Победа. Стихи

Михалков Михаил Владимирович

Если бы не противный понедельник! Если бы не тринадцатое число!

«Держись, Трусохвостик!» — подбодрил он сам себя и повёл самолёт на посадку.

— Держись, Трусохвостик! — тихо мяукнул за его спиной нежный голосок.

— Выручай, Трусохвостик! — прошептали все пассажиры самолёта разом.

В это мгновение крылья самолёта, как бритвой, срезали макушки берёз у молодой рощицы. Самолёт задрожал. Ещё одно мгновение — толчок, ещё толчок, — и он остановился на краю поляны, упёршись двумя пропеллерами в огромную копну свежего сена…

Трусохвостик потянулся и… открыл глаза. Как же он удивился! Самолёт стоял на земле. Пассажиры спускались по трапу. Последними выходили из самолёта чёрный Кот и рыженькая Кошечка. Проходя мимо Трусохвостика, она даже не взглянула в его сторону, а её усатый спутник толкнул его своим чемоданом. Толкнул и даже не извинился.

Трусохвостик сидел в каком-то оцепенении. Значит, это был сон? Значит, он не совершил никакого подвига? Ему хотелось заплакать от обиды. Но тут он вспомнил про приметы: понедельник — тяжёлый день, тринадцатое число — роковое число!

— Скажите, пожалуйста, который час? — вежливо обратился Трусохвостик к проходившему мимо него большому и симпатичному Медведю в красивой авиационной фуражке.

— Тринадцать ноль-ноль! — ответил басом пилот самолёта № 13–13.

С тех пор Трусохвостик перестал быть суеверным и считается среди зайцев самым разумным зайцем. Мы не скажем, «самым храбрым», но если мы скажем «самым разумным», то не ошибёмся…

Благодарный Заяц

(Башкирская сказка)

Решил отец, решила мать На праздник в дом родню позвать: — Пускай сегодня на обед Придут и бабушка и дед, Пускай придут сестра и брат, Пускай придут и зять и сват И приведут

с собой детей. Беги, сынок, зови гостей! Но плохо слушал Ишбулат, Что Ишбулату говорят; Он пробежался по селу И полсела позвал к столу. И вот на праздничный обед Пришли: и бабушка и дед, Сестра и брат, и зять и сват, А с ними дядька Салават, За ним Кугуй и Юлдыбай, И Кадыргул, и Саранбай, И Халима, и Аминбек — Ну, словом, сорок человек! Уселись гости кое-как И тут же съели бишбармак, За пять минут исчез пирог, За ним исчез бараний бок. — Как быть? — отца спросила мать. — Что мне ещё на стол подать? Я в дом одну родню ждала, А в дом явилось полсела! — Спроси сынка, — сказал отец, — Пусть отвечает сорванец! А сорванец и сам не рад — В лесу горюет Ишбулат. Сидит и плачет на пеньке. Вдруг зашуршало в тростнике, И вышел Заяц на лужок: — Не надо плакать, мой дружок! Но пуще плачет Ишбулат, И слёзы катятся, как град. — Не плачь! — Зайчишка повторил. — Я знаю, что ты натворил. Но ты зимою как-то раз Меня от лютой смерти спас, И я тебе — не серебром, А за добро плачу добром. Ступай домой и слёз не лей — Всё обойдётся, ей-же-ей! Пришёл из леса Ишбулат, А гости всё в гостях сидят. Явившись вместе на обед, Сидят: и бабушка и дед, Сестра и брат, и зять и сват, А рядом дядька Салават, За ним Кугуй и Юлдыбай, И Кадыргул, и Саранбай, И Халима, и Аминбек — Ну, словом, сорок человек! Они сидят и молча ждут, Что им ещё поесть дадут. — Как быть? — отцу сказала мать. — Нас перестанут уважать! — Так не гуляли мы давно! — Вздохнул отец, взглянув в окно, И замер вдруг, открывши рот… И тут увидел весь народ: Из леса к дому звери шли. Медведи в ульях мёд несли. За ними следом волки шли, Они баранину несли. А там ещё лисицы шли, Гусей и кур они несли. А там ещё олени шли И в вёдрах молоко несли. И зайцы шли, и белки шли — Грибы и ягоды несли. И полевые мыши шли, Зерно в мешках они несли… Три дня, три ночи напролёт Шёл пир горой, гулял народ. И я там был, и пил, и ел, И с Зайцем рядышком сидел!

