Победитель троллей
Шрифт:
Готрек медленно брел по торговой площади, непонимающе оглядывая торговые палатки с одеждой, оберегами и едой, словно бы не осознавая происходящего. Единственный глаз Победителя был широко раскрыт от удивления. Переживая из-за явной озадаченности своего друга, Феликс обнял его за плечи и тихонько направил к дверям постоялого двора. Нарисованный дракон лениво смотрел на них с вывески над входом.
– Заходи, – произнес Феликс. – Давай закажем пиво.
Вольфганг Лэммел согнал сопротивляющуюся девушку с колен. Когда она попыталась воспротивиться его поцелую, то случайно испачкала своими румянами высокий бархатный
– Пошла вон, неряха! – сказал он ей повелительным тоном. Белокурая девушка злобно оглядела его, ее лицо покраснело под толстым слоем неумело наложенных белил и румян, уродовавших ее по-крестьянски привлекательное лицо.
– Меня зовут Гретой, – произнесла она. – Называй меня по имени.
– Я буду звать тебя так, как захочу, грязнуля. Эта таверна принадлежит моему отцу, и если ты хочешь сохранить работу, то тебе придется быстро привыкнуть к городским выражениям.
Она огрызнулась и поспешила скрыться с его глаз.
Он хмыкнул. Она еще вернется. Такие всегда возвращаются. К золоту его отца…
Вольфганг аккуратно стер румяна с одежды ухоженной рукой. Затем он оглядел свое бородатое, с орлиным носом лицо в маленькое серебряное зеркальце, чтобы убедиться, что краска девушки не осталась на его мягкой белой коже. Он проигнорировал хихиканье своих подхалимов и удивленные взгляды задиристого паренька, которого нанял себе в телохранители. Он мог позволить себе такое поведение. Богатство его отца делало его неоспоримым вожаком шайки молодых хлыщей, которые частенько посещали эту таверну. Уголком глаза он заметил Ливана, управляющего трактиром, распекавшего девушку за стойкой. Он знал, что тот не может пренебречь недовольством сына и наследника владельца заведения. Вольфганг видел, как девица вновь зло огрызнулась и стала приближаться.
– Прошу прощения, что испачкала вашу одежду, – произнесла она тихим голосом. Вольфганг обратил вниманиена два пятна на ее бледной щеке. – Пожалуйста, примите мои самые искренние извинения.
– Разумеется! – сказал он. – Поскольку твоя неуклюжесть уступает только твоей глупости, а глупость – только твоей невзрачности, то мне следует пожалеть тебя. Твои извинения приняты. Я, пожалуй, попрошу Ливана просто вычесть стоимость нового камзола из твоего жалованья.
Девушка разинула рот, но ничего не сказала. Вольфганг знал, что его одежда стоит намного больше ее месячного заработка. Она хотела возразить, но это было бесполезно. Айван против него не пойдет. Ее плечи поникли. Вольфганг увидел, как слегка обнажилась ее грудь под облегающим платьем с глубоким вырезом, и внезапно идея пришла ему в голову.
– Впрочем, ты бы могла оплатить свой долг другим способом. Скажем… посетить мои покои сегодня в полночь.
Он подумал, что она поначалу откажется. Она была молода и не испорчена жизнью, все еще сохраняя чистые представления о добродетели. Но она происходила из рабов, из низшего слоя крепостных крестьян, и бежала в город, ища спасения от своей зависимости. Потеря работы означала бы выбор между голодной смертью в городе и возвращением в деревню, под неограниченную власть барина. Вольфганг знал, что если она потеряет место здесь, то уже не получит новой работы. Девушка тоже осознала всю тяжесть своего положения, ее голова качнулась вперед, и она один раз кивнула. Это движение было таким слабым,
– Тогда убирайся с глаз моих до этого времени, – сказал Вольфганг. Девушка ушла, пробираясь сквозь толпу его прихлебателей. Слезы струились по ее лицу. Вслед ей раздался непристойный смех.
Вольфганг удовлетворенно хмыкнул и опрокинул еще одну кружку вина. Сладкая, с ароматом гвоздики жидкость обожгла ему горло и наполнила живот огнем. Он обвел глазами комнату и остановил свой взгляд на Генрихе Кастермане. Толстый, с круглыми щеками молодой вельможа перестал гримасничать и многозначительно улыбнулся.
– Отлично сработано, Вольфганг. Прежде чем закончится эта ночь, ты посвятишь юную Грету в таинства нашего скрытого повелителя. Можно я присоединюсь к вам позже? В свою очередь.
Вольфганг нахмурился, когда Генрих сделал секретный знак Слаанеша. Даже богатство его отца не уберегло бы Вольфганга, если бы стало известно то, что он и еще несколько его верных друзей являются последователями Повелителя Порока. Он оглянулся вокруг, пытаясь понять, обратил ли кто-нибудь внимание на знак глупого толстяка. Но никто, казалось, ничего не заметил. Он успокоился и сказал сам себе, что неоправданно нервничает. На самом же деле он и впрямь несколько забеспокоился, когда на его груди появилась метка Слаанеша. Из книг он узнал, что это особый символ благоволения к нему Повелителя, знак, который показывал, что он один из Избранных. Но даже если так, то в случае, если какой-нибудь охотник за ведьмами обнаружит его…
Вероятно, вернее всего будет разделаться с девчонкой после предстоящей ночи.
– Может быть. Что ж, сегодня ночью мы повеселимся, но что мы будем делать сейчас, в этом скучном месте?
Он больше не видел подходящей кандидатуры для ссоры. Большинство посетителей были такого же происхождения, что и он, и имели телохранителей. В углу сидел старик, очевидно волшебник, склонившись к столу. Остальные места были забиты шумными паломниками – сигмаритами. Только дурак стал бы приставать к чародею, а странников было слишком много, чтобы легко избежать неприятностей. Свет факелов слабо вздрогнул в полумраке, когда открылась дверь.
– О, видимо вечеринка начинается!
В таверну "Спящий дракон" вошла странная, несовместимая, казалось бы, пара. Один из вошедших был высоким, сухопарым молодым человеком со светлыми волосами; его загорелое красивое лицо пересекал длинный шрам. Одежда Когда-то была очень богатой, но теперь потускнела, оборвалась и запачкалась за время. Его можно было принять за попрошайку, однако в том, как он держал себя, в его несколько напряженной фигуре что-то настораживало, заставляя гадать, кто он такой на самом деле.
Вторым вошедшим был гном. Он был на целую голову ниже своего спутника-человека, несмотря на высокий рыжий хохол. Однако он, очевидно, был куда тяжелее, чем можно было бы ожидать от бесприютного странника, благодаря целой груде мышц, обрамлявших его ширококостную фигуру. В одной руке у него была огромная секира, которую, должно быть, и кузнец едва ворочал бы обеими руками. Все его тело покрывали непонятные татуировки, а грубая кожаная повязка скрывала один глаз. Таких Вольфганг никогда раньше не встречал. Гном казался раненым и двигался медленно, с пустым, бессмысленным и непонимающим взором.