать,И не стремились по-другому.Из нас немногие считалиПотери, раны, ордена.(«Наука» та не всем дана!)Мы все с Россией выживали.Простые наши именаВ парадных песнях не звучали,Была ли наша в том вина,Что столько выпало печали?Пусть мы до срока поседели,Но всю любовь, какой владели,Всё, что могли мы и умели,России отдали сполна!

Вдова

Полевые травы с цветамиЕй охапками собиралИ пылающими губамиДорогое лицо ночамиПоцелуями покрывал.Он с распахнутыми рукамиПрибегал, запыхавшись, в дом,Даже куртку снять забывая,Косы русые жадным ртомЦеловал, на ходу снимаяБлузку, вышитую крестом.Точно так спешил к ЖозефинеБонапарт, любовью горя.Утопал в любви, как в пучине,Не снимая шпагу с ремня.В коммунальной квартире скромнойОбнимала жена, шепча:«Ну, куда спешишь, неуёмный,Ну, чего торопишься зря?»На заре покинул влюблённыйНедолюбленную жену.Светом утренним озарённыйНавсегда ушёл на войну.Чёрным крепом вдова покрылаПостаревшее в ночь лицо.Перед образом положилаПозолоченное кольцо.А у сердца уже носилаСына крохотного его.Слёзы горькие ночью луннойНа иссохших губах дрожат.Сколько сильных, влюблённых, юныхПод родимой землёй лежат!Невозможно умом человечьимОсознать боль утраты той,Звёздный путь бесконечный, Млечный,Да огонь на Могиле ВечнойСторожат их сон и покой.

Солдат Сергей

Шёл сорок пятый. Ранняя весна.Под сапогами русского солдатаЗемля сжималась, но ещё жилаПод кровью, болью, потом, матом.Солдат Сергей, студент из Костромы,Неделю шёл с пехотой, как тараном.Кирза сапог его, что кандалы,Давила ноги по кровавым ранам.Земля врага. Вот перед ним какая!Ухоженные Рейна берега.Что не сгорело, тихо догорая,Потрескивает искрами слегка.У низенькой ограды, как застылаС ребёночком немецкая вдова.«Зольдат, сюда. Нет хлеба. Хлеба, мыла».Солдат присел на мокрые дрова.Скрутил табак в тугую самокрутку.Курнул затяжку, может быть, и две.Задумался на малую минуткуИ подошёл к испуганной вдове.Вошёл солдат в её жильё по воле.Просторно, чисто, белая кровать.Снял сапоги. Кровавые мозолиТа фрау стала молча бинтовать.Свой вещмешок – на стол. Она восторгаСкрыть не могла. По прошлым временамВ нём продуктовый склад Минвоенторга:Хлеб, масло с маргарином пополам,Тушёнка, мыло, даже шоколад.А как мальчонка был сгущёнке рад!Чуть передышка – и рассвет уж ясен.Потупив взор, немецкая вдоваСергею шепчет: «Русс, ты есть прекрасен.Я – фрау Эльза. Я ещё жива».Сергей запомнил. Пред рассветным часомОт канонады вздрогнула земля.Пустые рюмки, пахнущие квасом,И бесконечный ужас бытия.Под голубым, струящимся атласомНа фрау Эльзе не было белья.Сергей запомнил то начало лета.Холодных глаз не сдержанный испуг,И двое, как Ромео и Джульетта,Не разнимали обожжённых рук.Они забыли тяготы войныИ ровно сутки были влюблены.Сергей ушёл. Ну, нет! Чтобы мояТак нагишом ходила без белья?Домой вернусь, такому не бывать.Пусть так немецкая разгуливает б…дь.Ей напоследок бросил, не тая:«Солдат не любит женщин без белья».Сергей ушёл. А жизнь, – она сначалаСвой воскресила бесконечный бег.Коль выжил, к своему причалуПрибился каждый божий человек.Прошло безумие. Чуть задышалось.Зализывая раны от войны,Европа хорошела, наряжалась.И в блеске орденов и седины,Все ветераны бодрости полны.Года бегут. Всё зацвело привольно,И к грандиозной юбилейной датеЗасуетились, хлопоча довольно,Во Псковском инвалидном интернате.И музыка бравурная по праву.Но вот звонок из Кёльна.Да! Алло! А вам кого? Его?У нас сегодня праздничная дата!Какая-то там немка Эльза-фрауРазыскивает друга своего,Возлюбленного русского солдата.Не он искал. Она нашла его.На встречу с Эльзой сгорбленный старикНа костылях поднялся виноватоИ головой беспомощно поник.Когда увидели друг друга двое,Их тишина оставила в покое.И как-то грустно сделалось в палате.Раскрыла Эльза для него объятья.«Ты посмотри под шёлковое платье,Ведь я бельё одела дорогое».Смеявшись, плакала, по-русски говоря:«Солдат не любит женщин без белья».Окно, засиженное мухами, светилось.В окне две тени: он, а с ним – она.И ночь плыла, и майская луна,И молодость вернулась. Иль приснилась?Больное сердце Эльзы гулко билось,Когда одел Сергей все ордена.А за стеной, в прокуренной палате,Фокстрот отплясывали лихо «Рио-Рита»,Веселье, видно, приурочив к дате.И, кажется, совсем уже не к стати,Вдруг поругались пьяно и сердито.

Обратная дорога

Все мысли о тебе, обратная дорога,Ведёт и в дом, и в церковь, и альков.Дорог солдатских на планете много,Но по одной солдат всегда спешить готов.Дороги той не сыщет навигатор,И полем не проторена тропа.Она – судьба, надежда и утрата —Дорога возвращения солдата,Который знал: окончилась войнаПо ней несёт он к дому ордена.К военным будням нет назад возврата,И в мирной жизни будни не просты.Солдату видятся погибшие ребята,И от садов – потухшие костры.Солдат спешит. Его душа распята —По всем дорогам чёрные кресты.Ещё всё горе у солдата впереди.Не знает он, что ждут его погостыРодных и близких. Он давно в пути.А кирзовые сапоги уже истёрты,Ему ещё идти, идти, идти…Господь Всевышний, отложи заботы,Солдату помоги осилить версты,Судьбину помоги перенести.