Жадный Вартан

(Армянская сказка)

С овечьей шкурой к скорняку Зашёл Вартан-сосед: — Из этой шкуры шапку сшить Ты можешь или нет? — Могу! — сказал в ответ скорняк, На шкуру посмотрев. — А выйдет две? — спросил Вартан, На корточки присев. — И две сошью. — А три? — И три! — Сошьёшь четыре? — Да! — А пять? — Ну что ж, могу и пять, Коль в этом есть нужда! — Быть может, выкроишь все шесть? — Могу, раз надо так! — Где шесть, там — семь! — сказал Вартан. — Идёт! — сказал скорняк. Когда заказчик через день За шапками пришёл, Семь шапок выложил скорняк На свой рабочий стол. — Да разве это мой заказ? — Вскричал в сердцах Вартан. — Когда ты шапки мне кроил, Ты был, должно быть, пьян? Что с ними делать мне теперь? Куда прикажешь деть? Ведь ни одну из них нельзя На голову надеть! — Но ты же сам того хотел! — Сказал в ответ скорняк. — Больших семь шапок из овцы Не выкроишь никак!

Ремесло

(Восточная сказка)

Жил Князь. И был он так богат, Что и не снилось нам! Но всё — от шлема и до лат Себе он делал сам. Он мог доспехи заказать В любой чужой стране, А если — нет, то с боем взять, Сражаясь на войне. Но был он, видно, из числа Князей не рядовых — Владел он тайной ремесла Людей мастеровых. Он раньше всех других вставал, Шёл в кузню над рекой И что-то там один ковал, Калил в огне и шлифовал Уверенной рукой… Князь часто ссорился с женой — Она его кляла: «Смеются люди надо мной! Ведь я за князя шла! Скажи, зачем тебе дворец И герб твой родовой, Когда не князь ты, а кузнец! Батрак! Мастеровой!» Но улыбался муж в ответ И отвечал жене: «Без ремесла мне жизни нет! Без кузни скучно мне!» Однажды часовой проспал, И был убит гонец, И тёмной ночью враг напал На княжеский дворец. Оставив груды мёртвых тел, Он в плен живых увёл, А Князь, что чудом уцелел От копий, от мечей и стрел, Остался бос и гол… Из дальних странствий возвратясь, Княгиня обмерла: Её встречает нищий Князь! Дворец сожжён дотла! Княгиня в слёзы: «Как нам жить? О! Горе, горе мне!» — «А я не думаю тужить! — Князь отвечал жене. — Умею я мечи ковать И закалять щиты, А их возить и продавать Отныне будешь ты! И ты поймёшь своим умом, Что всюду и везде Тот, кто владеет ремеслом, Не пропадёт в нужде!» И не секрет, что ремесло На свете многих так спасло!

О купце, о мужике и о мужицком пятаке

(Русская сказка)

