Победил Александр Луговой
Шрифт:
Потом, когда он словно завороженный следил за Люсиным выступлением, Александр понял, что ошибался. Это с высоты его ста восьмидесяти пяти сантиметров она показалась ему маленькой. Да еще эти косички...
Нет, Люся была не маленькой. И удивительно хорошо сложена. Впрочем, гимнастки-«художницы» все хорошо сложены. Дело не в этом. Дело было в другом. Люсе было свойственно какое-то особое, неповторимое обаяние (а может быть, так казалось только ему — влюбленному, — мелькала у него порой трезвая мысль). Секрет этого обаяния крылся в переменчивости
И никогда нельзя было знать, какой она станет через минуту.
Эти черты ее характера сказывались и в ее выступлениях.
Когда она двигалась по сцене с лентой, обручем или мячом в руках, движения ее были то исполнены удивительной силы, стремительности, даже мощи, то вдруг становились мягкими, изящными и грациозными, словно это выступал совершенно другой человек.
Елена Ивановна, Люсин тренер, умело использовала эту особенность своей ученицы, строя комбинации на контрастах и неожиданностях.
— При твоей манере исполнения и темпераменте кабы еще высокая техника — тебе б цены не было, — говорила она Люсе, задумчиво качая головой.
Но техника у Люси, хоть и была отличной, все же не позволяла ей пока надеяться на призовые места во всесоюзных соревнованиях.
Забыв обо всем, следил Александр за Люсиным выступлением в тот вечер. Он влюбился сразу прочно и, как он считал, навсегда.
Чтобы показать себя с самой лучшей стороны, он так старался во время своей показательной схватки, что чуть не сломал партнеру руку.
Домой шли вместе.
С тех пор виделись так часто, как могли. Ссорились тоже часто — и каждый раз навсегда. Но все плохое быстро забывалось. Хорошее же запоминалось надолго.
Вот здесь, в этом саду, рядом с домом Александра, любили они гулять, ходили на концерты и в кино, ели мороженое, а то и обедали в кафе, если позволяли студенческие финансовые возможности.
Когда гасли огни и ворчливые контролеры выпроваживали засидевшихся посетителей, он отправлялся провожать Люсю домой, на Арбат. Шли медленно, глухими переулками.
Назад Александр тоже шел пешком — в такой час уже никакой транспорт не работал...
Александр встал, посмотрел на часы: одиннадцать. Он вдруг заторопился к автомату. Поздно. Неудобно, Люсины родители уже, наверное, ложатся спать. Торопливо вошел в стеклянную кабину, закрыл дверь, опустил монету, набрал номер.
Ждал с бьющимся сердцем.
Один гудок, два, три...
...Подойти или нет? Люся смотрит на аппарат. Она прекрасно знает, что это звонит Александр.
— Люся! Ты подойдешь? Это, наверное, тебя.
— Я подойду, мама.
Она решительно снимает трубку.
Мама совсем не прислушивается, просто до нее случайно доносится разговор — не вставлять же ей, в конце концов, в уши вату.
— Я слушаю. Я же просила тебя не звонить! Нет-нет, нет... — Я сказала... Нет-нет. — Ну и ходи! — И я говорю серьезно. — Нет-нет. — Твое дело. — Не желаю. — Не собираюсь! Как знаешь. — Нет, нет, нет.
(О господи, эти современные дети!)
Люся вешает трубку и уходит к себе в комнату. Снова звонок.
— Люся, ты подойдешь? Это, наверное...
— Нет! Скажи, что меня нет дома!
Мама со вздохом подходит к аппарату.
— Что вы, Алик, что вы, совсем не поздно! Люсеньку? Сейчас, сейчас она подойдет. — Нина Павловна вызывающе смотрит на дверь Люсиной комнаты. — Люся! Тебя. Это Алик.
Некоторое время царит тишина. Потом в двери Люсиной комнаты звонко дважды щелкает замок.
Нина Павловна неуверенно говорит в микрофон:
— Алик! Вы знаете, она, оказывается, уже спит. Да, да. А вы завтра приходите вечерком — мы будем ждать. Да. Да. И Люся... — Она вешает трубку.
(О господи, эти современные дети!)
Укоризненно покачивая головой, она уходит накручивать бигуди.
А Люся лежит в постели, подложив руки под голову, и злится.
Ну кто ее просил? «И Люся будет ждать!» Никто ждать не будет, пусть сидит с отцом и матерью, пьет чай. А она уйдет. Уйдет в кино. Хватит! Нечего ей больше с ним встречаться. Теперь она поняла, с кем имеет дело. Сегодня он показал себя в истинном свете! Она, видите ли, занимается спортом ради поклонников, ради Виктора!
Ну и отлично. Александр, во всяком случае, больше не будет среди этих поклонников. Трусишка да еще грубиян. И хвастун к тому же. А эгоист! Это же надо такого эгоиста поискать! А лгун. «Буду всю ночь стоять под твоими окнами»...
Некоторое время Люся лежит не шевелясь. Потом встает, пересекает комнату и осторожно отодвигает штору на окне. Но в дождливом мраке ничего не видно. Тоненькие струйки извиваются по стеклу. За их частым разливом видны освещенные витрины диетического магазина, переулок, угловой вход в почтовое отделение. Здесь обычно ждет ее Александр, когда они сговариваются встретиться внизу.
Сговаривались... Она напрягает взгляд. Но ничего нельзя разобрать. А вдруг он действительно простоит там всю ночь! Люся медленно возвращается к постели и залезает под одеяло. Тепло. Уютно. А на улице — холод, дождь... В общем-то, он не такой уж плохой парень — Алик. Кстати, почему она зовет его Аликом, когда Алик это уменьшительное от Алексея, а не от Александра?
В конце концов все мы немножко любим похвастаться. И насчет эгоизма это тоже еще вопрос. Он всегда готов ей помочь. Когда есть деньги, тащит что-нибудь: цветы, пирожные (которые она никогда не разрешает себе есть)... И ребятам всегда готов помочь. И вот девочку тогда спас. На любую работу всегда первым идет. А что касается трусости, так она ведь это нарочно. Чтоб уколоть. Просто он не понимает, что к чему. Он искренне убежден, что станет выдающимся спортсменом, и бережет себя для этого. Смешно конечно. Но надо объяснить ему, а не ссориться. Надо его «перевоспитывать».