Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов
Шрифт:
В тот же день командующий 12-й группой американских войск генерал Омар Брэдли приказал генералу Симпсону остановить свои войска.
— Какого черта? — изумился Симпсон. — Откуда этот бред?
— От Айка (Эйзенхауэра), — кратко ответил Брэдли.
Успехи союзников вызывали у Сталина все большую тревогу. Он не ожидал после взятия Рура столь стремительного их продвижения. И уже 1 апреля принял твердое решение — поспешить с входом в Берлин.
Сталин не только солгал Главнокомандующему союзных войск, но и своим полководцам, Коневу и Жукову, и их офицерам и солдатам. Вот что рассказывает И.С.Конев в своих мемуарах: [60]
60
Конев
«Первого апреля 1945 года в Москву в Ставку Верховного Главнокомандования были вызваны командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г.К.Жуков и я. Сталин принял нас, как обычно, в Кремле… Присутствовали члены Государственного Комитета Обороны, начальник Генерального штаба А.И.Антонов и начальник Главного оперативного управления С.М.Штеменко.
Едва мы успели поздороваться, Сталин задал вопрос:
— Известно ли вам, как складывается обстановка?
Мы с Жуковым ответили, что по тем данным, которыми располагаем у себя на фронтах, обстановка нам известна. Сталин повернулся к Штеменко и сказал ему:
— Прочтите им телеграмму.
Вот что прочитал вслух Штеменко: «Англия — английское командование готовит операцию по захвату Берлина, ставя задачу захватить его раньше Советской Армии. Основная группировка создается под командованием фельдмаршала Монтгомери…» Телеграмма заканчивалась тем, что, по всем данным, план взятия Берлина раньше Советской Армии рассматривается в штабе союзников как вполне реальный и подготовка к его выполнению идет вовсю.
…Сталин обратился к Жукову и ко мне:
— Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?
Так вышло: первому на этот вопрос пришлось отвечать мне, и я ответил:
— Берлин будем брать мы и возьмем его раньше союзников…
Вторым отвечал Жуков. Он доложил, что войска готовы взять Берлин…
Верховный Главнокомандующий предупредил, что Берлин надо взять в кратчайший срок, поэтому время на подготовку операции весьма ограниченно… В заключение «спектакля», организованного Верховным, по разработанным в Генштабе планам начало наступления на Берлин назначили на 16 апреля 1945 года. Подсчитали, сколько стволов будет установлено на один километр. Какие армии будут наносить главный удар, о составе боевых группировок, о необходимости дополнительных резервов, выделяемых Ставкой фронтам, о материально-техническом обеспечении операций… Все это было определено в считаные дни Коневым и Жуковым совместно с Генштабом. Лишь, как всегда, не подсчитали предположительные потери…»
Как вам, читатели понравился спектакль, устроенный Сталиным?
Мне рассказывали ветераны, участвовавшие в сражениях за Берлин, что в войсках постоянно торопили: «Скорее, скорее, вперед! Иначе нас обгонят союзники!»
О чем рассказал Монтгомери
Теперь познакомимся с воспоминаниями Монтгомери, одного из крупных полководцев Второй мировой войны. Разумеется, нас интересует в данном случае его точка зрения на события, связанные с взятием Берлина.
В сентябре 1944 года, а точнее 15 сентября 1944 года, в письме Эйзенхауэру, Монтгомери рассуждает о перспективах сражений с противником: «Несомненно, Берлин — главная цель… Я убежден, что нам следует сконструировать все условия и ресурсы для стремительного удара на Берлин» (с. 280). В ответ, в целом соглашаясь с Монтгомери, Главнокомандующий отвечает, что «наши замыслы необходимо координировать со стратегией русских, поэтому мы должны рассматривать и другие варианты». В случае взятия Берлина союзными войсками… заканчивает свой ответ Монтгомери Эйзенхауэр такими словами: «Я имею в виду двигаться на Берлин самым прямым и быстрым путем» (с.281–282).