Провалиться мне на месте — Не совру! Скажу по чести От начала до конца Всё, что слышал от отца, Что отец слыхал от деда, Дед прослышал от соседа, Ну, а тот затейник был, Сказку он и сочинил… Торговать оставив сына, Ехал с ярмарки купчина, Ехал с песнями домой, Ехал летом — не зимой. Как доехал до реки, Снял рубаху, снял портки И махнул, не зная броду, Прямо с берега да в воду. Был, видать, навеселе — Выпил лишку на селе. А по берегу другому Шёл мужик в село, до дому. Шёл и думал, что горька Злая доля бедняка, Что иной живёт богато И деньгу гребёт лопатой, А другой разут, раздет И лопаты даже нет! Вдруг он слышит, что в затоне Человек какой-то тонет. Пожалел он молодца, Взял и вытащил купца. Рад купец, что жив остался. (А что тины нахлебался, То беда невелика!) Обнимает мужика: — За такое, мол, спасенье Я молебен в воскресенье В Божьем храме отслужу, Сто поклонов положу! — «Мне бы с этого купчины Взять не менее полтины, А ведь даст, поди, пятак!» — Молча думает бедняк. Отошёл купец от страху, Как надел портки, рубаху; Повязался кушаком И толкует с мужиком: — Спас меня ты, друг, от смерти, Ведь тащили в омут черти! Ты теперь мне как родной И поедешь, брат, со мной! Закачу я пир горою, На три дня лабаз закрою, А тебя озолочу, Разоденешься в парчу! Почесал мужик затылок: — Эко счастье привалило! Век проходишь над рекой — День не выпадет такой! — В день купцова возвращенья Пир идёт и угощенье — Семь столов свели зараз. На три дня закрыт лабаз. Гости пьют, едят, хмелеют, Все хозяина жалеют: — Ах да ох! Такой купец, А лежал бы как мертвец! — Чарку водки на подносе Мужику купец подносит: — За спасителя ура! — Пьёт мужик из серебра, А хозяин угощает, И сулит, и обещает: — Пей, сердешный, да гляди: То ли будет впереди! Первый день к концу подходит, Гости пляшут, хороводят, На заре поспать легли, Утром снова завели — Снова песни, снова пляски. Наш мужик живёт, как в сказке, Только негде сесть ему, Неизвестно почему! Видно, всё перезабыли, В честь кого и званы были: Был с гостями наравне — Оказался в стороне! То кричали: «Многи лета!» — Подносили то да это. А теперь: «Поди сюды! Набери-ка в ковш воды!» «Эй, мужик, смени посуду!» «Убери-ка, братец, блюдо!» Через стол кричит купец: «Принеси-ка холодец!» Что ни скажут, что ни спросят, Мужичок послушно носит, Сам смекает про себя: «Это, видно, всё любя!» Вот вторая ночь минула, Вот опять заря блеснула, Наступает третий день. Пировать гостям не лень! Им опять пельмени варят, Карасей в сметане жарят, Разливают брагу, мёд, Пиво — тем, кто пиво пьёт. Мужику вторые сутки Не дают поспать минутки, Затолкали мужика, Обошлось не без пинка! К пирогам он как ни жался, Так голодным и остался, Похудел, опал с лица — Загоняли у купца! А гульбе конца не видно. Мужику до слёз обидно: Наплевать уж на почёт — Жалко плюнуть на расчёт! Переспал мужик не в доме, А в сарае на соломе. Третья ночь пришла к концу. Утром входит он к купцу. Уж тому не до веселья — Голова болит с похмелья, Огуречный пьёт рассол: — Кто такой? Зачем пришёл? — А пришёл я на прощанье Помянуть про обещанье. Ты сулил: «Озолочу! Разоденешься в парчу!» — Эва, вон когда хватился! Получать с меня явился! А не ты ли у меня Здесь три ночи и три дня Пировал со всеми вместе? Ты, поди, рублей на двести Нагулял, напил в гостях В зипунишке да в лаптях! Я с тобою расквитался, Ты в долгу ещё остался! — Рассчитаюсь, коли так! — И мужик достал пятак. — Рассчитаюсь по-простому: Две полушки за солому, Остальное за харчи, На пятак мой! Получи! Обижать тебя не смею, Больше я не обеднею — У меня мошна пуста, Но зато душа чиста! — И шагнул мужик с порога И пошёл своей дорогой. А купец? Да что купец!.. Нашей сказке тут конец.

Праздник непослушания

(Повесть-сказка)

Этого никогда не было, хотя могло бы и быть, но если бы это на самом деле было, то… Одним словом, по главной улице большого города шёл маленький мальчик, вернее, он не шёл, а его тянули и тащили за руку, а он упирался, топал ногами, падал на коленки, рыдал в три ручья и вопил не своим голосом:

— Хочу ещё мороженого!

— Больше не куплю! — спокойным голосом повторяла его мама, крепко держа Малыша за руку. — Больше не куплю!

А Малыш продолжал вопить на всю улицу:

— Хочу ещё! Хочу ещё!

Так они дошли до своего дома, поднялись на верхний этаж и вошли в квартиру. Здесь мама провела Малыша в маленькую комнату, поставила носом в угол и строго сказала:

— Будешь так стоять, пока я тебя не прощу!

— А что мне делать? — спросил Малыш, перестав реветь.

— Думать!

— А о чём?

— О том, что ты ужасный ребёнок! — ответила мама и вышла из комнаты, заперев дверь на ключ.

Ужасный ребёнок стал думать. Сначала он подумал о том, что шоколадное мороженое вкуснее фруктового, а потом он подумал и решил, что если сначала съесть фруктовое и сразу заесть его шоколадным, то во рту останется вкус шоколада, а в животе будут две порции мороженого… Собственно говоря, как раз из-за этого между ним и мамой разыгралась на улице такая безобразная сцена. Он понял, что сцена была безобразной, потому что сквозь слёзы видел, как оборачивались прохожие, глядели им вслед, качали головами и тоже говорили:

— Какой ужасный ребёнок!

И ещё Малыш стал думать о том, как плохо быть маленьким и что надо обязательно постараться как можно скорее вырасти и стать большим, потому что большим всё можно, а маленьким ничего нельзя. Но не успел он об этом подумать, как услышал за своей спиной стук в оконное стекло. Мальчик не сразу обернулся. Только тогда, когда стук повторился, он осторожно повернул голову. Честно говоря, он подумал, что это постучал клювом знакомый голубь, которого он иногда кормил хлебными крошками. Но каково же было его удивление, когда он увидел за окном не голубя, а настоящего Бумажного Змея. Тот за что-то зацепился и теперь бился на ветру об оконную раму.