В ответе Эйзенхауэру (18 сентября 1945 г.) Монтгомери подчеркивает огромное значение взятия Берлина: «Это позволит закончить войну… Остальное второстепенно».
Из переписки видно, что в конечном счете Главнокомандующий союзных войск не поддержал стратегический замысел Монтгомери и время было упущено: в то время Советская Армия еще находилась от Берлина за сто километров.
В марте 1945 года Берлин в стратегии Эйзенхауэра превратился в неограниченную точку.
«Форсировав Рейн, — пишет Монтгомери, — я начал обсуждать с Эйзенхауэром (с.335, март 1945 г.) дальнейшие оперативные планы. Мы встречались несколько раз, я всегда стратегическим объектом считал Берлин; он являлся политическим центром, и если бы обогнали там русских, нам было бы не мало легче в послевоенные годы. Напомню, что в своем письме от 15 сентября 1944 года Эйзенхауэр согласился со мной в том, что немецкая столица имеет огромное значение, и написал (20 сентября 1944 года. С.283–284), что «когда мы выйдем на Рейн, следующим шагом Омара Брэдли будет передвижение на левое крыло его и его людей» (с.284).
Подытоживая свои горькие воспоминания, английский полководец говорит: «Во-первых, американцы были не в состоянии понять, что мало выиграть войну стратегически, если ее проиграли политически, если вследствие их стратегии, страдаем до сих пор» (с. 331).
Во-первых, Монтгомери считает, что была упущена возможность обеспечить политический баланс в Европе, что означало бы раньше русских овладеть определенными политическими центрами. Особенно Веной, Прагой и Берлином (с.335–336).
В заключение своих выводов Монтгомери пишет: «Если бы политические лидеры Запада верно осуществляли высшее руководство ходом войны, они отдали бы главнокомандующему соответствующую директиву — опередить русских во всех трех столицах» (с.336).
И он объясняет, каким образом русские взяли Вену, Прагу и Берлин (с.336).
В послевоенные годы в США и Англии печать утверждала, что их войска могли овладеть Берлином, но не ставили это своей целью. Так, американский посол в Москве генерал У.Б.Смит, бывший в период войны начальником штаба у Эйзенхауэра и подписавший капитуляцию немцев в Реймсе, 23 августа 1948 года во время берлинского кризиса заявил в беседе со Сталиным, что «союзники могли бы бросить на Берлин 2–3 миллиона солдат и столица Германии была бы ими взята». Смит заметил, что или союзники были наивны в те годы, или больше доверяли друг другу.
Глава советского правительства ответил, что «как мы, так и союзнические войска после того, как войска Германии стали поворачивать на юг, считали Берлин стратегически второстепенным пунктом», и на этом основании на Берлин были направлены только войска маршала Жукова, наступление которых, однако, захлебнулось. Кроме того, целая немецкая армия была пущена в обход войск Жукова с юго-запада. Сталин заявил, что «нам пришлось тогда дать новый приказ Коневу: две танковых армии снять с Юго-Западного направления и перебросить в район Потсдама с тем, чтобы эту немецкую армию, которая хотела отрезать Жукова, поместить в «котел», окружить ее и облегчить Жукову продвижение в Берлин. Рокоссовскому было сказано, чтобы он своим левым флангом повернул на юго-запад с тем, чтобы Конев и Жуков создали кольцо западнее Берлина. Этот план удался, Берлин был окружен». Сталин заметил, что все тогда делалось второпях, и он вовремя не сообщил об этом Эйзенхауэру, но позже информировал его об этом. «Немецкая армия, — подчеркнул Сталин, — которая хотела окружить Жукова, попала в плен. Около одной трети ее было перебито. Таким образом, Берлин из простого пункта превратился в важный пункт. Здесь обмана не было». Ну и ну!